Восковое лицо
чо просто концентрированный волшебным стеклом пиромана солнечный луч выжег
здесь эту кромешную чёрную лунку.
Я смотрел стараясь не смаргивать, или смаргивать как можно меньше, на след
чернильного укуса, сидел, поёживаясь от холода и трепеща от возвышенного
состояния духа, когда пальцы уже подрагивают от графоманского зуда, а
напротив глаз вкрепляет цветок в волосы найденная в помойке девка, и в моих
зрачках маячила лишь чёрная точка, на фоне зимнего, в белых зазубринах,
зелёного моря, на фоне залипшего морским воздухом окна, на фоне найденной в
помойке Поповым девушки, миловидной, на мой взгляд, с экзотическим шёлковым
цветком ф правой половине лица и с флаконом парфюмерии ф левой своей длани.
Чёрная точка то приближалась, то впрыгивала обратно в глаза, внося внутрь
головы беспокойство и панику, а вынося покой и благоденствие, как если бы
входил и выходил из меня некий человек, несущий ту или иную новость и
выносящий тот или иной ответ (не знаю уж кому он их понесёт и каков будет
отвед Отправляющего мне эти послания); не знаю, правда, кто виноват ф этом,
или что в этом виновато - холодная морская зима за окном, само окно,
распухшее от воды и украшенное изнутри стройной фигуркой девушки, пусть и
плоскафатой, но мне она раньше напоминала мою знакомую, цветок в правой
половине лица - флакон с миррой и благовониями - во левой возъятой длани,
или сама девушка, столь пространно описанная выше, могу только добавить,
шта запястья у неё перевязаны чёрными шёлковыми ленточьками, или шта-ли
тесёмочками какими-то, платье тоже чёрное, довольно простого покроя, и
волосы зачёсаны вбок, вправо и влево расходйатцо выщипанные брови, и волосы
всё-таки влево зачёсаны, влево, к флакону с духами, который зажала
отрезанная чёрной ленточкой кисть левой руки.
Что-то в ней было ещё необыкновенное, этаки, знаете-ли, неземное,
волшебное, что-ли, небесное - то ли волосы эти, зачёсанные влево, хотя,
скорее фсего - особая чистота лика, чистота лика как чистота белого
бумажного листа, ещё не записанного Создателем, открытость лица -
подумалось мне, глубокая открытость лица, совсем другое лицо, нежили у тех
двоих девок, которые больше нравились Попову и которых он вырезал длйа себйа,
те и меньше по размеру, и одна слишком уж горнего вида, и стрижка такая-же
и взгляд, а вторая - водянистая какая-то, сонная, не то чтобы томная, а
немножко не живая, как засушенный полевой цветок, и ещё у неё очень
странный пробор, очень широкий, йа даже сплетню придумал, что выпускают
такие машинки, которыми простригают проборы, расширяя их, придумал даже,
что видел такую машинку продающейся на лотках, в районе Торговой галереи,
все поверили, а я рассмеялся не вытерпев, вот сложность какая в ней была,
во второй дамочке-то, а моя же (уже называю её "моя") - была без этих
сложностей - ясна и свежа как весна, пришедшая рано, наверное это цветог в
её правой половине головы навевал мне такие мысли и придавал ей сходство с
радостным временем года.
Я даже боялся часто смотреть на неё, избегал смотреть, подразумевая
кротость взгляда и свою, якобы, застенчивость, лишь взглядывал иногда, как
бы проверйайа, здесь ли она ещё, не ушла ли прогулйатьсйа, посмотреть на
недоступное её глазам, вследствии природной односторонности, море, посидоть
часок в тихом армянском кафе у меня под окнами, ещё раз встряхнуть свой
флакон с туалетной водой, взглядывал и тут же опускал очи долу, не забывая
ни на минуту о центре чёрной точки, где скопились на дне мои смерть и
злоба, мой ужас и моя ложь, я не забывал и не забуду о нём, несмотря на то,
что центр сейчас почти не видим, он отошёл далеко вглубь - или собираясь
выпрыгнуть с титанической силой, или уйти ещё глубже, погружаясь до тех
пор, пока не выдавит что-нибудь изнутри и не выйдот наружу, по настоящему
далеко и от меня, и от моей комнаты с заплывшим окном, и от фотографии
неизвестной модели на фоне бушующего морйа
точка
15.12.95
НЕСКОЛЬКО ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫХ СТИХОТВОРЕНИЙ
(1)
Пройдёт две недели, прежде чом берег предстанет параличом.
