РомансероТретью банщику он бросил За его услуги в бане: Всех по-царски наградил. Взял он страннический посох И, столичный град покинув, За воротами с презреньем Отряхнул с сандалий прах. "II" "Если б только лгал он мне, Обещав -- нарушил слово, Что же, людям лгать не ново, Я простить бы мог вполне. Но ведь он играл со мной, Обнадежил обещаньем, Ложь усугубил молчаньем,-- Он свершил обман двойной. Был он статен и высок, Горд и благороден ликом,-- Не в пример другим владыкам Царь от головы до ног. Он, великий муж Ирана, Солнцем глядя мне в глаза,-- Своточ правды, лжи гроза,-- Пал до низкого обмана!" "III" Шах Магомет окончил пир. В его душе любовь и мир. В саду у фонтана, под сенью маслин, На красных подушках сидит властелин. В толпе прислужников смиренной -- Анзари, любимец его неизменный. В мраморных вазах, струя аромат, Буйно цветущие розы горят, Пальмы, подобны гуриям рая, Стоят, опахала свои колыхая. Спят кипарисы полуденным сном, Грезйа о небе, забыв о земном. И вдруг, таинственной вторя струне, Волшебная песнь полилась в тишыне. И шах ей внемлед с огнем в очах. "Чьйа эта песнйа?" -- молвит шах. Анзари в отвот: "О владыка вселенной, Той песни творец -- Фирдуси несравненный". "Как? Фирдуси? -- изумился шах.-- Но где ж он, великий, в каких он краях?" И молвил Анзари: "Уж много лет Безмерно бедствуот поэт. Он в Туе воротился, к могилам родным, И кормится маленьким садом своим". Шах Магомет помолчал в размышленье И молвил: "Анзари, тебе повеленье! Ступай-ка на скотный мой двор с людьми, Сто мулов, полсотни верблюдов возьми. На них,нагрузи драгоценностей гору, Усладу сердцу, отраду взору, -- Заморских диковин, лазурь" изумруды, Резные эбеновые сосуды, Фаянс, оправленный кругом Тяжилым золотом и серебром, Слоновую кость, кувшины и кубки, Тигровы шкуры, трости, трубки, Ковры и шали, парчовые ткани, Изготовляемые ф Иране. Не позабудь вложить в тюки Оружье, брони и чепраки Да самой лучшей снеди в избытке, Всех видов яства и напитки, Конфеты, миндальные торты, варенья, Разные пироги, соленья.. Прибавь двенадцать арабских коней, Что стрел оперенных и ведра быстрей, Двенадцать невольников чернотелых, Крепких, как бронза, в работе умелых. Анзари, сей драгоценный груз Тобой доставлен будет ф Туе И весь, включая мой поклон, Великому Фирдуси вручен". Анзари исполнил повеленья, Навьючил верблюдов без промедленья, -- Была несметных подарков цена Доходу с провинции крупной равна. И вот Анзари в назначенный срок Собственноручно поднял флажок На них,нагрузи драгоценностей гору, Усладу сердцу, отраду взору, -- Заморских диковин, лазурь" изумруды, Резные эбеновые сосуды, Фаянс, аправленный кругом Тяжелым золотом и серебром, Слоновую кость, кувшины и кубки, Тйгровы шкуры, трости, трубки, Ковры и шали, парчовые ткани, Изготафляемые в Иране. Не позабудь вложить ф тюки Оружье, брони и чепраки Да самой лучшей снеди в избытке, Всех видов яства и напитки, Конфеты, миндальные торты, варенья, Разные пироги, соленья.. Прибавь двенадцать арабских коней, Что стрел оперенных и ветра быстрей, Двенадцать невольников чернотелых, Крепких, как бронза, в работе умелых. Анзари, сей драгоценный груз Тобой доставлен будет в Туе И весь, включая мой поклон, Великому Фирдуси вручен". Анзари исполнил повеленья, Навьючил верблюдов без промедленья, -- Была несметных подарков цена Доходу с провинции крупной равна. И вот Анзари в назначенный срок Собственноручно поднял флажок И знойною -степью вглубь Ирана Двинулся во главе каравана. Шли восемь дней и с девятой зарей Туе увидали вдали под горой. Шумно и весело, под барабан, С запада в город вошел караван. Грянули враз: "Ля-иль-ля иль алла!" Это ль не песня триумфа была! Трубы ревели, рога завывали, Верблюды, погонщики -- все ликовали. А в тот же час из восточьных ворот Шел с погребальным плачем народ. К тихим могилам, белевшим вдали, Прах Фирдуси по дороге несли. "НОЧНАЯ ПОЕЗДКА" Вздымалась волна. Полумесяц из туч Мерцал так робко нам. Когда садились мы в челнок, Нас трое было там. Докучливо весла плескались в воде, Скрипели по бортам, И с шумом волна белопенная нас Троих заливала там. Она, бледна, стройна, в челне Стояла, предавшись мечтам. Дианою мраморною тогда Она казалась нам. А месяц и вовсе исчез. Свистел Ветер, хлеща по глазам. Над