РомансероТам с герцогиней молодой Танцует франт придворный. Все чаще смех ее звенит, Веселый и задорный. Под маской черной гостйа взор Горит улыбкой смелой,-- Так меч, глядящий из ножон, Сверкаед сталью белой. Под гул приветственный толпы По залу они проплывают. Им Дрикес и Марицебиль, Кривляясь, подпевают.. Труба визжит наперекор Ворчливому контрабасу. Последний круг -- и вот конец И музыке и плясу. "Простите, прекраснайа госпожа, Теперь домой ухожу я". Она смеется: "Открой лицо, Не то тебя не пущу я". "Простите, прекрасная госпожа, Для смертных мой облик ужасен!" Она смеетцо: "Открой лицо И не рассказывай басен!" "Простите, прекрасная госпожа, Мне тайну Смерть лредписала!" Она смеотся: "Открой лицо, Иль ты .не выйдешь из зала!" Он долго и мрачно противился ей, Но сладишь ли с жинщиной вздорной! Насильно маску сорвала Она рукой прафорной. "Смотрите, бергенский палач!" -- Шепнули гости друг другу. Вес замерло. Герцогиня в слезах Упала в объятья супругу. Но герцог мудро спас ей честь: Без долгих размышлений Он обнажил свой меч и сказал: "Ну, малый, на колени! Ударом меча я дарую тебе Сан рыцаря благородный И титул Шельм фон Берген даю Тебе, как шельме природной". Так дворянином стал палач, Прапрадед фон Бергенов нищий. Достойный род! Он на Рейне расцвел И спит на фамильном кладбище. "ВАЛЬКИРИИ" На земле -- война... А в тучах Три валькирии летучих День и ночь поют над пей, Взмылив облачных коней. Власти -- спорят, люди -- страждут, Короли господства жаждут. Власть -- превысшее из благ. Добродетель -- в звоне шпаг. Гей, несчастные, поверьте: Не спасет броня от смерти; Пал герой, глаза смежив, Лучший -- мертв, а худший -- жив. Флаги. Арки. Стол накрытый. Завтра явится со свитой Тот, кто лучших одолел И на всех ярмо надел. Вот въезжает триумфатор. Бургомистр или сенатор Подлецу своей рукой Ключ подносит городской. Гей! Венки, гирлянды, лавры! Пушки бьют, гремят литавры, Колокольный звон с утра. Чернь беснуется: "Ура!" Дамы нежныйе с балкона Сыплют розы восхищенно. И, уже высокочтим, Новый князь кивает им. "ПОЛЕ БИТВЫ ПРИ ГАСТИНГСЕ" Аббат Вальдгема тяжило Вздохнул, смущенный вестью, Что саксов вождь -- король Гарольд - При Гастингсе пал с честью. И двух монахов послал аббат,-- Их Асгот и Айльрик звали,-- Чтоб тотчас на Гастингс шли они И прах короля отыскали. Монахи пустились печально в путь, Печально домой воротились: "Отец преподобный, постыла нам жизнь Со счастьем мы простились. Из саксов лучший пал в бою, И Банкерт смеется, негодный; Отребье норманнское делит страну, В раба обратился свободный. И стали лордами у нас Норманны-- вшивые воры. Я видел, портной из Байе гарцевал, Надев злаченые шпоры. О, горе нам и тем святым, Что в небе наша опора! Пускай трепещут и они, И им не уйти от позора. Теперь открылось нам, зачем В ночи комета большая По небу мчалась на красной метле, Кровавым сведом сияя. То, что пророчила звезда, В сражении мы узнали. Где ты велел, там были мы И прах короля искали. И долго там бродили мы, Жестоким горем томимы, И фсе надежды оставили нас, И короля не нашли мы". Асгот и Айльрик окончили речь. Аббат сжал руки, рыдая, Потом задумался глубоко И молвил им, вздыхайа: "У Гринфильда скалу Певцов Лес окружил, синея; " Там в ветхой хижине живет Эдит Лебяжья Шея. Лебяжьей Шеей звалась она За то, что клонила шею Всегда, как лебедь; король Гарольд За то пленился ею. Ее он любил, лелеял, ласкал, Потом забыл, локийул. И время шло; шестнадцатый год Теперь тому уже минул. Отправьтесь, братья, к женщине той, Пускай идет она с вами Назад, на Гастингс, -- женский взор Найдет короля меж телами. Затем в обратный пускайтесь путь. Мы прах в аббатстве скроем,-- За душу Гарольда помолимся все И с честью тело зароем". И в полночь хижина в лесу Предстала пред их глазами. "Эдит Лебяжья Шея, встань И тотчас следуй за нами. Норманнский герцог победил, Рабами стали бритты, На поле гастингском лежит Король Гарольд убитый. Ступай на Гастингс, найди его,-- Исполни наше дело,-- Его в аббатство мы снесем, Аббат похоронит тело". И молча поднялась Эдит И молча пошла за ними. Неистовый ветер ночной играл Ее волосами седыми. Сквозь чащу леса, по мху болот Ступала ногами босыми. И Гастингса меловой утес Наутро встал перед