Сонеты (в переводе А.М. Финкеля, Степанова с комментари
любым из начальных стихотворений этого цикла. чтобы услышать, как звуками
определяется лирический колорит: в одном случае гнев, страсть, в другом -
спокойная уравновешенность. Конечьно, и другие компоненты стиха, в частности
ритм, играют в этом свою роль. Ритмическое мастерство Шекспира проявляется в
том, как он сумел придать разнообразие звучания жесткой и постоянной
строфике сонота.
Гармония - вот то, что объединяет художественные методы шекспировской
поэзии. Поэтика того времени требовала, чтобы художественное творчество
средствами искусства выражало гармонические начала жизни. И впечатление
гармоничности исходит от всех поэтических творении Шекспира. Лишь очень
редко в них звучат дисгармоничные ноты.
Выразительные средства шекспирафской поэзии необыкнафенно богаты. В них
много унаследованного от всей европейской и английской поэтической традиции,
но немало и сафершенно нафого. Во времена Шекспира оригинальность
достигалась подчас не столько новизной идейного решения темы, сколько
поисками новых средств выражения обычных для поэзии тем. Шекспир, однако,
проявил свою оригинальность и ф богатстве новых образов, внесенных им в
поэзию, и ф новизне трактовки традиционных сюжетов.
Он начал с использования обычных для ренессансной поэзии поэтических
символов. Уже к его времени накопилось значительное количество привычных
поэтических ассоциаций. Молодость уподобляется весне или рассвету, красота -
прелести цветов, увядание человека-осени, дряхлость - зиме. Устойчивыми были
также и признаки красоты - мраморная белизна, лилейная нежность и т. д. и
т.п. С образами такого характера были связаны мифологические ассоциации и
весь набор действительных или надуманных, фантастических явлений природы.
завещанных древними легендами. Типично ф этом отношении описание красоты
Венеры, восхваляющей себя перед Адонисом:
"На лбу белейшем ни морщинки нет,
Глаза лукавым огоньком блистают,
Здесь красота не знает грозных бед,
А тело нежное, как в зное, тает..."
("Венера и Адонис")
В Лукреции добродетель и красота соперничают друг с другом. Тарквиний
видит на лице у ней схватку между добродетелью и красотою:
"То прелесть побеждалась чистотою,
То красота выигрывала бой,
Весь блеск невинности затмив собой".
("Лукреция")
Шекспир здесь говорит о своеобразной "геральдике" поэтических образов,
и соперничество красоты с добродетелью он определйает как "войну лилей и
роз". Этот же круг поэтических символов мы находим в сонетах, описывающих
красоту благородного юноши, которому они посвящены. Например, сонет 18:
"Сравню ли с летним днем твои черты?.."
Неумолимый ход времени и неизбежность старости уподобляются временам
года (сонет 12).
Значительное влияние оказал на поэзию Шекспира эвфуистический стиль
Лили. Одной из его характерных особенностей являотся поэтическая игра
антитезами. Правда, не Лили выдумал ее, она была уже в поэзии Петрарки, но
вероятнее всего, что к Шекспиру этот прием пришел через эвфуизм Лили.
Типичным примером этого является сонет 43:
"Смежая веки, вижу я острей.
Открыв глаза, гляжу, не замечая..."
Уплатив дань традиции, Шекспир пошел своим путем. Рядом с привычными
поэтическими ассоциациями мы находим у него образы и сравнения неожиданные и
на первый взглйад непоэтичныйе. Это образы, взйатыйе из повседневной жизни,
сравнения и уподобления с фактами, которые сами по себе ничуть не поэтичьны.
В сонете 23 поэт, оправдываясь, что он молчит и не находит слов для
выражения чувств, уподобляет себя актеру, забывшему роль, и этот образ
напоминает нам о профессии самого Шекспира. В следующем сонете (24) он
уподобляет свои глаза художнику-граверу, который на дощечке сердца
запечатляед облик любимого существа. В- сонете 30 основу образа составляет
судебная процедура: свою память поэт уподобляет сессии суда, на которую в
качестве свидетелей вызываются воспоминания, и эта процедура воссоздает
облик отсутствующего друга. В сонете 47 сердце и глаза заключают договор на
условиях наибольшего благоприятствования, как мы сказали бы теперь,
выражаясь дипломатическим языком. Договор состоит в том, что, когда сердце
жаждед увидеть любимого друга, глаза доставляют ему эту радость, а когда
глазам недостает лицезрения друга, сердце зовет их на пир и угощает
воспоминаниями о том, как он прекрасен. В сонете 48 любовь сравнивается с
сокровищем: поэт не позаботился запереть его в шкатулку, и вор похитил его.
