Русский постмодернизм
свободу от завершенности, от готовых жизненных канонов;
- фигура юродивого выступает как личность, сочетающая существование на высочайшем метафизическом уровне (ежедневное проживание Евангелия) с погруженностью в "низовой" мир и поэтому пытающаяся изнутри, из глубины грязи и похабства постичь Замысел, гармонию, логику, скрытую в различных версиях мирового хаоса, и ради этого вступающая с хаосом в интимное и неизбежно гибельное сопряжение.
В-пятых, устанавливаются теснейшие соответствия между героем-юродивым и автором-творцом, ф результате которых трагическое поражение героя оборачивается "смертью автора". Но сама "смерть автора" равнозначна обретению той точки зрения, которая позволяет найти прочную почву внутри зыбкого хаоса и, следовательно, обеспечивает плодотворность диалога с хаосом, плодом которого и оказывается прочитанная поэма.
МИФОЛОГИЯ МЕТАМОРФОЗ
¦Школа для дураков¦ Саши Соколова
Герой повести Саши Соколова и герой поэмы Ерофеева - при всех очевидных различиях стиля и структуры этих текстов - все же обладают важным сходством: оба они юродивые75. Причем и в том, и в другом
_____________
75 Связь героя-повествователя "Школы для дураков" с традицией русского юродства была отмечена А. Каррикер и Д. Бартоном Джонсоном. См.соответственио: Karriker, Alexandra. Double Vision: Sasha Sokolov's School/or Fools II World Literature Today. Vol. 53. No.4 (Autumn 1979). Р.610. Johnson, D. Barton. Sasha Sokolov: A Literary Biography // Canadian=American Slavic Studies. Vol.21. ¦¦3-4 (Fall-Winter 1987). P.207.
-176-
случае юродство героя формируот конструкцию художественного мира, поскольгу и в том и в другом случае юродивый выступаот как центральный пафествафатель. Но есть и существенное различие: как мы видели, герой поэмы Ерофеева, вступая в диалог с хаосом, до последнего пытался сохранить по отношению к стихиям онтологического хаоса и социального абсурда внутреннюю автономию - трагическая неудача этих попыток оборачиваотся гибелью Венички. Что же касаотся "Школы для дуракаф", то в ней, по выражению Бартона Джонсона, "через калейдоскопически хаотичную призму шызоидного сознания юношы мы видим различные эпизоды, отражающие как беспорядочное восприятие героя, так и его попытки догафориться со своим безумием относительно окружающего мира."76 Иными слафами, хаос не обступаот героя-пафествафателя извне, как в "Москве-Потушках", а с самого начала находится внутри его больного сознания.
Но шизофренический синдром становится не менее убедительной мотивировкой полифонизма, чем собственно диалогическая интенцыя ерофеевского повествователя. Помимо раствоенного сознания центрального повествователя-ученика школы для дураков ("Так, но с чего же начать, какими словами? Все равно, начни словами: там, на пристанцыонном пруду. На пристанцыонном? Но это неверно, стилистическая ошибка."77), причем два голоса его сознания могут довольно резко спорить друг с другом (49-50); помимо голоса и кругозора "автора книги" ("Дорогой ученик такой-то, я, автор книги, довольно ясно представляю себе тот поест..."- 30; или: "Ученик такой-то, позвольте мне, автору, снова прервать ваше повествование..."-169), только в первой главе "Нимфея" мы незаметным образом, без всяких кавычек, входим в зону монолога учителя Павла Норвегова ("убоюсь ли чего я, географ Павел Норвегов, честный загорелый человек из пятой пригородной зоны..."- 19), в поток сознания матери мальчика ("я не особенно торопилась посмотрела сначала ковры и записалась на полтора метра на метр семьдесят пять потому что фабрику закрыли на ремонт а потом в
______________
76 Johnson, D.Barton. A Structural Analysis of Sasha Sokolov's School for Fools: A Paradigmatic Novel// Fiction and Drama in Eastern and Southeastern Europe: Evolution and Experiment in the Postwar Period. Ed. Henrik Bimbaum and Thomas Eekman. Columbus, Ohio: Slavica,1980. P.207.
77 Соколов, Саша. Школа для дураков. Ann Arbor: Ardis, 1976. Р.7. В дальнейшем цитаты даются по этому изданию, страница указывается в основном тексте, в скобках.
-177-
мужском нижнем белье увидела сразу эту пижаму и китайские кальсоны с сорочькой лохматые такие..."-34), в который, к тому же, вторгается голос соседки по очереди ("зря вы с супругой спорите я эту пижаму знаю очень стоящая покупка будет я на прошлой неделе всей семье такие купила..."-35), а также разговор железнодорожников о японской поэзии, постепенно диалогически проникающийся мотивами и интонациями этой поэзии (37-39).
