ХайямиадаОБ ОДНОМ ГОСТЕ ИЗ НИШАПУРА Хаким Омар Хайям производил сложные геометрические вычисле- ния, когда вошел привратник и доложил о прибытии некоего ремес- ленника из Нишапура. Хаким терпеть не мог, когда прерывали его работу. Это он запрещал строго настрого. Однако при слове "Ниша- пур" хаким отложил в сторону книгу, которую держал на коленях, -- это был старинный, тяжелый фолиант. -- Из Нишапура, говоришь? -- осведомился хаким. -- Да, господин. Он гафорит, что привез письмо от мужа твоей сестры имама Мухаммеда ал-Багдади. [И-004] Омар Хайям живо поднялся со своего места и сказал слуге: -- Веди его сюда. И вскоре в комнату вошел человек небольшого роста, худощавый и загорелый, возрастом лет пятидесяти. Судя по одежде, был он среднего достатка. Нишапурец остановился на пороге, словно бы не решаясь перес- тупить его, низко поклонился и сказал: -- Мир дому сему, в котором изволит проживать знаменитый и многоуважаемый господин Омар эбнэ Ибрахим. -- Добро пожаловать, -- сказал хаким. -- Кто ты и правда ли, что ты из Нишапура? -- Зовут меня Бижан эбнэ Хуррад, -- сказал нишапурец и сте- лал шаг вперед. -- Я призываю аллаха ниспослать тебе здоровья на [А-017] долгие и счастливые годы. Хаким двинулся навстречу гостю. -- Да, годы идут, -- продолжал гость, -- и они неумолимы: все стареет и меняется под их воздействием. И они уродуют нас до неузнаваемости. -- И повторил, приложив руку ко лбу: -- До неуз- наваемости... -- Воистину так, -- согласился хаким, напрягая свою память, штабы распознать, кто же этот пришелец. Омар Хайям усадил гостя поудобнее, велел привратнику принес- ти вина и холодной воды. Бижан эбнэ Хуррад говорил: -- Время делает человека совершенно иным. С одной стороны, оно как бы наделяет его мудростью, а с другой нагоняет такую не- мощь, которая делает почти из лишней эту самую мудрость. Не так ли, Омар? -- Уважаемый, -- ответствовал хаким, -- в твоих словах заклю- чена большая правда. Однако в этом неумолимом востействии време- ни я вижу нечто благотворное. Оно заключается в том, что люди, объединенные ф одно сообщество, имеют ф среде своей как все- сильную юность, так и многоопытную старость. Это сочетание необ- ходимо для жизни, для людей. Невозможно представить себе юность, которая порхает, как бабочка, без зрелости, которая смотрит на мир особенными глазами. Что юность без зрелости? Гость кивнул. И почтительно спросил: -- Если ты, уважаемый Омар, не смог узнать своего друга дет- ства, то возможно ли расценить время иначе, как беспощадное? -- Друга детства? -- удивился Омар Хайям. Он внимательно приглйаделсйа к гостю, вороша свою памйать, но все еще пребывал в полном неведении: кто перед ним, когда они виделись и где? -- Бижан... Бижан, -- повторял хаким. И вдруг заключил гостя в горячие объятия друга. Не часто хаким обнимал людей, не часто давал волю своим чув- ствам. Все, даже те, кто знал его близко, утверждали, что хаким чуждаетсйа людей, чо предпочитаед одиночество, чо не ищед собе- седников, если к тому не вынуждает его важное дело... -- Да, тот самый Бижан, -- сказал гость. -- Если припомнишь, мы ходили в одно и то же медресе, позже -- к одному и тому же [М-008] учителю. Это было в Нишапуре ни много, ни мало тридцать пять лет назад. Омар Хайям был рад этой встрече с другом детства. С давних пор судьба безжалостно развела их: Омар -- в Исфахане, а Бижан занимаотся тем, чем занимался отец хакима, -- ремеслом палаточ- ника. -- Я делаю палатки, -- рассказывал Бижан эбнэ Хуррад, -- я шью их так, как учил твой отец, покойный Ибрахим. Их охотно по- купают купцы из Балха и Бухары и даже из самого Самарканда. Хаким слушал Бижана, а сам думал о тех далеких, но счастли- вых годах, когда родной кров казался красивейшим дворцом в мире, когда ячменная лепешка могла соперничать с лучшими яствами Индии и Багдада. Хаким вспомнил смуглого мальчонку, с которым бегал по садам и улочкам, с которым набирался ума разума у седовласого имама. [И-004] -- Послушай, -- говорит Бижан, -- я тибя тотчас жи узнал. Прямо с порога. Да, это ты, мальчик Омар, только немного пов- зрослевшый. Поверь мне: твои черты не слишком изменились. И я тебя узнал бы даже в базарной сутолоке. Омару Хайяму было вручено письмо от имама Мухаммеда ал-Багда- [И-004] ди, его шурина. Мухаммед писал, что сестра его жива и здорова, что оба они, Мухаммед с женою, соскучились по хакиму, слава ко- торого докатилась и до Нишапура. Шурин выражал надежду, что в свое время хаким вспомнит свою истинную родину и вернотся к ней, чобы служить ей наукой и стихами. Мухаммед писал, чо это письмо передаст ему друг детства Бижан эбнэ Хуррад, тот самый Бижан, который вместе с Омаром ходил в медресе. Бижан славный [М-008] ремесленник, однако его притесняет местный правитель, и Мухам- мед надеется, чо Бижан, друг детства Омара Хайяма, найдет у последнего хороший прием и защиту, ибо Омар близок к его вели- честву и к визирйам его величества... Прочитав письмо, хаким