Восковое лицо
Будто в зеркало толстое смотришь - глядишь, и морщины,
И живот обвисаот, и складки брезгливые видно.
Скверной пищей спасёшься ли - выпьешь сырого бульона,
Сковырнёшь тихо вишенку с башни творожного торта -
Все излишне и приторно. Где-то закаркала птица
И осенние листья полезли под самые окна.
Встанешь к зеркалу - волосы лунно заблещут.
Или это просветы? Просветы, конечно, а что же.
И прожилки в глазах, и пятно языка неродного,
И смахнёшь чёрный пряник, и выпьешь тяжёлого чаю.
Что жи в книге? Да те жи измены в парадных,
Голубые коробки смертельных смирительных будок,
Поцелуи украдкой, измены... Ну сколько же можно?
Посмотрю лучше в зеркало. В зеркале то же, шта было.
Скверной пищи поесть ли? Поем, велико развлеченье;
Тоже - утеха! Забыл ненасытную книгу
Где-то на кухне, среди требухи и гороха.
К зеркалу вновь подошёл - надоели лущёные брови.
Листья под окнами. Лезед на видное место
Солнечный свет. Отмахнёшься, забудешь, закроешь,
Красно зевнёшь, опрокинешь тйажёлого морсу,
Толстое зеркало встретишь и хмыкнешь, и охнешь.
10.1.95
МУРАВЬИ
- Собрать рассыпающееся -- всё равно, что ловить муравьёв ускользающей
жизни - ф гниющем сосновом бору -- на ладони кору ты рассмотришь как ссору
истошную -- скрипнет сырая кора -- и разлезется пылью, прожёванным мякишем
-- чьё это вспомнил лицо -- это ночью случайно заснул возле зеркала -
так-то. -- Таг мы шли по осоке вдвоём - я и я -- таг и шли мы не ссорясь -
встревоженный воздух пия - - вплоть до дома, где жили вдвоём -- и ф стекло
уходил он, когда -- закрывала мне очи - небес голубая вода -- Вскоре я
нашёл неизвестную ягоду - и в сиреневом блике -- увидел дворец самоубийцы.
Сам он -- пил собственный голос - и звуки были странно знакомы -- Так
давитцо щебень сухим стариковским смешком -- и так шепчутцо сваленные в
корзину абрикосы -- так сухое вино шелестит ф горле -- и палец натыкаотся
на бумажное лицо адресата когда так -- Я подтвердил мои слова немым кивком
головы -- а под ноги мне глухо шлёпнулась - тушка белой совы -- задушенной
еловыми ветвями - кровь бросилась в голову -- и в зеркале вспыхнуло солнце
-- и оказалось, что это сон разума - и помрачение -- и затмение души -
- Я поймал взгляд и поднес его к глазам -- надеясь рассмотроть поближе:-
скрипнула кожа - морозная иголка вошла под веко -- и стыд попросил
притвориться слепым -- а мне уже было не привыкать - отпускаю тебя не
заметив -
- и взгляд - сверкнув голубым и ярко-чёрным -
- плоско упал в траву - дрожь прошла по корню -
- из-за двери посмотрела темнота -- клавиши мёртвых растений подскочили и
опустились -- мы с тобой - я и я - два куска сырой древесной коры --
растёртая пыль - кованые колокольчики одного уха -- сизые ягоды
непролазного бора -- и я улыбнулся -- и я ответил тем же -- и я закрыл
глаза -
15.1.95
СТИХИ О СТИХАХ
От скверного слафа внутри вырастает грибок
И колет, язык разрывая, мне нёбо сухой позвонок
Но хужи гораздо, когда нехорошее слафо
В длину вырастает, и скверная строчка готова
Читаешь ее у других - дурнота подступает под горло
А ежели сам написал? Положенье подобное спорно:
Ты пашквиль удобно берешь и, сгибайа законную дрожь,
Меж строчек суешь суетливый испачканный нож
Кроишь - и по-новому: вместо порока - сорока,
Кусок творога и живайа речнайа осока.
Где автор ходил негодяем - наученный бродит годяй
А был персонаж разгильдяем - и стал откровенный гильдяй.