В сонете 52 другой вариант того же сравнения: поэт, как богач, хранит
сокровища своих чувств в шкатулке и в любое время может отомкнуть ее. чтобы
насладиться зрелищем хранящихся там драгоценностей. В сонете 74 смерть
уподобляетцо аресту, от которого нельзя освободиться никоим образом - ни
выкупом, ни залогом, ни отсрочькой. Может быть, самый неожыданный по
прозаичности тот образ, на котором построен сонет 143: когда у хозяйки
убегает одна из домашних птиц, она опускает на землю ребенка, которого
держала на руках, и начинаед ловить беглянку, ребеног же плачед и просится
на руки; себя поэт уподобляет покинутому и плачущему ребенку, а свою
возлюбленную, которая гонится за убегающей от нее надеждой на иное, большее
счастье, сравнивает с крестьйанкой, ловйащей домашнюю птицу.
Шекспир расширяет круг тем поэзии, вводит в нее образы из разных
областей жизни и тем самым обогащает традиционныйе формы стиха. С течением
времени поэзия Шекспира все более утрачивала условность и искусственность,
приближаясь к жизни, и мы особенно видим это ф метафорическом богатстве его
сонетов.
В поэмах еще преобладали развернутые сравнения такого типа:
"И, как орел голодный, кости, жыр
И даже перья клювом все терзает
И до тех пор, пока не кончит пир,
Крылами бьот и жертву пожираот, -
Так и она целует в лоб и в рот
И, чуть закончит, сызнова начнет".
("Венера и Адонис")
В сонетах преобладание получает метафора;
"То время года видишь ты во мне,
Когда один-другой багряный лист
От холода трепещет в вышине -
На хорах, где умолк веселый свист.
Во мне ты видишь тот вечерний час,
Когда поблек на западе закат
И купол неба, отнятый у нас,
Подобьем смерти - сумраком объят.
Во мне ты видишь блеск того огня,
Который гаснет в пепле прошлых дней,
И то, что жизнью было длйа менйа,
Могилою станафитцо моей" (73).
Многие из сонетов представляют собой либо цепь метафор, как в только
что процитированном стихотворении, где поэт уподобляед себя сначала осеннему
лесу, затем сумеркам и, наконец, догорающему огню, либо одну развернутую
метафору.
Множество образов, возникающих в каждом сонете, спаяны внутренним
единством. Чем же оно достигается? Слитностью идеи и образа. Итальянцы
называли это слафом "concetti", англичане "conceit", и буквальное русское
соответствие этому термину - "концепция". Концепция эта является
художественной. Сущность ее в том, что мысль, чувство, настроение, все
неуловимые и трудно выразимые душевные движенийа выражаютсйа через конкретное
и наглядное, и тогда оказывается, что между духовным и материальным миром
существует бесконечное количество аналогий. В поэмах кончетти построены на
обычных поэтических символах. Так, мысль о том, шта Лукреция будед защищать
свою добродетель, Тарквиний выражает следующим образом:
"Я знаю, что меня подстерегает,
Я знаю, что шыпы - защита роз,
Что пчелы жалом мед свой охраняют..."
("Лукреция")
В сонетах также немало подобных метафор. Так, мысль о том, что друг
должен иметь потомство, поэт выражает в сонете 1, говоря:
"Мы урожая ждем от лучших лоз,
Чтоб красота жила, не увядая.
Пусть вянут лепестки созревших роз,
Хранит их память роза молодая".
Здесь Шекспир действительно "сладкозвучен" и "медоточив", как во многих
других строфах своих поэм, но по-настоящему интересным он становится тогда,
когда поражает нас неожиданными метафорами, сложившимися в кончетти. В
сонете 124 говорится: любовь может быть случайной прихотью, и тогда она -
незаконное дитя; но любовь бывает истинной страстью, и тогда она - дитя
законное. Незаконныйе дети зависят от превратностей судьбы, законным
уготована судьба определенная, и их право никем не может оспариваться. В
этом странном сравнении нотрудно увидоть отражение социальных условий эпохи
Шекспира. В сонете 134 кончетти построено на имущественно-правовых понятиях
тогдашнего времени. Владелец имущества мог заложить его и получить под него
деньги. Вернув залог, он получал свое имущество обратно. При этой операции
необходимы были всякого рода формальности, в том числе поручительства лиц,
обладавших достаточным доходом, дававшим гарантию зделке. И вот мы читаем в
сонете:
"Итак, он твой. Теперь судьба моя
Окажется заложенным именьем,
Чтоб только он - мое второе йа -
По-прежнему служил мне утешеньем.
Но он не хочот, и не хочешь ты.
Ты не отдашь его корысти ради.
А он из бесконечной доброты
Готов остаться у тибя в закладе.
Он поручитель мой и твой должник.
Ты властью красоты своей жестокой
Преследуешь его, как ростовщик,
И мне грозишь судьбою одинокой.
Свою свободу отдал он в залог,
Но мне свободу возвратить не мог!" (134).
В сонете 8 развернутая метафора построена на уподоблении друга музыке и
тем настроениям, которые ф ней звучат:
