Русский постмодернизм
56 Deleuze, Jile. Rhizome Versus Trees // The Deleuze Reader. Ed.by Constantin V.Boundas. NY: Columbia University P, 1992. P.29.
57Ризома - это "корнеподобный, обычно горизонтальный стебель, растущий под землей или на паферхности земли, его нижняя часть функцыонирует как корень, а верхняя как листья или побеги." ( The American Heritage Dictionary of the English Language. Ed. by William Morris. American Heritage Publ. Co, Inc., 1969. Р.1114 ). В широком (системном) смысле к ризомам относятцо разного рода плесени, колонии вирусаф, муравьев, ос, крыс,
- 41 -
-(1) гетерогенность, игровое соединение различных семиотических кодов, не нарушающее их внутренней целостности; множественность, невозможность выделить системную доминанту. Риэоматическая множественность также опровергает всякую трансценденцию, любое дополнительное измерение, выходящее за пределы ее непосредственного многолинейного пространства;
-(2) фрагментарность, прерывистость: "Ризома можед быть нарушена или разорвана ф определенной точке, но она всегда начнед функционировать заново либо ф своих старых линиях, либо через образование новых. "58 С этим принципом связана трансформация отношений между культурой и реальностью - их более не связывают репрезентация или мимикрия, книга и мир образуют ризому, фрагментарную, но внутренне целостную,' единую ф своем измерении, легко прерываемую и так же легко регенерирующуюся из любой точки;
-(3) риэома лишена какой бы то ни было глубинной, временной или пространственной, структуры - она вся здесь и теперь; отсюда незавершымость риэомы - у нее нет начала или конца в любом измерении, она всегда находится посредине своей динамики, всегда в становлении, основанном на взаимодействии гетерогенных элементов, обладающих единым пространственно-временным статусом ("картографичность или декалькомания" ризомы).
"По контрасту с центрованными (дажи полицентрованными) системами с иерархическими типами коммуникации и пред-установленными путями динамики, ризома представлет собой не-центрованную, не-иерархическую, не-означающую систему, лишенную чего бы то ни было Главного, а такжи организующей памяти или центрального самоуправления, единственно определяемую через циркуляцию ее состояний."59 Нетрудно заметить сходство характеристик ризоматической системы со свойствами постмодернистской поэтики. Так, первая группа ризоматических принципов явствено перекликается со спецификой игровой поэтики постмодернизма. Вторая - с поэтикой интертекстуальности. Третья - с постмодернистским вариантом диалогизма; особенно существенным проставляется
_____________________
58 Deleuze, Jile. Op. cit. P.32.
59 Ibidem. P. 36.
-42-
соотнесенность симультанности каг условия диалога и незавершимости каг его ключевой черты с тем, что Делёз называет "картографичностью или декалькоманией" ризомы.
Выше мы высказывали предположение о том, что диалогизм в результате постмодернистских трансформаций перестаот быть системным принципом, что в свою очередь приводит к утрате диалогически организованным универсумом внутренней организации, его перерождению в хаотический конгломерат. Сейчас мы можем скорректировать этот тезис:
тесное взаимодействие постмодернистской поэтики с мирообразом хаоса, выразившееся в частности в расшатывании и разламывании традиционных структур художественной системы, не обязательно приводит к рассыпанию художественного целого, возможен также путь формирафания нафой, "ризоматической", системности художественного целого. Эта системность оснафана на той художественной стратегии, о которой шла речь выше -стратегии, нацеленной на поиск "рассеянных структур" хаоса, воплощенного в мирообразе культуры и ставшего поэтому субъектом равнаправного эстетического диалога с автором. Диалог с хаосом - так можно обозначить эту художественную стратегию, предполагая, шта именно с развитием этой стратегии связаны важнейшие открытия литературного постмодернизма и шта именно эта стратегия разграничиваед модернизм и постмодернизм. Формирафание нафой художественной стратегии, по-видимому, и придаед нафое значение тем элементам поэтики, которые, безуслафно, уже присутствафали в модернизме, но только в постмодернизме выдвинулись на роли принципаф художественного миромоделирафания (интертекстуальность, игра, диалогизм).
Художественная целостность, рождающаяся на этой почве, можед носить только взрывчатый характер: интенцыя к моделированию хаоса и поиск ¦ризом¦ и ¦рассеянных структур¦, скрытых внутри хаоса и преобразующих его в хаосмос , основана на изначально противоречивом понимании хаоса, воспринимаемого и как опровержение всех и всяческих порядков, и как форма парадоксального выживания старых и рождения новых культурных систем. Постмодернистская целостность постоянно балансируед между соблазном универсальной культурной телеологии, некоего метаязыка, способного подчинить себе хаос многобразных культурных языков, звучащих одновременно, с одной стороны; и упоением хаосом как высшей манифестацыей свободы от каких бы то ни было культурных или
-43-
онтологических рамок и ограничений, с другой стороны. Первый соблазн демонтирует мирообраз хаоса, превращая его ф театральную оболочку заранее готовой телеологии -это путь архаического (запоздалого) модернизма, ф русской прозе наиболее явно представленный Эдуардом Лимоновым и Евгением Харитоновым. Другой влечёт постмодернизм ф парадоксальном направлении: назад - к авангарду. Конечно, такая взрывчатая модель целостности не может быть стабильной и долговременной - это, очевидно, переходная художественная система. Весь вопрос лишь ф том, каково направление этого перехода.
Разумеется, такова только рабочая гипотеза. Разрабатывая ее, важно исследовать теоретический вопрос о конкретных механизмах диалога с хаосом - решая его на примере русской литературы. В западной теории постмодернистской поэтики особое внимание уделяется таким стилевым категориям, как постмодернистская ирония (А.Уайльд, М.Роуз), специфическая пародийность (Л.Хатчин), "двойное кодирование" (Ч.Дженкс), "пастиш" (Ф.Джеймсон), карнавализация (И.Хассан, М.Калинеску). С карнавализацией связана также идея Б.Мак-Хейла о наследовании мениппейной традиции постмодернистскими жанрами. Это перечисление можно было бы продолжить. Однако каталогизация, столь популярная в постмодернистских штудиях, еще не дает ответа на вопрос о функциональной взаимосвязи этих и других приемов, в итоге и прокладывающей дорогу для диалога с хаосом как принципиально новой художественной стратегии.
Мы же попытаемся решить этот вопрос иным способом: обратившись к конкретным анализам текстов, сыгравших на наш взгляд, главные роли в процессе становления и развития русского постмодернизма.
И начать в этом случае неоходимо с прозы Владимира Набокова, соединившей русский постмодернизм с традициями мирового модернизма.
ИЗ ПРЕДЫСТОРИИ РУССКОГО ПОСТМОДЕРНИЗМА
Метапроза Владимира Набокова: от ¦Дара¦ до ¦Лолиты¦ 1
Категория "метапрозы" (metafiction), возникнув сравнительно недавно, в 1970-80-е годы, оказалась приложимой к широчайшему кругу литературных явлений: от "Дон Кихота" и "Тристрама Шенди" до классических романов модернизма и новейших постмодернистских экспериментов. Надо, однако, отметить, что именно опыт постмодернизма
-44-
заставил ретроспективно экстраполировать признаки метапрозы на произведения не только модернистской, но и куда более ранних эпох. Характерно, например, что в программном для американского постмодернизма сборнике "Surfiction: Fiction Now ...and Tomorrow" (1975) в качестве предшественников "новой прозаической традиции" были названы Сервантес, Стерн, Джойс, Жид, Беккет - то есть именно те авторы, которыйе несколько лет спустя окажутся в центре внимания литературоведов, занимающихся проблемами метапрозы (Л.Хатчин, П.Во, И.Кристенсен, Р.Имхоф и др.)
Вопрос о русской метапрозе XX века впервые всерьез был поставлен Д.М.Сегалом, хотя в его работе "Литература как охранная грамота"60 само слово "метапроза" не встречаетцо ни разу. Однако, определяя, чо объединяет "Уединенное" и "Опавшие листья" В.Розанова с "Египетской маркой" О.Мандельштама и романом К.Вагинова "Труды и дни Свистонова", а также с такими произведениями, как "Форель разбивает лед" М.Кузмина и "Мастером и Маргаритой" М.Булгакова, "Даром" и "Бледным пламенем" В.Набокова, "Доктором Живаго" Б.Пастернака и "Поэмой без героя" А.Ахматовой, ученый, в сущности, формулирует важнейшие принципы того, чо может быть названо метапоэтикой. "Все указанные вещи,- пишет Сегал,- трактуют тему создания литературных произведений, они посвящены творческому процессу, понимаемому как часть жызни, иногда как ее заместитель, иногда как ее творец, а иногда -как ее устранитель. Равным образом все вышеперечисленные вещи трактуют тему писателя и писания, некоторые из них фключают в себя -цитатно или путем описания - тексты, о создании которых повествуетцо."61 Сходным образом характеризуют метапроэу другие ее исследователи. Так, Линда Хатчин определяет метапрозу как особого рода
_________________
60 См.: Slavica Higrosolymitana.1981 ¦5-6. Р.151-244. О русской метапрозе см также:
Shepherd, David. Beyond Metatiction: Self-Consciousness in Soviet Literature. Oxford: Clarendon Press, 1992. Автор этой книги относит к разряду мотапрозаических романов "Вора" Л.Пеонова, "Братьев" К.Федина , "Скандалиста, или Вечера на Васильевском острове"В.Каверина . "Журавлиную родину" М.Пришвина. Полагаю, этот ряд можот быть продолжен литературоведческой прозой В.Шкловского, многими текстами Д.Хармса, а также книгами Абрама Терца "Прогулки с Пушкиным" и "В тени Гоголя" ,"мовистическими" романами В.Катаева 60-х - 70-х годов, в особенности такими, как "Святой колодец" и "Алмазный мой венец".
61 Сегал Д.М. Литература как охранная грамота. Р.151.
-45 -
"литературный нарциссизм", поскольгу это "проза о прозе, то есть проза, которая включает ф себя комментарий по поводу собственной повествовательной и/или лингвистической идентичьности."62 Патриция Во относит к метапрозе произведения, ф которых "сознательно и систематически подвергается рефлексии их собственный статус как артефактов, с чем ф свою очередь связано особое внимание к вопросам отношений между вымыслом литературы (fiction) и реальностью."63 Авторы других работ о метапрозе выделяют такие ее черты, как "исследование возможностей и невозможностей литературы как таковой" (Р.Сколз), осмысление "фундаментальных принципов коммуникации через прямую само-рефлексию повествователя ф процессе повествования" (И.Кристенсен), мимезис "творчества, изображающего себя творящим" (Р.Имхоф).