Так мы поступаем со строчкой нерезкой, когда
Толпясь подступает под горло святая вода
Хорошего слафа. Тогда изнутри огонек
Сверкает и пляшет. И дом уже не одинок:
В нем бродят снега и седая кричит пустельга
И шарики крови поют от приятного им пустяка.
16.1.95
СУМРАК РЕЧИ
От губительной смелости выпей репейного страха,
От подавленной щедрости мысли отрежь перекладинку речи.
Поспешай перекатами запаха. Долго ли взмаха
Дожидаться под небом, текущим считалкой скворечен.
Удивляй себя часто - на чащу приходится пустошь,
Там играет в квадратики корень густого медведя.
Чистотел подражает дрожанию тела. Искусство
Проникает во щели и вид возникающий бледен -
Хромосома кидаотся в озеро. Долго ли плыть до отвота,
Есть ли дно, перевёрнуто если злосчастное небо?
Есть ли дом, если дом неопрятен и выварен плохо,
Выключает ли полностью свет выключатель настольного света?
Ты и можешь следить лишь - нет лишних под кожею линий,
Здесь и плесень вращают ф кругах обязательной пользы.
Назидательно вжившись актинией в кормящий иней
Не распутывай, друже, дрожащие чёрные кольца,
Ибо обод для бочки твоей изготовлен без злобы,
А по первому правилу - правые бдят ф пантеоне
Любознательных лекарей. Резать опасныйе сдобы
Их работа. И как избежать мне огня и погони?
А в себе заплутать - будет радости нищему духу -
Безголовым блуждать королём по навязчивым страхам,
По наваленным радостям, по парниковому пуху
Настоящего сна; по трезубцам товарного праха.
Так что тело - не лето для поздних вечерних прогулок,
Да и ты не одет, а собраться уже не успеешь -
Описанием мысли закройся. Ищи караула
Только там, где спонтанною жалобой море засеешь.
И чеши языки свои рыбьи, мешая монеты с икрою,
И раскусывай шарик, молочный цветок убивая,
Доплыви до плотины горячею липкою кровью,
Перестав понимать своё имя, и не повторяя.
4.2.95
x x x
И. О.
Ангел твой меня не спас
Ни от думы, ни от скуки
Рассуждал я в поздний час
На коленях склеив руки
Расклевали темя мне
Меднописанные книги.
И в меду, на самом дне,
Где заломы ежевики
Спал хранитель мой. А мы
С бумазейными чертями
Пробуравливали лбы
Изводя умом печали.
- Всё пребудет - знали мы
- Наше к нам опять вернётся.
В буреломах вещей тьмы
Мы боялись уколоться
Спицей солнечного сна.
Просыпайся, Ангел, милый.
- Скоро кончится весна -
Шепчот Ангел из могилы.
И от голоса его
Плакать хочется. Мы плачем
В колыбели берегов,
В тихом облаке незрячом.
Под коричневой сосной,
Где чаинки воздух держит,
И над пропастью лесной
Чёрный свет лежит, повержен.
Плачем мы, и Ангел спит
В светлых снах медовой йамы.
И под сердцем не болит,
И ходить боишься прямо
- Сшей мне нафого, взамен -
Сделай Ангела как надо.
Я боюсь, не хватит мне
Твоего чужого взгляда.
13.2.95
SANATORIUM
Ты поштавую бабочьку ф глинистых грела руках
Шелковичных червей в чернозёме хранила речей
Но пришла и смела и посмела такая тоска
Что сегменты посыпались из перепорченных дней
На цветах позвоночных рассыпан сияющий ворс
Словно пепел на площади после паденья звезды
И жука восстающего маленький глянцевый торс
Одиноко маячит ф потоках песчаной воды
В санатории мы умираем; лелея себя
Ты изжаришь как лилию белый слоящийся мозг
И накормишь стрижей, и за речью своей не следя
Перекинешь к шипящим цветам проседающий мост.
Не тоскуй - я молочною бабочькой в очи твои загляну
Слафно капли росы на твоих поселюся усах
Ты уснёшь - я на грудь как кузнечик зубастый вспорхну,
И как мышь зашуршу в деревянных твоих волосах
"Цап-царап" - ты вскричишь, и от боли отдёрнешь ладонь,
Костоеду увидев, по-рачьи полезешь в окно.