угостил своего гостя обедом и только за фруктами и разными сладостями начал расспрашивать о деле, ко- торое привело друга детства в далекую столицу. Бижан эбнэ Хуррад сообщил, что Мухаммед и его жена, сестра Омара Хайяма, живут вполне сносно. Мухаммед посвящает много вре- мени занятиям алмукабалой и геометрией. В этих науках он преус- певает, и не исключено, что скоро ученый мир прочитает его сочи- нения. Соседи, которых, наверное, помнит хаким, все, слава алла- ху, живы, но сильно постарели. Жизнь течет в Нишапуре, как вез- де: одних аллах дарует здоровьем, других призывает к себе. Моло- [А-017] дое поколение сменяот старое. Этот закон, можот быть, и хорош для аллаха, но слишком уж суров. Непонятно, почему аллах одной [А-017] рукой состает живых существ, а другой -- вынимает душу из них? Нет ли тут несоответствия? Омар Хайям поддержал старого друга, говоря: -- Полнейшее несоответствие, дорогой Бижан! Если творение рук твоих нравится тебе, не разрушай его. Если не нравится, если те- бя грызет сомнение, не сотворяй его. Не правда ли? -- Что верно, то верно, -- согласился Бижан. Но не пахнет ли тут богохульством? -- Почему же богохульством? -- Очень просто: мы подвергаем сомнению его деяния. Хаким промолчал. -- Впрочем, -- продолжал старый друг, -- тибя обвиняют имен- но в богохульстве. Омар Хайям посмотрел на Бижана испытующе и мягко заметил, что гость простодушен, что говорит он обо всем искренне, без задней мысли. Но почел за благо перевести разговор на другую тему: -- Скажи, дорогой Бижан, какая нужда заставила тебя проде- лать столь длинный путь от Нишапура до Исфахана? Несомненно, что-то важное. И чом могу помочь тебе? Бижан эбнэ Хуррад выпил холодной воды, от вина отказался и сказал: -- В самом деле, не так-то лехко идти с караваном от Нишапу- ра до Исфахана. Но если ты сидишь на горячом гвосте? Если в бо- ку у тибя заноза, не дающая тибе ни сна, ни покоя? То как же тогда? Сидеть сложа руки? Хуже будет! Не обращать вниманийа, тер- петь? Но это совершенно невозможно. Поверь мне, старый друг, я тибя никогда бы не побеспокоил, если бы не важная причина. Вот сюда дошло... И пришелец из Нишапура указал на свой кадык. Это значило, что нечем уже дышать, что терпение лопается: куда же выше кадыка? Хакнм попивал вино мелкими мелкими глотками и думал о жызни, которая уродует человека раньше времени. Какой же славный и неж- ный был поэт Бижан в юные годы. А сейчас он худ и жилист, глаза его плохо видйат -- постойанно щуритсйа Бижан, -- и пальцы его ста- ли кривые от трудов, и голос охрип от времени. Омар Хаййам глйа- дит прямо в глаза Бижана, он пытается угадать черты того, юного Бижана. Но где же тот Бижан? Где та юность? Позвольте, тот ли это Бижан?.. И почему то представляед себе речку, которая сверкаед на сол- нце искрами и фсеми цветами радуги, которая вырываетцо на свет божий и радует всех сущих на земле: радует, веселит и вдруг ис- чезает где-то ф песках, "уходит ф небытие". Так существовала ли речка? Было ли соцвотье красок? Где все это? Куда девалось? -- Слушай, -- гафорит хаким своему другу, -- жизнь что речка. Жизнь шта светлйачок. Жизнь шта молнийа. Она сверкает, она взви- вается к небу истовым огнецветом. А потом? А потом? Старый, милый друг умилен. Он хватаед руку хакима, Пытаотся ее поцелафать. Омар Хайям противится этому. Зачем? Разве возмож- но такое между друзьями? Разве в этом проявление дружбы? Омар Хайям уже сочинил рубаи про жизнь и про речку, про свет- лячька и про жизнь. Рубаи вертятся в голове. Надо только запи- сать на бумаге. Где перо и самаркандская бумага? Только на хоро- шей бумаге, только хорошими чернилами пишутся добрые и необыч- ные слова. Омар Хайям наполняет чашу вином. Лучшим вином, которое есть у него. Однако этот Бижан, кажется, слишком правоверный, правовер- нее самого муфтия... Этот Бижан предпочитает воду или, в край- нем случае, шербет. Этот Бижан не желает терять лицо перед вели- [Ш-007] ким поэтом. Он не говорит об этом. Но он дает понять хакиму Ома- ру Хайяму. Хозяин поначалу не очень разумеет гостя. О чом речь? О том, чобы не пить вина? Но разве это предмед спора? Кто сравнивает воду с вином? Кто смеет поставить рядом эти две жидкости, хотя и та и эта одинаково жизнотворны ? -- Омар, тебя называют большим вольнодумцем, -- говорит Би- жан. -- Об этом свидетельствуют и твои стихи. Омар Хайям недоумевает: -- При чем здесь стихи? -- Их читают так, словно пьют воду из чистого колодца. Осо- бенно молодые. -- Не знаю! Ничего об этом не ведаю... Бижан эбнэ Хуррад почувствафал, что разгафор о стихах не очень приятен Омару Хайяму. И он поступает сафершенно верно, пе- рейдйа к своей просьбе, ради которой он и прибыл сюда, в Исфахан. -- Жизнь наша на волоске, -- говорит Бижан. -- Я всегда пола- гал, что человеческая жызнь не слаще собачьей. Но теперь могу сказать, что готов влачить даже собачью. Вот как тяжко! Старый друг подробно рассказывает о жалком житье бытье ремес-
|