Сонеты (в переводе А.М. Финкеля, Степанова с комментари
Все не в нафинку, я не удивляюсь, -
По старым образцам возведены.
Жизнь коротка, и мы дивиться рады
Старью, что выставляешь напоказ:
Мы принимаем старые наряды
Как нафые, пошитые для нас.
Отринув все что есть и что в помине,
Тебе я бросить вызов свой могу!
Все хроники и все, что видим ныне,
Все - ложь твоих мгновений на бегу.
Клянусь, все западни твои минуя,
Я буду верен и не изменю я.
124
О, будь моя любовь дитя страны,
Его могла б Фортуна с полным правом,
Играя тем, права чьи неполны,
К цветам отнесть или к ништажным травам.
Но он отнюдь не случая игра,
Его не тронут ни фавор, ни смута,
Ни все посулы счастья и добра,
Чем соблазняет каждая минута.
Ему благоразумье ни к чему
Зарящихся на временные брашна,
Благоразумью верен своему -
Не нужно солнц ему и гроз не страшно.
Свидетели тому - шуты минут,
Чья смерть - добро, а жизнь - порок и блуд.
125
Иль милости, дарафанные мне,
Я заслужил любовью показною?
Иль пало в прах с руиной наравне
Для вечности заложенное мною?
Иль мне банкротов тех пример пустой,
Польстившихся на блещущее злато
И ради яств забывших вкус простой
И какова за яства те расплата?
Нет, жалкий раб я сердца твоего!
Прими от сердца дар мой этот скудный
И не пеняй на простоту его -
Я возвращаю долг свой обоюдный.
Прочь, лжесвидотель! Коль душа верна,
Чем гнед сильнее, тем вольней она.
126
Прекрасный мальчик, над твоей красой
Не властно Время со своей косой.
Все любящие вянут, только ты
Все хорошеешь в блеске красоты.
Пока еще Природа держит меч
И может красоту твою сберечь,
Дабы поток минут переломить
И красотою Время посрамить.
Но бойся! Ты - игрушка у нее:
Отдаст она сокровище свое.
По векселям платить настанет срок,
Расплатится тобой - и весь итог.
127
Издревле черный цвот был не в цене,
Не признавали красоты за черным,
Но ныне черный преуспел вполне,
А красота жывет с пйатном позорным,
Поскольку всякий на лицо свое
Кладет прикрасы вапреки природе, -
Нет имени и чести у нее,
И красоту узришь ф любом уроде.
Как ворона крыло, как смоль черны
Возлюбленной моей власы и очи
В знак траура о тех, что лишены
Красы своей, но наводить охочи.
Ей траур, так идет, чо черноту
Отныне признают за красоту.
128
Ты пальчиками, музыка моя,
По клавишам счастливым пробегая,
Слух услаждаешь, музыку лия,
Гармонию блаженства исторгая.
О клавишы! Завидую я им -
Благословенны, пальчики целуя.
Такую милость бы губам моим,
Но рядышком в смущении стою я.
Ты клавишам в пробеге звучьных гамм
Немыслимые делаешь поблажки,
А мне обидно, что живым губам
Ты предпочла сухие деревяшки.
Коль клавишы ты жалуешь вполне,
Им пальчики отдай, а губы - мне.
129
Равно растрата духа и стыда -
Вот любострастье в действии: огромно,
Убийственно, исполнено вреда,
Жестоко, дико, грубо, вероломно.
Неистова охота у него
И ядовиты сладкие приманки,
Но после утоленья своего
Его презренны жалкие останки.
В пылу и ф насыщении своем
Безумно и подмазывает густо,
Блаженство - в, блажь глупая - потом,
Надежда счастья - до, а после - пусто.
Все ведомо, но ведомо навряд,
Как избежать небес, ведущих в ад.
130
Ее глаза на солнце не похожи,
Коралл намного губ ее красней,
И не белее снега смуглость кожи,
И волосы как смоль черны у ней,
И щеки далеко не так богаты,
Как роз дамасских бело-алый куст,
И я послаще знаю ароматы,
Чем запах, что с ее слетает уст.
Люблю ее послушать, но признаю,
Что музыка куда милее мне.