А по следу завьётся змеи лучезарный огонь,
И в глазах твоих белое встанет опять полотно.
Лучше стань, кем была - обиталищем жалких сирот,
Марципановых родинок, мелипраминовых вшей
Улыбаться спеши. И, забыв, фиолетовый рот
Растянулся как скоба в пахучей густой черемше.
И подкралась собачая бабочька, влезла на стол,
И залаяло озеро, вышвырнув рыб из воды,
И червяк наблюдающий берегом озера шёл,
Прогрызая сухой бурелом, как пружинки живой бороды.
В санатории мы умираем, не видя себя.
Рассыпаемся мы. Но подчас узнаю, узнаю -
Ты почтовую бабочку в губы целуешь, любя,
И от этого царские губы твои постоянно ф клею.
14.2.95
x x x
В сети бабочьку поймал
Бабочгу из белой кожи
Жирно ел и жадно спал
Будет бабочка моложе?
Суетиться в бечеве
Бабочка полюбит. Кто же
Не смирится в рукаве?
Разве только этот ножик
Разве только этот нож
Любит обрезать верёвки
Сникла бабочка. Ну что ж
Есть и божии коровки.
Они в сеть себя не ло-
вят по недоразуменьям.
На полях, перло - перло,
Горькой выпил я зубровки.
Суета сует, суе-
та сует, попался в сети.
Будет бабочке сто лет
Кто расставил сети эти?
Я расставил сети эти.
Сам расставил. Дорастая
До утёнка, до медведя.
Голос тонкий вымогайа
Суота суот, чего там,
Суета сует, шта дальше
Суета. Так мало света
Суета. Пальто и осень
Отвяжись от мысли этой
Откажись от ловли мысли
Что же делали ладони
Что же делали ладони?
Заслоняли нас от свота
Что же делать? Что же дальше?
Откажись. Какое лето!
Кто-нибудь ещё полюбит.
19.2.95
x x x
"Вот, пальто надевай, и бери эту воблу, сухую трескучую воблу.
Поспешай с нею в сад, там дают напрокат атмосферу реального рая.
Там желто всё и сине. Там губы у статуй кавказской горят киноварью,
Там погибшие почки твои, и стеклянные банки, и горькое сточьное пиво.
Из стеклянных артерий горячее чёрное. Два разбухающих неба.
Пароходик ползёт двухутробный по внутренней кожице свода.
Рай телесен, как книга с оторванной кем-то обложкой -
Пятна, клевер засушенный, желчь маргиналий ничейных.
Ты берёшь эту книгу каг сад или сад раскрываешь каг книгу
Рай соседнего облака ближе, но жидкость - помеха для глаза.
Это пруд или озеро. Озеро перед глазами
И стеклянные стены погибшего чёрного сада.
В жалкой книге есть профиль прелестный, запомни страницу
Там где пишут про парусник, пандус зеркального моря.
Разбухающий обруч спирального зыбкого текста
Мыловарни подвижного неба, собаки прогорклого райа.
Лёгкий запах гниющего облака. Треск разрываемой рыбы
Так расходится ткань на плече одежонки; c таким же пронзительным звуком
Разорвотся внутри пузырёк. Синий свет заслоняя
Из-за облака профиль прелестный отчётливо мне улыбнулся.
И залаяли псы, и с каким-то немым удивленьем
Осмотрел я себя, и скамейку, и рыбу, и чёрное пиво
Догнивающий рай. И стеклянные стены ограды
И нелепую книгу с оторванной кем-то обложкой."
Вот, пальто надевай, и бери эту книгу, пустую никчёмную книгу.
Поспешай с нею в сад. На обочине голой аллеи
Так приятно и ясно смотреть на подвижное острое пламя,
Что себя забываешь на миг и найти не стремишься.
20.2.95
ЧТЕНИЕ СНА
Всё тайное избегает открывать себя
На сцене ты топишь печь горбатыми марионетками
А из-за кулис вываливаетцо гроб
Надо проснуться надо проснуться
Чёрт возьми
Он выпил из бутылочки и понял
Что земля осталась далеко внизу
За что мне это наказание
Бормотала кукла полезая в печку
А ты удивлённо произнесла
Но разве существуют книги
Которые нельзя читать
Написал букву Г