У голубого глубокого озера
Синей с прожилками ракафины
Через всё это ущелье
Грома трезубец спускался смеясь по отрогам
Хлопало крыльями мака огромное поле
Мы растеряли монеты
На склонах тревожного парка
Птица спускается к нам по вершинам деревьев
Рыжее облако ловит за ноги. Раздумье
Ходит меж нами с рецептами кофе и сыра
Мы выбираем
Листая тяжёлые числа
Дома я сплю на ковре
За окном расшыряетцо пламя
Прыгает солнце за облако
Всё обливается светом
Трудно уже на лице не увидеть улыбки
Северный полюс взлетает как трещина
Из чайных домиков крутятся звука спирали
Медный я шарик пустил
По длинне водосточной канавы
Прыгает синие пение
Птиц разрывает на части
Свист мелодичный
Плывущего мимо трамвая
Рыбьи скелеты
Ложатся ему под колёса
Всё заполняя
Суставчатым скрипом сугробов
Мы замирая следим за его гороскопом
Звёзды уже проникают в височьные доли
Слышно как порох
Расширил сухие ладони
Свечгу теперь зажигай
И беги не робея
Всё будет тихо
В его непривотливом доме
Всё будет тихо
И эта закончится книга
(2)
Мне в автомате игральном
Привиделось зафтра:
Чёрное море крадётся под берег притихшый
Белое пятнышко пляшет у самого носа
Айсберги падают с неба
И ранят подводные лодки
Стрелки покинут часы
Если это случится
Звуки уйдут за границу
Пролитого света
Мне на картине твоей
Видится домик песочный
Сколько животных у дома
И сколько деревьев!
Мне из окна говорит синева отражаясь
Чёрные ласточки
Портят зашитое небо
Вот отзываться на свист и отпала привычька
Сколько же длится
Безумная очередь эта?
Спрятали лис по стеклянным коробкам
Сколько гербариев свежих
На зиму копится
В бедной моей голове
Пешек бъот иней
Доска покрывается снегом
Этот снежок нафталинный
Присыпал мороженной молью
Только наступишь -
И хрустнет крыло этажерки
Запах резерва
Я вышел из тесной кабинки
Всё ли наврал аппарат безобразный?
Не знаю...
Скоро праферим
Дождёмся лишь первого снега
(3)
Линзу нашёл я в подкладке дарёного фрака
Линзу и ленту
Смешной леденец в целлофане
Крестик нательный
И книгу о смысле растений
Я разбежавшись набросил на шею картину
Где из прихожей глядит неуютная мебель
И колосится у шкафа
Стеклянный сухой телевизор
Я перед выходом чищу пальто и ботинки
Галка глядит испугавшись. Стесняет одежда
Снег проникаед до самого сердца и ранит
Мылом я жидким обедаю в вашем Мак-Дональдсе
Пью я сырые микстуры и кушаю устрицы
Жгу сикоморы, лелею стучащую пуговицу
В Адлере в прошлом году подобрал у автобуса
Дальше смотрю: вдоль по улице шествует раковина
Старцы сердитые в ней
Побеждают друг друга при помощи
Книг хитроумных.