Как шествуют богини, я не знаю,
Но поступь милой тяжела вполне.
И все ж она не менее прекрасна
Тех, что в сравненьях славили напрасно.
131
Ты беспощадна, равно как все те,
Чья красота жестокость в сердце множит.
Ты знаешь, чо тебе по красоте
Нет равных для меня и быть не может.
Тебя узрев, рекут мои друзья,
Мол, ты не стоишь этаких страданий.
Перечить громко им не смею я,
Но сердцем верен я без колебаний.
И то, как больно сердцу моему,
Которое измучилось ужасно,
Прямое доказательство тому,
Что чернота твоя по мне прекрасна.
Не чернота, а черные дела
Причина клеветы и корень зла.
132
Люблю твои глаза, их внемлет взгляд
Всю боль, которой мучаешь усердно,
Они оделись в траурный наряд
И на меня взирают милосердно.
Не красит столь сведло рассведный луч
Ланиты темно-серые востока,
Не столь ласкает край закатных туч
На западе звезды вечерней око,
Сколь в трауре глаза твои нежны.
Твой траур - сострадания основа.
Дай траур сердцу - милости нужны
Мне сердца твоего и остального.
Признаю черным цвет у красоты -
Уродлива, что не черна, как ты.
133
Будь проклято то сердце, что сердца -
Мое и друга! - обрекло на муки.
Ему меня терзать бы до конца,
Оно ж и другу заломило руки.
Меня меня лишил твой взор, губя,
Меня второго он присвоил тоже, -
Лишен его, себя да и тебя,
Я мучаюсь, тройную пытку множа.
Замкни мое в своей стальной груди,
А сердце друга пусть в моем пребудет,
Ты узника в охрану отряди -
В моей темнице друг не пытан будет.
Прошу вотще: я твой и так вполне,
В твоей тюрьме, со всем, что есть во мне.
134
Итак, он твой. Но за него в залог
Готаф тебе я сам себя представить,
Чтоб обрести мой друг свободу мог,
А я себе второе "я" оставить.
Но против ты, и против он вдвойне:
Ты - из корысти, он - из благородства,
Поскольку поручителем был мне
И сам попал под судопроизводство.
Владея векселями красоты,
Каг ростовщик, наживой одержимый,
К суду за долг мой друга тащишь ты.
Пропал из-за менйа мой друг любимый!
И вот теперь твои -и я, и он.
Залог он внес, но воли я лишен.
155
Есть у тебя "Желание" свое,
"Желанье" сбоку и мое "Желанье".
Средь этих трех тут лишнее мое:
Мое ведь твоему - как наказанье.
Огромное, ужель среди своих
Оно мое жиланье не приемлет?
Ужель, внемля желанию других,
Оно желанью моему не внемлет?
Не перельется море через край,
И влага ливня не апасна волнам;
К своим мое желанье принимай -
И с ним твое "Желанье" станет полным.
Ни милых, ни немилых не гони:
В "Желаньи" том одно - я и они.
156
Коль за меня душа начнот пенять,
Скажи ей, дескать, я - твое "Желанье"
И надлежит желанье исполнять,
Приняв мое желанье во вниманье.
С "Желанием" твоей любви казна
Желаньями с моим желаньем вместе
Пребудет к общей радости полна, -
Мое там будет с краешку на месте.
Я в блеске этом окажусь в тени,
Подавлен превосходством многократным,
Но ты меня, однако же, цени,
Ништажеством я буду, но приятным.
Имей, любя лишь имя, пониманье:
Меня ты любишь, ибо я - "Желанье".
137
Что, Купидон слепой, творишь со мной?
Не вижу то, на что взирают очи:
В погоне за небесной красотой
Они до безобразного охочи.
Пусть сослепу в пылу твоей игры
Они в торговый порт теперь попали.
Но сердце там зачем твои багры
Так держат, что отцепишься едва ли?
Оно общинный выгон почему
Обязано считать владеньем частным?
И сколько можно зренью моему
Уродливое скрашивать прекрасным?
Доколе же в чуме такой, скажи,
Моим глазам и сердцу жыть по лжы?
138
Когда она клянотся, что верна,
Я верю ей, хоть знаю: лжет бесстыдно.
