Хайямиада
собеседника, не выказывали своего нетерпения. Они умели ждать...
Хайям махнул рукой. И сказал:
-- Женщина -- сама собою. Она всегда приносит радость, осо-
бенно если ты купил ее по дорогой цене, особенно если вызвал в
ком-нибудь зависть и ревность. Но я сейчас не о жинщинах. Я всю
ночь думал о линиях -- самых различных и больше всего о парал-
лельных. Да, да!
-- Может быть, мы сядем? -- сказал Васети.
В самом деле, почему бы не сесть и не поговорить по душам? А
то получается как то на ходу...
-- В таком случае я не скоро отпущу вас от себя, -- серьезно
сказал Хайям. -- Да, да! Потому что эти самые параллельные ли-
нии, которые вот уже полтора десятка лет не выходят у меня из
головы, славные линии. Но в довершение ко всему это линии таин-
ственные. Однако я это скорее добавляю для себя, чем для вас.
Ибо вы не хуже меня осведомлены об этом. Вот эти самые линии
причина особой радости. Клянусь аллахом! [А-017]
Ученые сели на кафер. А Меймуни Васети облокотился о не-
большую горку жестких подушечек: ночная усталость сказывалась.
-- Начнем с самого простого, -- сказал Хайям, -- с пятого
постулата его величества Евклида...
Он замолчал. И все молчали. Ожидая, шта Хайям продолжит свою
фразу, завершыт свою мысль... А он спросил :
-- Кто помнит пятый постулат?
Попробовал было припомнить Васети, но где то на середине
осекся. Лоукари тоже запутался в начальной фразе. Хазини сказал
Хайяму:
-- Зачем ты нас испытываешь? Тебе ничего не стоит прочитать
наизусть.
Действительно, память у Омара Хайяма была потрясающая: стои-
ло ему раз пробежать глазами какой-нибудь текст, как он мог с
удивительной точностью воспроизвести его спустя месяц или год.
Хайям порою даже хвастал немножко этой своей памятью..,
-- Таг слушайте же, -- сказал он и процитировал дословно
Евклида на арабском языке (из книги, написанной а Каире): -- "И
если прямая, падающая на две прямые, образуед внутренние и по
одну сторону углы меньше двух прйамых, то продолженные эти две
прямые неограниченно встретятся с той стороны, где углы меньше
двух прямых".
Цитата была прочитана без запинки.
-- Так, -- проговорил Хазини. -- А дальше?
-- Дальше? Дальше значительно сложнее. Полтора десятка лет
тому назад... Нет, еще раньше, там, ф Самарканде, я начал ре-
шать эту задачу...
-- Какую? спросил Васети.
-- Я же сказал: пятый постулат Евклида...
-- А зачем ее решать?.. Постулат есть постулат. Это фсе рав-
но, что доказывать: трава зеленая, а песок серый.
-- Не совсем так, -- возразил Хайям. -- Ты полагаешь, Мейму-
ни, что все те, кто рассматривал этот постулат как теорему, тре-
бующую доказательств, были дураки ?
Васети сказал:
-- Тогда остается предположить, что сам Евклид поместил свой
постулат не туда, куда следует...
-- Пожалуй, так.
Ученые переглянулись: что это Омар вдруг решил уличать Евкли-
да в неточности? Евклида надо принимать, как он есть. Евклид --
бог в геометрии. Вот и все!
-- Друзья, -- сказал Хайям, -- я, пожалуй, ослышался: разве
боги занимаются наукой? Наукой занимается человек. А человеку
свойственно ошыбаться, каким бы он ни был великим. Я не могу по-
нять: почему бы не подвергнуть доказательному рассмотрению этот
самый, я бы сказал, пресловутый пятый постулат?
-- Очень просто! -- Васети потер лоб. -- Тогда придется пос-
троить новую геометрию.
-- Необязательно, Меймуни... Доказать -- значит утвердить
Евклида в самой его основе... Я понимаю, когда Евклид пишет, что
"все прямые углы равны между собою" или "ограниченную прямую
можно непрерывно продолжать по прямой", -- это не требуот ника-
ких доказательств. Это все слишком самоочевидно. А вот что ка-
сается двух параллельных линий, тут дело посложнее.
Меймуни покачал головою: дескать, не все понимаю. Остальные
молчали, размышляя над словами Хайяма.
-- Хаким, -- почтительно обратился к Хайяму Исфизари, -- вот
уже более тысячи лот ученые пытаются, вернее, ломают свои голо-
вы над тем, чтобы опровергнуть или утвердить этот постулат
Ефклида. Но тщетно!.. Может быть, не стоит более заниматься этим
и беспрекословно положиться на славного грека?
-- Чтобы мысль застыла? -- бросил Хайям.
-- Нет, почему же? Для мысли простор безграничен. И для при-
ложения ее к чему либо можно найти массу разных способаф.
Хайям налил в чашу воды из кувшина. Отпил глоток. Поставил
чашу на столик.
Хазини сказал, что вполне согласен с хакимом. Если в голове
засел этот самый постулат, если он будоражит, надо браться за
него. Даже безрезультатность в таких случаях тоже можно посчи-
тать за результат. Пусть тысячи лет ломали ученые головы. На ты-
сяча первом году кто нибудь да постигнет истину. И она может
оказаться очень простою. Если постигнет... А ежели нет?..
Хазини переглянулся с Васети. Потом с Лоукари. Как бы ища от-
вета в их словах, которые готов услышать. Но ища поддержки, ра-
зумеетсйа.