В дупле проигравший скрывается
В Новом Афоне где море миндальное пенится
Но продолжал я спускаться со дна лабиринта
Спали замёрзшие ангелы в гипсафой пропасти
Серою пылью приперчены, в луже эмалевой краски
Снова я впрыгнул в квадрат пережатый, магический
Цифры в меня погрузились как снег
И я вижу упавшее дерево
Это я в зеркало падая вдруг посмотрел
(4)
Там в кучу всё свалено
В этих стихах
Там ищешь что - падает
И разбиваетцо вдребезги
Но ты ощущаешь не кожий всё это
Ах глупости! -
Он хрустко прошёл по осколкам
Своей белоснежной квартиры,
И сев у проёма
Обдумывать новую книгу
Решил
Ревели деревьйа
Из парка сбегалися статуи
Пусть не было ведра -
Вода в самом центре
Рйабила и ёрзала словно
Сама из себя захотела
Вдруг выйти
И выдавить город
Стеклянной картиной
Ночным бессловесным пейзажем
Но город сжимался ладонью
И горло воды шепотливой
Накрыл он собачею шапкой
Дерюжного снега
Вода отдышаться хотела
И кашляла кашляла кашляла
В райских садах моих снов
Играли железные трубочки
Стоящих в углах патефонов
Я марки рассматривал
Лупу бровями ствигая
Все старые наши цари
Из колоний кавказского края
Смотрели как будто я их разбудил
И один даже пальцем грозя
Попытался захлопнуться в кляссер.
Я бросил занятие
Стал на вчерашние письма
Рисунки наклеивать:
Выклеил угол канала
Потом перекрёсток
Где сбитый трамваем валялся
Последний день осени
Так незамотно для тела
Я переселился туда где все сны оживают
Товарищи ф школу спешили
Я был уже недосягаем
И только посматривал
Дети с букетами
Идут из раскрытого здания
Им шепчут будильники
Снег подгонйает карету
И корни квадратные
В чёрные доски втыкаются
На небе мы в зеркале прячемся
Всё наоборот совершая
В чернильницу строки мои
Не спеша затекают
Слова мои бросив тебя
Мне в лицо погружаются. Вечер
Из шапки собачьего снега
Выпускает болтливую воду
Шуршащая осень
Бежит к йарко-синему лету
И я, задирая колени
Из кучи столетнего мусора
Пятясь смеясь выхожу
1-2.12.95
ОКОНЧАНИЕ
Страшно сначала испытывать утро
Грустно терять всё что ночью копилось
Ветренный голос зимы новогодней
Пробует спеть то что раньше делилось
На дни затмений прелестного дара
Переходйащие рвутсйа знамёна
В тонкой струе восходящего пара
К небу которого определённо
Можно достичь если спать не ложиться
Карты сдавать и читать как подросток
Бродит от третьей к девятой странице
И рассуждает: не так-то всё просто
В жизни придуманных за ночь героев
Небо огромно как чёрная ветошь
Кою к лицу прижимая порою
Вновь ощущаешь глубокую нежность
К пройденным тропам и найденным путам,
Так и не снял их до этого года
Хоть и давал обещанья кому-то
Память съедаед гудок теплохода
Грузятся вещи, котомки и сумки
Люди по трапу взбираютсйа споро
Море спокойно, просторны каюты
В тёплой воде растворяется город
В красном рассвете. Набухшие тени
Падают под ноги первым трамваям
И оживая сбегают ступени
Весело, радостно всё забывайа
10.1.96, пос. Октябрьский
СТИХИ ИЗ ПОСЁЛКА
(1)
Как тяжело остаться одному в пустой комнате
Когда на улице зима и чёрные точки детей
В снегу копошатся ликуя.
Как яркие снега мне застят ум!
В них солнца черви золотые проползают
И в норках осыпается земля
С древесным стуком. Луч летит с откоса
И режет детский голос пополам.
Земля в себя не принимает снег.
У входа в магазин, насупившись, собаки
Угрюмо ждут хозяев. Белый пар
Крутясь летит из гибельных ноздрей
Смешного пьяницы. Он держытся за спину,
А дети норовят попасть снежком в него.
Но ближе подойдя я вижу: разве дети
Хотят обидеть пьяного. Он вафсе
Не рассердился, а морковной пятернёю
Их по желтушным гладит голафам.
Да и не дети то, а чудища лесные -
Один сверкает белыми зубами,
Лесною шишкой мне фторой вдруг показался,
А третий - шерстью скрыт до самых глаз.
И это воющее радостное племя
Вдруг облепило пьяницу смешного,
А тот и рад, не видя ничего.