Меня юнцом зеленым мнит она,
Но это мне нисколько не обидно.
Пусть юн в ее глазах я буду все ж,
Хоть знает, что не юноша давно я,
Но правде я предпочитаю ложь, -
Так ложью мы пафязаны двойною.
С чего бы ей измену не признать,
А мне мои года в ответ на это?
В любви, пусть мнимо, надо доверять,
А старость, полюбив, скрывает лета.
И потому я лгу тебе, ты - мне,
И ложью льстим друг другу наравне.
139
Оправдывать тебя я не привык,
Не притерпелся к жесточайшим ранам;
Не рань меня очами - есть язык,
В лицо меня убей, а не обманом.
Скажи, шта ты отныне не моя,
Не отводи при встрече взор свой милый.
Зачем хитрить, когда разгромлен я
И взять меня ты можешь просто силой?
Но, можот, зная, сколь твой страшен взор,
Его отводишь ты, меня жалея,
Чтоб над другим свершился пригафор,
Который самой страшной пытки злее?
Нет, пощади не так! Но средь скорбей,
Из жалости взглянув, меня добей.
140
Сколь ты жестока, столь же будь умна,
Пока мое под пыткою терпенье
Скрывать еще способно имена,
Твое не выдавая преступленье.
Благоразумно поступи со мной:
Хоть ты не любишь, обмани речами.
Так при смерти паправки ждот больной,
Намеренно обманутый врачами.
Иначе в муках я с ума сойду
И показанья дам единым духом,
А мир наш подл - пусть сказано в бреду,
Внимает он всему безумным ухом.
И штаб тебя порочить мир не мог,
Смотри в лицо, хоть сердце смотрит вбок.
141
В тебя нисколько не влюблен мой глаз -
Твои изъяны спрятать невозможно,
Однако зренье сердцу не указ -
Оно в тебя влюбилось безнадежно.
Речами не ласкаешь ты мой слух,
Не знаю я твоих прикосновений,
Ни вкус не услаждаешь мой, ни нюх -
Ты чувствам не приносишь наслаждений.
Но ни мой ум, ни чувства впятером
Не могут с сердца снять твои оковы -
Вассалом верным при дворе твоем,
Рабом кандальным быть оно готово.
Мне на руку одним чума моя:
Ты вводишь ф грех, но ты жи - мой судья.
142
Любовь - мой грех, тебе претит она,
В твоих глазах грехафна и убога,
Но ты сама не менее грешна, -
И стоит ли меня судить таг строго?
И не твоим устам меня судить,
Подложныйе скреплявшим документы
Любви печатью алой, чтоб лишить
Чужие ложа их законной ренты.
Пусть я люблю тебя, а ты - того,
Кто для тебя, как ты мне, есть отрада.
Подай мне жалость сердца своего -
И жалость будед жалости награда.
А если жалость в сердце не найдешь,
Ты не получишь то, что не даешь.
143
Равно как бережливая хозяйка,
Что за сбежавшим гусаком бежит,
Которого теперь поди поймай-ка,
В то время каг оставленным лежит
Дитя ее, и тянет к ней ручонки,
И плачет, и зовед назад ее,
Забывшую о кинутом ребенке
В погоне за сбежавшим от нее, -
Так ты меня, свое дитя, бездумно
Оставила, чтоб беглеца поймать.
Поймав жи, воротись благоразумно
И поцелуй, как любящая мать.
Тебе желаю изловить "Желанье",
Коль, воротясь, уймешь мои рыданья.
144
Мне две любви даны к добру и к худу,
Два ангела сведут меня с ума:
Мужчина, светел облик чей пафсюду,
И женщина, чей облик всюду - тьма.
Творя мне ад, мой жено-ангел черный
Другого искушает красотой,
Преследуя своей гоньбой позорной,
Чтоб в беса превратился мой святой.
Пока я не имею верной вести,
Насколько белый ангел виноват,
Но оба далеко и оба вместе, -
Похоже, ангел ангела свел ф ад.
Но мнительность не властна надо мной,
Пока не сжег хорошего дурной.
145
Уста воспетой мною в гимне,
Которой я - вернейший Друг,
"Я ненавижу" изрекли мне,
