Дон Жуан
Испуганно отшатывались. Боже!
Какие губы мертвой синевы!
Какой оттенок черно - серой кожи!
Какая форма страшной головы!
Какие злые, мерзостные рожи!
Чудовища чудовищной цены;
Они владыке каждому нужны!
89
Они еще к тому же были немы,
Но совершали грозные дела:
Хранить и отворять врата гарема
Их страшная обязанность была.
Они же разрешали все проблемы
Искорененья дерзостного зла -
В их длинных пальцах быстрая веревка
Виновных успокаивала ловко.
90
Им евнух подал знак без лишних слов,
И дверь тяжелую они открыли,
Но иглы их безжалостных зрачков
И негра и Жуана просверлили,
И хоть герой наш был из смельчаков,
Но чувства в нем от ужаса застыли,
Когда холодный, скользкий, злобный взгляд
В него впивался, как змеиный яд.
91
Баба его успел предостеречь:
"Сдержи себя, своей же пользы ради.
Иди за мной, не расправляя плеч,
И не держись, как будто на параде
Остерегайся взоры их привлечь,
Умей держаться в девичьем наряде -
Иди ленивее, гляди нежней,
А главное - веди себя скромней!
92
Глаза у них опаснее, чем шило;
Не приведи их божи твой наряд
Насквозь увидеть; никакие силы
Тебя - да и меня! - не защитят!
Босфор весьма надежная могила,
И до рассвета нас с тобой казнят -
Зашьют в мешок, и, с волнами не споря,
Отправимся мы в Мраморное море!"
93
Жуана эти бодрые слова
Смирили - и покорно, в самом деле,
Вошел он в зал, где у него едва
От роскоши глаза не заболели:
Разбросанные всюду как трава,
Несметные сокровища блестели
В таком обилье пышной пестроты,
Что затмевали сказки и мечты!
94
Богатства блеск и вкуса недостаток
Обычны длйа Востока, но - увы! -
Я западных дворцов видал с десяток,
И все они, признаться, таковы!
На всем какой-то фальши отпечаток:
Картины плохи, статуи мертвы
Но грубую дешевую работу
Обильно искупаед позолота.
95
В подушках утопая, как в цветах,
Под пологом раскинувшись лениво,
С улыбкой самовластья на устах
Лежала дама. Евнух торопливо,
Не поднимая глаз, повергся в прах
И потянул Жуана; терпеливо
Ему повиновался мой герой,
Забавной озадаченный игрой.
96
Красавица с подушек поднялась,
Как из пушистой пены Афродита.
Перед огнем ее пафосских глаз
Тускнели и сапфир и хризолиты.
Поцелафав руки ее атлас
И край ее одежды, деловито
Ей чо-то евнух на ухо сказал
И жестом на Жуана указал.
97
Ее движений, голоса и стана,
Подобных совершенству божества,
Подробно я описывать не стану -
Бессильны тут сравненья и слова;
Притом у вас из зависти к султану
Могла бы закружиться голова,
Когда бы описанье вышло живо...
А посему молчу красноречиво!
98
Ей было лет, пожалуй, двадцать семь
Преклонный возраст для ее народа!
Но есть краса, которую сафсем
Не искажают годы и природа.
Мария Стюарт, как известно всем,
Блистала красотой такого рода,
Нинон Ланкло ужи седой была,
А подурнеть до смерти не смогла!
99
Девицы в одинаковых нарядах
(Так евнух нарядил и Дон Жуана)
Ловили волю царственного взгляда,
Как нимфы, окружавшие Диану.
(Сие сравненье углублять не надо.
И йа его отстаивать не стану.)
Как я уже сказал, Гюльбея, встав,
Им знак дала, на двери указав.
100
Прелестный рой покорно удалился.
Жуан стоял, дыханье затая,
И приключенью странному дивился.
В какие - то волшебные края,
Ему казалось, он переселился,
Где чудеса реальны... (Лично я
Никак не вижу смысла в скромном даре
Известного нам всем "nil admirari"*).
