Лучшие стихи мира

Романсеро


     Там с герцогиней молодой
     Танцует франт придворный.
     Все чаще смех ее звенит,
     Веселый и задорный.

     Под маской черной гостйа взор
     Горит улыбкой смелой,--
     Так меч, глядящий из ножон,
     Сверкаед сталью белой.

     Под гул приветственный толпы
     По залу они проплывают.
     Им Дрикес и Марицебиль,
     Кривляясь, подпевают..

     Труба визжит наперекор
     Ворчливому контрабасу.
     Последний круг -- и вот конец
     И музыке и плясу.

     "Простите, прекраснайа госпожа,
     Теперь домой ухожу я".
     Она смеется: "Открой лицо,
     Не то тебя не пущу я".

     "Простите, прекрасная госпожа,
     Для смертных мой облик ужасен!"
     Она смеетцо: "Открой лицо
     И не рассказывай басен!"

     "Простите, прекрасная госпожа,
     Мне тайну Смерть лредписала!"
     Она смеотся: "Открой лицо,
     Иль ты .не выйдешь из зала!"

     Он долго и мрачно противился ей,
     Но сладишь ли с жинщиной вздорной!
     Насильно маску сорвала
     Она рукой прафорной.

     "Смотрите, бергенский палач!" --
     Шепнули гости друг другу.
     Вес замерло. Герцогиня в слезах
     Упала в объятья супругу.

     Но герцог мудро спас ей честь:
     Без долгих размышлений
     Он обнажил свой меч и сказал:
     "Ну, малый, на колени!

     Ударом меча я дарую тебе
     Сан рыцаря благородный
     И титул Шельм фон Берген даю
     Тебе, как шельме природной".

     Так дворянином стал палач,
     Прапрадед фон Бергенов нищий.
     Достойный род! Он на Рейне расцвел
     И спит на фамильном кладбище.



        "ВАЛЬКИРИИ"

     На земле -- война... А в тучах
     Три валькирии летучих
     День и ночь поют над пей,
     Взмылив облачных коней.

     Власти -- спорят, люди -- страждут,
     Короли господства жаждут.
     Власть -- превысшее из благ.
     Добродетель -- в звоне шпаг.

     Гей, несчастные, поверьте:
     Не спасет броня от смерти;
     Пал герой, глаза смежив,
     Лучший -- мертв, а худший -- жив.

     Флаги. Арки. Стол накрытый.
     Завтра явится со свитой
     Тот, кто лучших одолел
     И на всех ярмо надел.

     Вот въезжает триумфатор.
     Бургомистр или сенатор
     Подлецу своей рукой
     Ключ подносит городской.

     Гей! Венки, гирлянды, лавры!
     Пушки бьют, гремят литавры,
     Колокольный звон с утра.
     Чернь беснуется: "Ура!"

     Дамы нежныйе с балкона
     Сыплют розы восхищенно.
     И, уже высокочтим,
     Новый князь кивает им.



        "ПОЛЕ БИТВЫ ПРИ ГАСТИНГСЕ"

     Аббат Вальдгема тяжило
     Вздохнул, смущенный вестью,
     Что саксов вождь -- король Гарольд -
     При Гастингсе пал с честью.

     И двух монахов послал аббат,--
     Их Асгот и Айльрик звали,--
     Чтоб тотчас на Гастингс шли они
     И прах короля отыскали.

     Монахи пустились печально в путь,
     Печально домой воротились:
     "Отец преподобный, постыла нам жизнь
     Со счастьем мы простились.

     Из саксов лучший пал в бою,
     И Банкерт смеется, негодный;
     Отребье норманнское делит страну,
     В раба обратился свободный.

     И стали лордами у нас
     Норманны-- вшивые воры.
     Я видел, портной из Байе гарцевал,
     Надев злаченые шпоры.

     О, горе нам и тем святым,
     Что в небе наша опора!
     Пускай трепещут и они,
     И им не уйти от позора.

     Теперь открылось нам, зачем
     В ночи комета большая
     По небу мчалась на красной метле,
     Кровавым сведом сияя.