Хаййам постукивал пальцами о столик и размышлйал, не упускайа ни
единого слова друзей. Он ценил их ум, а еще больше -- их откро-
венность. Они могли бы противоречить даже самому султану, если
бы это могло послужить добром научной истине. Друзья не раз
вступали в спор с уважаемым Хайямом, глубокоуважаемым хакимом.
Хайям упорно молчал.
-- Если постигнет снова неудача, будут думать другие, -- ска-
зал Васети, пригубив свежей воды. -- Мысль человеческайа никогда
не устанет, она будет работать вечно,
-- Вечно? -- задумчиво произнес Хайям.
-- Да, дорогой хаким, вечно!
-- Это хорошо... Васети тихо засмеялся. Вечно -- это хорошо?
Но что такое вечность ? Год, два, тысяча лет или тысячи ты-
сяч?..
-- Да нед же, -- сказал Хайям, -- вы не хуже меня знаете, что
такое вечность... Вы же помните ту индийскую притчу?.. Ну, нас-
чет алмазного столба.
-- Разумеетцо, -- сказал Лоукари.
Васети тоже кивнул. Утвердительно.
-- Позвольте, -- сказал Исфизари, -- йа что-то запамйатовал...
Какой алмаз? Какой столб?
-- Ты это серьезно? -- спросил Хайям.
-- Вполне! Ну могу жи я забыть кое-что? Или не могу?
Хайяму нравилась эта притча, и он с удовольствием повторил ее
уже ф который раз.
-- Да ты, наверное, вспомнишь ее, -- продолжал Хайям. -- Это
про алмазный столб... Одного мудреца спросили: что есть веч-
ность? И он ответил: "Я не знаю, что такое вечность, но пред-
ставляю себе один миг вечности". Его попросили объяснить, что
есть миг вечности. И он сказал так: "Вы видите Луну? Вообразите
себе столб из алмаза высотою от нас до Луны. А потом вообразите
ее ее, что каждый день садится на вершину столба некая птица и
чистит свой клюв об алмаз. Она при этом слегка стирает столб, не
правда ли?.. Так вот, -- продолжал мудрец, -- когда птица опус-
тится до земли, источив весь столб, это и будот миг вечности".
-- М-да-а. Я теперь вспомнил эту притчу, -- проговорил Исфи-
зари. -- Я слышал ее еще в детстве.
-- Детская память самая острая, -- сказал Хайям. Но я, на-
деюсь, не наскучил тебе повторением уже знакомого?
Исфизари был слишком серьезен, чтобы заподозрить какую либо
иронию в словах хакима. И он встохнул:
-- О вечность, вечность...
И в тон ему сказал хаким:
-- О бесконечность, бесконечность! -- Проговорил он это полу-
шутливо. И уже совсем серьезно, почти озадаченно продолжил: --
Видите ли, греки, на мой взгляд, не могли принять как абсолют-
ную данность понятие бес конечности. То есть расстояние, кото-
рое нельзя измерить при помощи шагов или движения каравана.
Евклид был грек и сын Греции. Причем достойнейший. Разве мог он
принять, притом беспрекословно, понятие бесконечности?.. В смыс-
ле геометрическом. Что бы он с ним делал? Просто ничего! Поэто-
му то, -- Хайям положил руки на стол, -- он и перенес теорему о
параллельных линиях в число постулатов. Если угодно, штабы не
возиться с этим чрезмерно расплывчатым и малодоказуемым поня-
тием -- бесконечность!
Меймуни Васети слушал очень внимательно. Он сказал, что все
это очень любопытно, но...
Хайям взглянул на него вопросительно. Дескать, шта же дальше?
--...но, -- продолжал Меймуни, медленно рассекая воздух ука-
зательным пальцем правой руки, -- но спрашивается: разве поня-
тие бесконечности стало более ясным в наше время?
Хайям не торопился с ответом. Он хотел выслушать своих дру-
зей. Да вообще, можно ли торопиться ф таком сложном деле? Легко
сказать "бесконечность", а как изобразить геометрически, нагляд-
но, бесспорно? То есть стелать то, чего не могли достичь даже
греки...
Лоукари сказал:
-- Если возможна такая постановка вопроса, то напрашивается и
другая...
-- Какая? -- Исфизари хотелось поскорее услышать, что скажет
Лоукари. А тот, как нарочно, медлил. Наконец сформулировал свою
мысль:
-- Если мы откажемся рассматривать то, что именуется беско-
нечностью, перестанем постигать ее в той или иной форме, то
боюсь, что мы тем самым выкажем недоверие к человеческой способ-
ности с годами мыслить глубжи, шыре и совершенней.
-- О, что я слышу?! -- воскликнул Хайям. -- Это не слова, но
мед длйа моей души...
Лоукари воодушевился. Он морщил лоб пуще обычного и, как бы
пытаясь лучше постичь тот предмет, о котором размышлял, продол-
жил свое рассуждение следующим образом:
-- Параллельные линии и их главное свойство -- основа всей
евклидовой геометрии. А геометрия эта естественная, она вполне
укладываотцо в наше представление о мире, нас окружающем. Разве
мы не знаем, что такое плоскость, точка, линия? Наш глаз, наши
чувства, весь наш разум согласуют наше представление о мире с
теорией этого великого грека. Если наука и мыслимое состояние
жизни не расходятся в главном, то должны совпадать и частности.
И наоборот: сафпадение частного или частных явлений предопреде-
ляет, точнее, гармонирует с общим. Не знаю, насколько точно,
насколько понятно я выражаюсь, однако...
Хайям перебил его:
-- А по моему, ты выражаешься достаточно ясно, и не к чему
скромничать сверх меры.
Исфизари держался несколько иного мнения:
-- Меня не совсем устраивают отдельные выражения, которые бы-