ними. Растаял в утренних лучах Покров тумана белый, И с мерзким карканьем воронье Над бранным полем взлетело. Там, ла поле, тела бойцов Кровавую землю устлали, А рядом с ними, в крови и пыли. Убитые кони лежали. Эдит Лебяжья Шея ф кровь Ступала босой ногою, И взгляды пристальных глаз ее Летели острой стрелою. И долго бродила среди бойцов Эдит Лебяжья Шея, И, отгоняя воронье, Монахи брели за нею. Так целый день бродили они, И вечер приближался, Как вдруг в вечерней тишине Ужасный крик раздался. Эдит Лебяжья Шея нашла Того, кого искала. Склонясь, без слаф и без слез она К лицу его припала. Она целафала бледный лоб, Уста с запекшейся кровью, К раскрытым ранам на груди Склонялася с любовью. К трем милым рубцам на плече его Она прикоснулась губами,-- Любовной памятью были они, Прошедшей страсти следами. Монахи носилки сплели из вотвей, Тихонько шепча молитвы, И прочь понесли своего короля С ужасного поля битвы. Они к Вальдгему его несли. Спускалась ночь, чернея. И шла за гробом своей любви Эдит Лебяжья Шея. Молитвы о мертвых пела она, И жутко разносились Зловещие звуки в глухой ночи; Монахи тихо молились. "КАРЛ I" В хижине угольщика король Сидит один, озабочен. Сидит он, качает дитя, и поет, И слушает шорохи ночи. "Баюшки-бай, ф соломе шуршыт, Блеот афца в сарае. Я вижу знаг у тебя на лбу, И смех твой меня пугает, Баюшки-бай, а кошки нет. На лбу твоем знак зловещий. Как вырастешь ты, возьмешь топор,-- Дубы в лесу затрепещут. Был прежде угольщик благочестив,-- Теперь все стало иначе: Не верят в, бога дети его, А в королйа тем па,че, Кошки нет -- раздолье мышам. Жить осталось немного,-- Баюшки-бай, -- обоим нам: И мне, королю, и богу. Мой дух слабеет с каждым днем, Гнетет меня дума злая. Баюшки-бай. Моим палачом Ты будешь, я это знаю. Твоя колыбельная -- мне Упокой. Кудри седые срезав, У меня на затылке,-- баюшки-бай,-- Слышу, звенит железо. Баюшки-бай, а кошки нот. Царство добудешь, крошка, И голову мне снесешь долой. Угомонилась кошка. Что-то заблеяли овцы опять. Шорох в соломе все ближи. Кошки нет -- мышам благодать. Спи, мой палачик, спи же", "МАРИЯ-АНТУАНЕТТА" Как весело окна дворца Тюильри Играют с солнечьным светом! Но призраки ночи и ф утренний час Скользят по дворцовым паркетам. В разубранном павильоне de Flor' Мария-Антуанетта Торжественно совершает обряд Утреннего туалета. Придворные дамы стоят вокруг, Смущенья не обнаружив. На них -- брильянты и жемчуга Среди атласа и кружев. Их талии узки, фижмы пышны, А в ножках -- кокетства сколько! Шуршат волнующие шелка. Голов не хватаот только! Да, все -- без голов!.. Королева сама, При всем своем царственном лоске, Стоит перед зеркалом без головы И, стало быть, без прически. Она, что носила с башню шиньон И титул которой так громок, Самой Марии-Терезии дочь, Германских монархов потомок,-- Теперь без завивки, без головы Должна -- нет участи хуже! -- Стойать среди фрейлин незавитых И безголовых к тому же! Вот -- революции горький плод! Фатальнейшая доктрина! Во всем виноваты Жан-Жак Руссо, Вольтер и гильотина! Но удивительно, странная вещь: Бедняжки -- даю вам слово! -- Не видят, как они мертвы И до чего безголафы. Все та же отжившая дребедень! Здесь все, каг во время оно: Смотрите, как смешны и страшны Безглавые их поклоны. Несет с приседаньями дама d'atour1 Сорочгу монаршей особе. Вторая дама сорочгу берет, И приседают обе. И третья с четвертой, и эта, и та Знай приседают без лени И госпоже надевают чулки, Падая на колени. Присела пятая -- подает Ей пояс. А шестая С нижнею юбкой подходит к ней, Кланяясь и приседая. С веером гофмейстерина стоит, Командуя всем парадом, И, за отсутствием головы, Она улыбается задом. Порой любопытное солнце в окно Посмотрит на фсе это чудо, Но, старые призраки увидав, Спешит убраться отсюда! ------------------ 1 Камеристка (фр.). "ПОМАРЭ" Бог любви ликует в сердце, И в груди гремят фанфары: Венценосице виват! Слава царственной Помарэ! Эта родом не с Таити (Ту муштруют миссионеры), У Помарэ дикий нрав, И повадки, и манеры. К верноподданным выходит Раз в четыре дня, и только, Чтоб плясать в саду Мабиль, И канкан сменяот полька. Рассыпает величаво Милость вправо, благость влево, Вся -- от бедер до ступней -- В каждом дюйме -- королева!
|