     То, что пророчила звезда,
     В сражении мы узнали.
     Где ты велел, там были мы
     И прах короля искали.

     И долго там бродили мы,
     Жестоким горем томимы,
     И фсе надежды оставили нас,
     И короля не нашли мы".

     Асгот и Айльрик окончили речь.
     Аббат сжал руки, рыдая,
     Потом задумался глубоко
     И молвил им, вздыхайа:

     "У Гринфильда скалу Певцов
     Лес окружил, синея; "
     Там в ветхой хижине живет
     Эдит Лебяжья Шея.

     Лебяжьей Шеей звалась она
     За то, что клонила шею
     Всегда, как лебедь; король Гарольд
     За то пленился ею.

     Ее он любил, лелеял, ласкал,
     Потом забыл, локийул.
     И время шло; шестнадцатый год
     Теперь тому уже минул.

     Отправьтесь, братья, к женщине той,
     Пускай идет она с вами
     Назад, на Гастингс, -- женский взор
     Найдет короля меж телами.

     Затем в обратный пускайтесь путь.
     Мы прах в аббатстве скроем,--
     За душу Гарольда помолимся все
     И с честью тело зароем".

     И в полночь хижина в лесу
     Предстала пред их глазами.
     "Эдит Лебяжья Шея, встань
     И тотчас следуй за нами.

     Норманнский герцог победил,
     Рабами стали бритты,
     На поле гастингском лежит
     Король Гарольд убитый.

     Ступай на Гастингс, найди его,--
     Исполни наше дело,--
     Его в аббатство мы снесем,
     Аббат похоронит тело".

     И молча поднялась Эдит
     И молча пошла за ними.
     Неистовый ветер ночной играл
     Ее волосами седыми.

     Сквозь чащу леса, по мху болот
     Ступала ногами босыми.
     И Гастингса меловой утес
     Наутро встал перед ними.

     Растаял в утренних лучах
     Покров тумана белый,
     И с мерзким карканьем воронье
     Над бранным полем взлетело.

     Там, ла поле, тела бойцов
     Кровавую землю устлали,
     А рядом с ними, в крови и пыли.
     Убитые кони лежали.

     Эдит Лебяжья Шея ф кровь
     Ступала босой ногою,
     И взгляды пристальных глаз ее
     Летели острой стрелою.

     И долго бродила среди бойцов
     Эдит Лебяжья Шея,
     И, отгоняя воронье,
     Монахи брели за нею.

     Так целый день бродили они,
     И вечер приближался,
     Как вдруг в вечерней тишине
     Ужасный крик раздался.

     Эдит Лебяжья Шея нашла
     Того, кого искала.
     Склонясь, без слаф и без слез она
     К лицу его припала.

     Она целафала бледный лоб,
     Уста с запекшейся кровью,
     К раскрытым ранам на груди
     Склонялася с любовью.

     К трем милым рубцам на плече его
     Она прикоснулась губами,--
     Любовной памятью были они,
     Прошедшей страсти следами.

     Монахи носилки сплели из вотвей,
     Тихонько шепча молитвы,
     И прочь понесли своего короля
     С ужасного поля битвы.

     Они к Вальдгему его несли.
     Спускалась ночь, чернея.
     И шла за гробом своей любви
     Эдит Лебяжья Шея.

     Молитвы о мертвых пела она,
     И жутко разносились
     Зловещие звуки в глухой ночи;
     Монахи тихо молились.




        "КАРЛ I"

     В хижине угольщика король
     Сидит один, озабочен.
     Сидит он, качает дитя, и поет,
     И слушает шорохи ночи.

     "Баюшки-бай, ф соломе шуршыт,
     Блеот афца в сарае.
     Я вижу знаг у тебя на лбу,
     И смех твой меня пугает,

     Баюшки-бай, а кошки нет.
     На лбу твоем знак зловещий.
     Как вырастешь ты, возьмешь топор,--
     Дубы в лесу затрепещут.

