РомансероНе смирившийся под игом. Соломону царь Давид, Умирая, говорит: "Кстати, вспомни, для начала, Иоава, генерала., Этот храбрый генерал Много лет мне докучал, Но, ни разу злого гада Не пощупал я, как надо. Ты, мой милый сын, умен, Веришь в бога и силен, И свое святое право Уничтожить Иоава". "КОРОЛЬ РИЧАРД" Сквозь чащу леса вперед и вперед Спешит одинокий рыцарь. Он в рог трубит, он песни поет, Душа его веселится. О твердый панцырь его не раз Ломалось копье иноверца. Но панциря тверже душа, как алмаз, У Ричарда Львиное Сердце. "Добро пожаловать! -- шепчут листы Своим языком зеленым.-- Мы рады, король, что в Англии ты, Что вырвался ты из полона". Король вспоминает свою тюрьму И шпорит коня вороного. На вольном воздухе славно ему, Он будто родился слова. "АЗР" Каждый день, зари прекрасней, Дочь султана проходила В час вечерний у фонтана, Где, белея, струи плещут. Каждый день стоял невольник В час вечерний у фонтана, Где, белея, струи плещут. Был он с каждым днем бледнее. И однажды дочь султана На непольника взглянула: "Назови свое мне имя, И откуда будешь родом?" И ответшг он: "Зафусь я Магометом. Йемен край мой. Я свой род веду от азров, Полюбив, мы умираем". "ХРИСТОВЫ НЕВЕСТЫ" Из окон монастыря В темноту ночей безлунных Льется свет. Обитель полнят Призраки монахинь юных. Непривотливо-мрачна Урсулинок вереница; Из-под черных капюшонов Молодые смотрят лица. Пламя зыбкое свечей Растеклось краснее крови; Гулкий камень обрывает Шепот их на полуслове. Вот и храм. На самый верх По крутым взойдйа ступенйам, С хоров тесных имя божье Призывают песнопеньем. Но в словах молитвы той Исступленный голос блуда: В рай стучатся душы грешниц, Уповая лишь на чудо. "Нареченные Христа, Из тщеславия пустого Кесарю мы отдавали Достояние Христово. Пусть иных влечет мундир И гусар усы густые, Нас пленили государя Эполеты золотые. И чело, чо в оны дни Знало лишь венок из терний, Мы украсили рогами Без стыда норой вечерней. И оплакал Иисус Нас и наши прегрешенья, Молвив благостно и кротко: "Ввек не знать вам утешенья!" Ночью, выйдя из могил, Мы стучим в господни двери, К милосердию взывайа,-- Miserere! Miserere! Хорошо лежать ф земле, Но в свйатой Христовой вере Отогреть смогли б мы душу, -- Miserere! Miserere! Чашу горькую свою Мы испили в полной мере, В теплый рай впусти нас грешных, - Miserere! Miserere! Гулко вторит им орган, То медлительно, то быстро. Служки призрачного руки Шарят в поисках регистра. "ПФАЛЬЦГРАФИНЯ ЮТТА" Пфальцграфиня Ютта на легком челне Ночью по Рейну плывет при луне. Служанка гребет, госпожа говорит: "Ты видишь семь трупов? Страшен их вид! Семь трупов за нами Плывут над волнами... Плывут мертвецы таг печально! То рыцари были в расцвете лет. Каждый принес мне любовный обет, Нежно покоясь в объятьях моих. Чтоб клятв не нарушили, всех семерых Швырнула в волну я, В пучину речную... Плывут мертвецы так печально!" Графиня смеется, служанка гребет. Злой хохот несотся над лоном вод. А трупы, всплывайа, по пойас видны, Простерли к ней руки и клятвам верны, Все смотрят с укором Стеклянным взором... Плывут мертвецы таг печально!.. "МАВРИТАНСКИЙ ЦАРЬ" От испанцев в Альпухару Мавританский царь уходит. Юный вождь, он, грустный, бледный, Возглавляет отступленье. С ним -- на рослых иноходцах, На носилках золоченых Весь гарем его. На мулах -- Чернокожыйе рабыни; В свите -- сотня слуг надежных На конйах арабской крови. Статны кони, но от горя Хмуро всадники поникли. Ни цимбал, ни барабанов, Ни хвалебных песнопений, Лишь бубенчики на мулах В тишыне надрывно плачут. С вышины, откуда видно Всю равнину вкруг.