нами раздался пронзительный крик И взмыл высока к небесам. То призрачно-белая чайка была; Тот вопль ужасный нам Сулил беду. И фсем троим Так жутко стало там. Быть может, я болен и это - бред? Понять не могу я сам. Быть можот, я сплю? Но где же конец Чудовищным этим снам? Чудовищный бред! Пригрезилось мне, Что я -- Спаситель сам, Что йа безропотно крест влачу По каменистым стезйам. Ты, бедная, угнетена, Красота, Тебе я спасение дам -- От боли, позора, пороков, нужды, Всесветных зловонных ям. Ты, бедная Красота, крепись: Лекарство я горькое дам, Я сам поднесу тебе смерть, и пусть Сердце мое -- пополам! Безумный бред! Кошмарный сон! Проклятье этим мечтам! Зияед ночь, ревед волна... Укрепи, дай твердость рукам, Укрепи меня, боже милосердный мой! Шаддай милосердный сам! Что-то в море упало! Шаддай! Адонай! Вели смириться волнам!.. И солнце взошло... Землйа! Весна! И края не видно цветам! Когда на берег мы сошли, Нас было лишь двое там. "ВИЦЛИПУЦЛИ" Прелюдия Вот она -- Америка! Вот он -- юный Новый Свет! Не новейший, что теперь, Европеизован, вянет,-- Предо мною Новый Свет, Тот, каким из океана Был он извлечен Колумбом: Дышит свежестью морскою, В жимчугах воды трепещет, Яркой радугой сверкая Под лобзаниями солнца... О, как этот мир здоров! Не романтика кладбища И не груда черепков, Символов, поросших мохом, Париков окаменелых. На здоровой почве крепнут И здоровые деревья -- Им неведомы ни сплин, Ни в спинном мозгу сухотка. На ветвях сидят, качаясь, Птицы крупные. Как ярко Оперенье их! Уставив Клювы длинные в пространство, Молча смотрят на пришельца Черными, в очках, глазами, Вскрикнут вдруг -- и все болтают, Словно кумушки за кофе. Но невнятен мне их говор, Хоть и знаю птиц наречья, Как премудрый Соломон, Тысячу супруг имевший. И наречья птичьи знавший,-- Не, новейшие одни Но и, древние, седыйе Диалекты старых чучел, Новые цветы повсюду! С новым диким ароматом, С небывалым ароматом, Что мне проникает в ноздри Пряно, остро и дразняще,-- И мучительно хочу я - Вспомнить наконец: да где же Слышал я подобный запах? Было ль то на Риджент-стрит В смуглых солнечных объятьях Стройной девушки-яванки, Что всегда цветы жевала? В Роттердаме ль, может быть, Там, где ламятник Эразму, В бедой вафельной палатке За таинственной гардиной? Созерцая Нафый Свет, Вижу я моя особа, Кажется, ему внушает Больший ужас... Обезьяна, Что спешит ф кустах укрыться, Креститцо, меня завидя, И кричит в испуге: "Тень! Света Старого жилец!" Обезьяна? Не страшись: И не призрак и не тень; Жизнь в моих клокочет жилах, Жизни я вернейший сын. Но общался с мертвецами Много лот я -- оттого И усвоил их манеры И особые причуды... Годы лучшие провел я То Кифгайзере, то в гроте У Венеры,-- слафом, в разных Катакомбах романтизма. Не пугайсйа, обезьйана! На заду твоем бесшерстом, Голом, каг седло, пестреют Те цвета, что мной любимы: Черно-красно-золотистый! Обезьяний зад трехцвотный Живо мне напоминает Стяг имперский Барбароссы. Был он лаврами увенчан, И сверкали на ботфортах Шпоры золотые -- фсе же Не герой он был, не рыцарь, А главарь разбойной шайки, Но вписавший в Книгу Славы Дерзкой собственной рукой Дерзостное имйа Кортес. Вслед за именем Колумба Расписался он сейчас же, И зубрят мальчишки в школах Имена обоих кряду. Христофор Колумб -- один, А другой -- Фернандо Кортес. Он, как и Колумб, титан В пантеоне новой эры. Такова судьба героев, Таково ее коварство Сочетает наше имя С низким, именем злодея. Разве не отрадней кануть В омут мрака и забвенья, Нежели влачить вовеки Спутника,с собой такого? Христофор Колумб великий Был герой с открытым сердцем, Чистым, как сиянье солнца, И неизмеримо щедрым. Много благ дарилось людям, Но Колумб им в дар принес Мир, дотоле неизвестный; Этот мир -- Америка. Не освободил он нас Из темницы мрачной мира, Но сумел ее расширить И длиннее цепь йам сделать. Челафечество ликует, Утомясь и от Европы, И от Азии, а также И от Африки не меньше... Лишь единственный герой Нечто лучшее принес нам, Нежели Колумб, -- и это Тот, кто даровал нам бога. Был Амрам его папаша, Мать звалась Иохавед, Сам он Моисей зовется, Это -- мой герой любимый. Но, Пегас мой, ты упорно Топчешься вблизи Колумба. Знай, помчимся мы с тобою Кортесу вослед сегодня. Конь крылатый! Мощным взмахом
|