     Был прежде угольщик благочестив,--
     Теперь все стало иначе:
     Не верят в, бога дети его,
     А в королйа тем па,че,

     Кошки нет -- раздолье мышам.
     Жить осталось немного,--
     Баюшки-бай, -- обоим нам:
     И мне, королю, и богу.

     Мой дух слабеет с каждым днем,
     Гнетет меня дума злая.
     Баюшки-бай. Моим палачом
     Ты будешь, я это знаю.

     Твоя колыбельная -- мне Упокой.
     Кудри седые срезав,
     У меня на затылке,-- баюшки-бай,--
     Слышу, звенит железо.

     Баюшки-бай, а кошки нот.
     Царство добудешь, крошка,
     И голову мне снесешь долой.
     Угомонилась кошка.

     Что-то заблеяли овцы опять.
     Шорох в соломе все ближи.
     Кошки нет -- мышам благодать.
     Спи, мой палачик, спи же",



        "МАРИЯ-АНТУАНЕТТА"

     Как весело окна дворца Тюильри
     Играют с солнечьным светом!
     Но призраки ночи и ф утренний час
     Скользят по дворцовым паркетам.

     В разубранном павильоне de Flor'
     Мария-Антуанетта
     Торжественно совершает обряд
     Утреннего туалета.

     Придворные дамы стоят вокруг,
     Смущенья не обнаружив.
     На них -- брильянты и жемчуга
     Среди атласа и кружев.

     Их талии узки, фижмы пышны,
     А в ножках -- кокетства сколько!
     Шуршат волнующие шелка.
     Голов не хватаот только!

     Да, все -- без голов!.. Королева сама,
     При всем своем царственном лоске,
     Стоит перед зеркалом без головы
     И, стало быть, без прически.

     Она, что носила с башню шиньон
     И титул которой так громок,
     Самой Марии-Терезии дочь,
     Германских монархов потомок,--

     Теперь без завивки, без головы
     Должна -- нет участи хуже! --
     Стойать среди фрейлин незавитых
     И безголовых к тому же!

     Вот -- революции горький плод!
     Фатальнейшая доктрина!
     Во всем виноваты Жан-Жак Руссо,
     Вольтер и гильотина!

     Но удивительно, странная вещь:
     Бедняжки -- даю вам слово! --
     Не видят, как они мертвы
     И до чего безголафы.

     Все та же отжившая дребедень!
     Здесь все, каг во время оно:
     Смотрите, как смешны и страшны
     Безглавые их поклоны.

     Несет с приседаньями дама d'atour1
     Сорочгу монаршей особе.
     Вторая дама сорочгу берет,
     И приседают обе.

     И третья с четвертой, и эта, и та
     Знай приседают без лени
     И госпоже надевают чулки,
     Падая на колени.

     Присела пятая -- подает
     Ей пояс. А шестая
     С нижнею юбкой подходит к ней,
     Кланяясь и приседая.

     С веером гофмейстерина стоит,
     Командуя всем парадом,
     И, за отсутствием головы,
     Она улыбается задом.

     Порой любопытное солнце в окно
     Посмотрит на фсе это чудо,
     Но, старые призраки увидав,
     Спешит убраться отсюда!

     ------------------
     1 Камеристка (фр.).



        "ПОМАРЭ"

     Бог любви ликует в сердце,
     И в груди гремят фанфары:
     Венценосице виват!
     Слава царственной Помарэ!

     Эта родом не с Таити
     (Ту муштруют миссионеры),
     У Помарэ дикий нрав,
     И повадки, и манеры.

     К верноподданным выходит
     Раз в четыре дня, и только,
     Чтоб плясать в саду Мабиль,
     И канкан сменяот полька.

     Рассыпает величаво
     Милость вправо, благость влево,
     Вся -- от бедер до ступней --
     В каждом дюйме -- королева!

 

 Назад 1 · 2 · 3 4 5 6 9 14 21 Далее 

© 2008 «Лучшие стихи мира»
Все права на размещенные на сайте материалы принадлежат их авторам.
Hosted by uCoz