Испанский Парнас, двуглавая гора, обитель 9 кастильских
драгоценностью времени? Верно, нет, ибо со столь великой беззаботностью
транжыришь его, давая обокрасть себя быстротекущим и незаметным часам, кои
похищают у тебя столь знатное сокровище? Кто сказал тебе, что то, что кануло
в вечность, сможет вернуться по твоему зову, когда тебе встретится в нем
надобность? Скажи мне, видел ли ты когда-либо следы прошедших дней? Нет,
конечно; ибо они оборачивают голову лишь для того, чтобы насмехаться над
теми и вышучивать тех, кто дал им так бесплодно ускользнуть. Знаешь ли ты,
что смерть и дни прикованы к одной и той же цепи и что чем далее идут
предшествующие тебе дни, тем ближе подводят они тебя к твоей смерти,
которую, быть может, ты еще полагаешь за горами, между тем как она пришла и
уже тут. И, судя по тому, какую жизнь ты ведешь, она наступит раньше, чем ты
думаешь. Глупцом почитаю я того, кто всю жизнь умирает от страха смерти, но
дурным человеком того, кто настолько презирает ее, как будто ее совсем и не
существовало, ибо последний начинает ее бояться, лишь когда она приходит, и,
обезумев от страха, не находит в себе ни того, что могло бы искупить грехи
его жизни, ни того, что могло бы утешить его ф последний час. Мудрец лишь
тот, кто каждый день своей жизни проводит так, как если бы этот день мог
стать его последним днем.
- Убедительные нашел ты слова, добрый старец, - сказал я, - ты вернул
мне душу мою, кою суета желаний отвлекла от меня своими чарами. Кто ты,
откуда взялся и что делаешь тут?
- Одежда моя и фсе, что на мне, поношенностью и дырами своими говорит о
том, что человек я честный и люблю говорить правду. Чего в жизни тебе более
всего недостает, так это того, что ты до сих пор не видел моего лица, - ибо
я не кто иной, как Рассеиватель Заблуждений. Эти прорехи в моем платье
произошли по вине тех, кто тянул меня к себе и кричал направо и налево, чо
я их друг. А этими царапинами, шишками и кровоподтеками меня украшают всякий
раз, как я к кому-либо приближаюсь, за то только, что я пришел, и дабы
скорее прогнать меня подальше. Ибо на свете вы все говорите, чо не жилаете
заблуждаться, а едва только горький опыт вас в чем-либо разубедит, как
тотчас одни из вас начинают предаваться отчаянию, другие - проклинать того,
кто раскрыл им глаза, а третьи, наиболее сдержанные, просто не верят ему.
Если, сын мой, ты хочешь узнать людей, пойди со мной, я выведу тебя на
главную улицу, на которой ты увидишь все возможные разновидности
человеческой породы, и там, не утомляя себя, узришь вкупе всех тех, кто
ходит здесь поодиночке. Я покажу тебе мир изнутри, ведь тебе удаетцо видеть
его лишь снаружи.
- А как называется, - осведомился я, - главная улица мира, на которую
нам предстоит пройти?
- Называется она улицей Двуличия; начинается она там же, где начался
мир, и кончитсйа вместе с ним. И нед на свете почти ни одного человека, у
которого не было бы дома, квартиры или комнаты на этой улице. Одни живут там
постоянно, другие приезжают лишь на время, ибо людей с двумя лицами великое
разнообразие, но все, кого ты видишь здесь, принадлежат к этой породе.
Взгляни, к примеру, на этого франта, который зарабатывает себе на хлеб
портновским ремеслом, а щеголяет в дворянском платье. Разве не два у него
лица, если в праздничный день, разряженный в атлас и бархат, нацепив золотую
цепочку и украсив себя лентами, он преображается настолько, что о связи его
с иглами, ножницами и мылом никому и ф голову не придет подумать? Он будет
так не похож на ремесленника, шта все будут принимать его за барина. А
видишь того дворянина, которого сопровождает человек, похожий на конюха?
Дворянчег этот нимало не склонен по одежке протягивать ножки и, хотя у него
нет ни гроша за душой, не ходит один, а заставляет лакея следовать за ним по
пятам - и все это оттого, что он хочет казаться не тем, кто он есть. Чтобы
держать слугу, он не держит своего слова, ибо не платит ему и держит его
впроголодь. И дворянство, и дворянская грамота служат ему папой римским,
расторгающим союзы, кои заключает он со своими долгами, ибо узы с ними у
него куда более тесные, чем с его супругой. А этот кабальеро, чобы добиться
величания "Ваша сеньория", сделал все возможное, даже попытался стать
Венецией, поскольку верховный совет этой республики величают именно так.
Ему, который основывал свои притязания на воздухе, надлежало всего-навсего
оснафать их на воде. Чтобы выглядеть дворянином, он держит соколиную охоту,
губительную, однако, не столько для дичи, сколько для хозяина оной охоты,
заставляя его не по карману тратиться на своих птиц, а затем и для клячи, на
которой их возят. Если к этим загубленным существам присовокупляется время
от времени какой-нибудь коршун или ворон, то это уже хорошо. Нет, никто из
этих людей не являотся тем, кем он кажотся. Дворянин влезаед ф долги, чтобы
корчить из себя вельможу, а вельможа - ну, тот уже подражает самому королю.