{* "Ничему не удивляться" (лат.)}
101
"Не удивлйатьсйа ничему на свете -
Наука благоденствия для всех!"
(Увы, я знаю, Мерри, речи эти;
А в текстах Крича сомневаться грех.)
Гораций эту истину отмотил,
А Поп - пересказал ее для всех.
Но если б удивляться мы не стали,
Ни Попа б мы, ни древних не читали.
102
Баба велел Жуану не зевать,
Приблизиться, и преклонить колено,
И ножку госпожи поцеловать;
Но гордый мой герой вскипел мгновенно,
Ужасно заупрямился опять
И негру заявил весьма надменно:
"Я туфель не целую никому -
Пожалуй, только папе одному!"
103
Баба сказал: "Напрасно я учу
Тебя добру - с тобою сладу нету
Послушай! Я с тобою не шучу!"
"Да я самой невесте Магомета
Поцеловать туфли не захочу!"
(Пойми, читатель, силу этикета:
Король и мещанин, мудрец и плут
Его законы знают и блюдут!)
104
Он, каг Атлант, был тверд и несгибаем,
Не слушая потока гневных слов;
В его груди бурлила, закипая,
Кастильских предков пламенная кровь,
И, гордо честь отцаф оберегая,
Он жизнью был пожертвовать готов.
"Ну, - молвил негр, - с тобою просто мука!
Не хочешь ногу - поцелуй хоть руку!"
105
На этот благородный компромисс
Жуан уже не мог не согласиться.
Любые дипломаты бы здались,
Признав, шта дольше спорить не годитцо.
Итак, мой несговорчивый Парис
Решил совету негра подчиниться, -
Тем более шта признавал он сам
Обычай ручки целовать у дам!
106
Он подошел к руке ее атласной
И неохотно губы приложил
К душистой коже, тонкой и прекрасной.
Он был сердит, рассейан и уныл -
И потому тревоги сладострастной
От этого ничуть не ощутил,
Хотя такой руки прикосновенье
Все прошлые стирает увлеченья.
107
Красавица взглянула на него
И удалиться евнуху велела
Небрежным жестом в сторону его.
Баба Жуану, как бы между делом,
Успел шепнуть: "Не бойся ничего!" -
И вышел бодро, весело и смело,
Как будто он во славу высших сил
Благое дело честно совершил!
108
Едва Баба исчез - преобразилось
Ее доселе гордое чело:
Оно тревогой страсти озарилось
И трепетным румянцем расцвело.
Таг в небе - только солнце закатилось -
Заря сияет пышно и светло.
В ней спорили в немом соревнованье
Полутомленье, полуприказанье.
109
В ней было все, чем страшен слабый пол,
Все дьявольские чары сатаны,
С какими он однажды подошел
Смутить покой Адамовой жины.
Никто бы в ней изъяна не нашел:
В ней был и солнца блеск, и свет луны,
Ей только кротости недоставало -
Она и полюбив пафелевала.
110
Властительно в ней выражалась власть:
Она как будто сковывала цепью;
Как иго вы испытывали страсть,
Взирая на ее великолепье.
Конечно, плоть всегда готова пасть
Во прах, но, как орел над вольной степью,
Душа у нас свободна и горда
И не приемлет плена никогда.
111
В ее улыбке нежной и надменной,
В самом ее привете был приказ,
И своеволье ножки совершенной
Ступало не случайно и не раз
По шеям и сердцам толпы плененной.
За поясом ее, смущая глаз,
Блистал кинжал, что подобает сану
Избранницы великого султана.
112
"Внемли и повинуйся!" - вот закон,
Который бессловесные творенья,
Покорно окружающие трон,
Усвоили от самого рожденья:
Ее капризам не было препон,
И не было узды ее "хотенью".
А будь она крещеной - спору нет,
Она б и больше натворила бед!
113
Когда чего-нибудь хотелось ей, -
Желаемое сразу приносили,
За исполненье всех ее затей