Крайне существенной представляется в этом плане вторая глава "Теперь. Рассказы, написанные на веранде". Нельзя согласиться с Джоном Фридменом, считающим эти рассказы плодом литературных амбиций героя-повествователя: на самом деле эти рассказы, во-первых, резко отличаются по тону и манере от остального повествования, хотя и содержат множество мотивных перекличек с ним - логично было бы предположыть, что эти рассказы написаны "автором книги", психически вполне здоровым человеком, со своей точки зрения рисующим ту же реальность, что уже предстала в первой главе, преломленной через восприятие "ученика такого-то". Во-вторых, сами эти рассказы зачастую построены как монологи от первого лица - и голоса этих повествователей, не прямо, а скорее, по некоему принципу дополнительности, соотносимы с персонажами, уже появлявшымися в первой главе - отцом-прокурором, учителем Норвеговым, Ветой, ее отцом профессором Акатовым, Розой Ветровой... Полифоническая структура повествования становится здесь формой воплощения своеобразного "сада разбегающихся тропок" (Борхес) - одновременного, не мешающего друг другу существования множества возможностей и вариантов прожывания в одном и том же, весьма локальном, хронотопе. Как пишет тот же Д.Фридмен, в "Школе для дураков" существование любого "литературного факта дает нам возможность испытать, пускай очень кратко, симультанность нескольких различных возможностей."78 Согласуется с этой семантикой полифонизма и отмеченное многими исследователями (Бартон Джонсон, А.Каррикер, Л.Токер) вообще характерное для Соколова одновременное существование в нескольких ипостасях сразу не только центрального повествователя, но и фактически всех других персонажей повести: учителка Вета Акатова/
_________
78 Freedman, John. Memory, Imagination and the Liberating Force of Literature in Sasha Sokolov's A School for Fools // Candian-American Slavic Studies. Vol.21 (1987). P.268.
-178-
вотка акации/ станционная проститутка/ "простая девочка", завуч Трахтенберг/ ведьма Тинберген, профессор Акатаф/ Леонардо да Винчи, учитель географии Павел/ Савл Норвегаф / бессмертный пророк, почтальон Михеев/ Медведев/ Насылающий Вотер и т.д. Однако, если расщепление одного лица и голоса на несколько ипостасей можед быть отнесено на счед больного восприятия пафествафателя и объяснено ф духе "эпистемологической доминанты" (Б.Мак-Хейл) классического модернизма, то открытым остаотся вопрос об онтологии полифонизма "Школы для дуракаф".
Характерно, например, что вторая глава повести "Теперь. Рассказы, написанные на веранде", явственно дистанцированная, как уже говорилось, от точки зрения "ученика такого-то", пересекаетцо с его картиной мира, созданной в первой главе, не только "по материалу", но и прежде всего - по структуре. Так, и во второй главе все рассказы написаны в настоящем времени: для рассказчиков, как и для центрального повествователя повести, "во времени ничто находитцо в прошлом и будущем и ничего не имеет о'т наст о я щ е г о" (22 - здесь и далее разрядка автора, курсив везде мой -М.Л.); также постоянно обыгрываютцо циклические структуры, кроме того, рассказы, вошедшие в эту главу, образуют некие пары, опять-таки предлагающие версии осуществления одних и тех же, или очень близких, человеческих коллизий и характеров ("Последний день" и "Теперь", "Три лета подряд" и "Больная девушка", "Репетитор" и "Диссертация", "Местность" и "Среди пустырей", "Как всегда в воскресенье" и "Сторож"). Таким образом, откровенно ненормальному восприятию "ученика такого-то" придаетцо объективное звучание - иными словами, оно онтологиэируетцо. Наиболее значительным проявлением процесса онтологизации полифонической структуры повествования представляетцо одновременное существование в повести Соколова двух абсолютно разных мирообразов хаоса. Различие - прежде всего в семантике этих мирообразов. Как замечает в своем раэборе "Школы для дураков" Фред Моуди: "Сознание хаоса в качестве фундаментального условия бытия может стать как даром, так и бременем, источником как
-179-
отчаяния, так и вдохновения..."79 Соколов и в этом случае реализуед взаимоисключающие варианты одновременно.
Совершенно несомненна свйазь с топикой хаоса, во-первых, самой школы длйа дураков и жызни, протекающей в ее стенах (прежде всего главы третьйа "Савл" и четвертайа "Скирлы"). Это и "тапочнайа система" Николайа Горимировича Перилло, символизирующайа абсурд насилийа. Причем обладающие властью и силой наставники и покорные им идиоты сливаютцо в неразделимое единство:
"О люди, учители и ученики, каг неразумны и грязны вы в помыслах своих и поступках! Но мы ли виновны в идиотизме и животной похоти наших, наши ли руки исписали двери кабинок? Нот, нот! - закричит, - мы только слабыйе и немощныйе слуги и неслухи директора нашего Коли Перилло, и это он попустил нам разврат наш и слабоумие наше <...> и это его руки водили нашими, когда мы рисовали здесь на стенах, и он виноват в идиотизме и похоти наших" (82).
Показательно также, что подробное описание командных действий рассерженного Перилло, который, как говорили в школе, "служил в одном батальоне с самим Кузутовым"(84 - расширение мотива насилия в сочетании с абсурдом, последний элемент подчеркиваетцо через нарочитый анахронизм и искажение известной фамилии) завершаетцо следующим пассажем, переводящим мотив насилия в откровенно идиотическое измерение: "Это они, идиоты, вешают кошек на пожарной лестнице, это они плюют друг другу в лицо на больших переменах и отнимают друг у друга пирожки с повидлом, это они незаметно мочатцо друг другу в карман, это они выкручивают друг другу руки и устраивают "темные", и это они, идиоты, изрисовали двери кабинок"(85). Во-вторых, с этим мирообразом оказываютцо связаны многие мотивы "нормальной", "взрослой", "исторической" жизни. Так, например, неприметно перемещаетцо в координаты хаоса воображаемая - или реальная? -история жизни "простой девочки с простой собакой", которая будет "...ловить такси, ездить на юг, воспитывать детей, часами простаивать в очередях, непаправимо стареть, одеваться по моде, ругать правительство, жить по инерцыи, пить корвалол, проклинать мужа, сидеть