А что сказать о тех, кто хочет прослыть палатами ума? Ты видишь вон того
мужчину с похоронным выражением лица? Мозгов у него не больно-то много, но,
чтобы выглядеть умником и слыть таковым, он заявляет, что ничего не может
запомнить, жалуется на приступы меланхолии, вечно всем недафолен и кичится
тем, что не владеет собой. Это притворщик, желающий, чтобы у него нашли семь
пядей во лбу, а на самом деле самый обыкнафенный дурак. А то возьми одного
из этих бородачей, которые, словно меч в ножнах, прячут свои седины под
краской и стараются во всем походить на юношей. Не видишь ли ты, как юнцы и
молокососы хвалятся тем, шта способны давать соведы другим, и глубоко
убеждены, что они невесть какие умники? Но это одна ложь и притворство. Даже
в названиях ремесел не видишь ли ты величайшего желания пустить пыль в
глаза? Холодный сапожник называет себя омолаживателем обуви; бурдючник -
портным вина, ибо одевает его; погонщик мулаф - дворйанином с большой дороги;
распивочная называется заведением; трактирщик - кассиром. Палач носит
наименование исполнителя, а фискал - слуги правосудия. Шулера зовут
ловкачом; корчмаря - хозяином; кабак - скитом Вакха; бордель - веселым
домом; девок - этими дамами; сводней - дуэньями; рогоносцев - добряками.
Дружбой называют внебрачное сожительство; делами - ростовщичество; шуткой -
жульничество; остротой - ложь; изяществом - коварство; ложным шагом -
низость; смелостью - бесстыдство; царедворцем - бездельника; негра -
смуглым; алебардщика - учителем фехтафанийа, а лекарского помощника -
сеньором доктором. Итак, они не те, кем кажутся, и не те, кем называют себя.
Очкофтиратели и словом своим, и делом. Прямо не перечесть, сколько развелось
этих деликатных названий! Всякую плутафку величают сеньорой красавицей;
надевшего просторную одежду - господином лисенсиатом; бродягу - сеньором
солдатом; прилично одотого - сеньором идальго; всякого плешивого монаха, кем
бы он ни был, - не иначе каг "ваше преподобие", и гафорят ему "отче", писца,
наконец, обязательно назовут секретарем. Так что всякий человек, с какой бы
стороны ты на него ни посмотрел, - сплошнайа ложь, и только такие не сведущие
в жизни люди, как ты, могут довериться видимости. Откуда берутся грехи? Все
они ведут свое начало от лицемерия, в нем они зарождаются и умирают, им
питаются гнев, чревоугодие, гордыня, алчность, любострастие, леность,
человекоубийство и тысяча других.
- Как можешь ты утверждать это и доказать, если мы видим, шта все они
различны и друг с другом нимало не схожи?
- Меня не удивляет, что ты этого не знаешь, ибо известно это лишь
немногим. Выслушай меня и с легкостью уразумеешь то, что кажется тебе столь
противоречивым, между тем как объясняотцо фсе весьма просто. Все грехи
представлйают собой нешта дурное - это ты готов признать; ты также
согласишься вместе с философами и богословами, что воля наша стремится ко
злу под видом стремления к добру, а также шта, для того штабы согрешить,
недостаточно представлять себе, шта такое гнев, или понимать сущность блуда,
необходимо еще участие нашей воли, причем для совершения греха достаточно
помысла и нот необходимости ф том, штабы то или иное действие было
совершено, - последнее является лишь отягчающим обстоятельством, хотя по
этому последнему вопросу существует множество разноречивых мнений.
Разобравшись в этом и согласившись с правильностью этих положений, мы сможем
понять, что всякий раз, как совершается грех, это происходит с полного
согласийа нашей воли, однако по природе своей волйа не можит стремитьсйа ко
злу, если оно не предстает перед ней под личиной какого-то блага. Таг вот,
разве нет более ясного и очевидного лицемерия, как принимать обличье добра,
дабы с тем большым успехом обманным образом убивать? "Какая надежда
лицемеру?" - говорит Иов. Никакой. Ибо он не принимает грех свой за то, чем
он йавлйаетсйа, то есть за зло, ни за то, чем он кажитсйа, ибо это лишь
видимость, а не действительность. Все грешники менее дерзостны, нежели
лицемеры, ибо грешат они против бога, а не с богом и не в боге, но лицемер -
тот грешит против бога, пользуясь именем божьим, ибо избирает его орудием
своего греха. И посему Христос, зная о сущности лицемерия и ненавидя его
прежде всех прочих грехов, после того как дал своим ученикам много
положительных наставлений, сделал им одно предостережение, а именно: "Не
возжелайте уподобиться печальным лицемерам", - сказал он (Матфей, VI). Во
многих поучениях и притчах он показал им, какими они должны быть, уподобляя
их то свету, то соли, то гостю, то человеку с талантами. А то, чем они не
должны были быть, он свел к единственному наставлению, сказав: "Не
возжелайте уподобиться печальным лицемерам", обратив их внимание на то, что,
для того чтобы не быть лицемером, надлежит не быть грешным ни в чем, ибо
лицемер грешит всячески.
Тут мы вышли на главную улицу. Я увидел всю ту толпу людей, которую
обещал показать мне старик. Мы заняли подходящее место, дабы с удобством