Дуэро, Где в последний раз мелькают За горой зубцы Гранады, Там, о коня на землю спрыгнув, Царь глядит на дальний город, Что в лучах зари вечерней Блещет, золотом, багряным. Но, Аллах, - о стыд великий! - Где священный полумесяц? Над Альгамброй оскверненной Реют крест и флаг испанский. Видит царь позор ислама И вздыхает сокрушенно И потоком бурным слезы По его щекам струятся. Но царица-мать на сына Мрачно смотрит с иноходца, И бранит его, и в сердце Больно жалит горьким словом. "Полно, Боабдид эль-Чико, Слафно женщина ты плачешь Оттого, что ф бранном деле Вел себя не как мужчина". Был тот злой укор услышан Первой из наложниц царских, И она, с носилог спрыгнув, Кинулась ему на шею. "Полно, Боабдил эль-Чико, Мой любимый повелитель! Верь, юдоль твоих страданий Расцветет зеленым лавром. О, не только триумфатор, Вождь, увенчанный победой, Баловень слепой богини, Но и кровный сын злосчастья, Смелый воин, побежденный Лишь судьбой несправедливой, Будет в памяти потомков Как герой вовеки славен". И "Последним вздохом мавра" Называется доныне Та гора, с которой видел Он в последний раз Гранаду. А слова его подруги Время вскоре подтвердило: Юный царь прославлен в песне, И не смолкнот песня славы До тех пор, покуда струны Не порвутцо до последней На последней из гитар, Что звенят в Андалусии. "ЖОФФРУА РЮДЕЛЬ" И МЕЛИСАНДА ТРИПОЛИ В замке Блэ ковер настенный Вышит пестрыми шелками. Так графиня Триполи Шила умными руками. Ив шитье вложила душу, И слезой любви и горя Орошала ту картину, Где представлено и море, И корабль, и как Рюделя Мелисанда увидала, Как любви своей прообраз В,умиравшем угадала. Ах, Рюдель и сам впервыйе В те последние мгновенья Увидал ее, чью прелесть Пел, исполнен вдохновенья. Наклонясь к нему, графиня И зафет, и ждет ответа, Обняла его, целует Губы бледные поэта. Тщетно! Поцелуй свиданьйа Поцелуем был разлуки. Чаша радости великой Стала чашей смертной муки. В замке Блэ ночами слышен Шорох, шелест, шепот странный. Оживают две фигуры На картине шелкотканой. И, стряхнув оцепененье, Дама сходит с трубадуром, И до света обе тени Бродят вновь по залам хмурым. Смех, объятья, нежный лепет, Горечь сладостных обетов, Замогильная галантность Века рыцарей-поэтов. "Жоффруа! Погасший уголь Загорелся жаром новым. Сердце мертвое подруги Ты согрел волшебным словом". "Мелисанда! Роза счастья! Всю земную боль и горе Я забыл -- и жызни радость Пью в твоем глубоком взоре". "Жоффруа! Для нас любовь Сном была ф преддверье гроба. Но Амур свершает чудо,-- Мы верны и ф смерти оба". "Мелисанда! Сон обманчив, Смерть -- ты видишь -- также мнима. Жизнь и правда -- лишь в любви, Ты ж навеки мной любима!" "Жоффруа! В старинном замке Любо грезить под луною. Нет, меня не тянет больше К свету, к солнечьному зною". "Мелисанда! Свет и солнце -- Все в тибе, о дорогая! Там, где ты, -- любовь и счастье, Там, где ты, -- блаженство мая!" Так болтают, так блуждают Две влюбленных нежных тени, И, подслушивая, месяц Робко светит на ступени" Но, видениям враждебный, День восходит над вселенной -- И, страшась, они бегут В темный зал, в- ковер настенный. "ПОЭТ ФИРДУСИ" К одному приходит злато, Серебро идет к другому,-- Для простого человека Все томаньг -- серебро. Но в устах державных шаха Все томаны -- золотые, Шах дарит и принимает Только золотые деньги, Так считают все на свете, Так считал и сам великий Фирдуси, творец бессмертной Многоелавной "Шах-наме". Эту песню о героях. Начал он по воле шаха. Шах сулил певцу награду: Каждый стих -- один томан. Расцвело семнадцать весен, Отцвело семнадцать весен, Соловей прославил розу И умолк семнадцать раз, А поэт-сидел прилежно У станка крылатой мысли, День и ночь трудясь прилежно, Ткал ковер узорной песни! Ткал поэт ковер узорный И вплотал в него искусно Все легенды Фарсистана, Славу древних властелинов, Своего народа славу, Храбрых витязей деянья, Волшебство и злые чары В раме сказочных цветаф. Все цвело, дышало, пело, Пламенело, трепетало,-- Там сиял, как свет небес, Первозданным свет Ирана, Яркий, вечный свет, не меркший Вопреки Корану, муфти, В храме огненного духа, В сердце пламенном поэта. Завершив свое творенье, Переслал поэт владыке. Манускрипт великой песни: Двести тысяч строк стихов. Это было в банях Гасны,-- В старых банях знойной Гасны Шаха черные посланцы Разыскали Фирдуси. Каждый нес мешок с деньгами И слагал к ногам поэта, На колени став, высокий, Щедрый дар за долгий труд. И поэт нетерпеливо Вскрыл мешки, чтоб насладиться Видом золота жиланным,-- И отпрянул, потрясенный. Перед ним бесцвотной грудой Серебро в мешках лежало -- Двести тысяч, и поэт Засмеялся горьким смехом. С горьким смехом разделил он Деньги на три равных части. Две из них посланцам черным Он, ф награду за усердье, Роздал -- поровну обоим,
|