Восковое лицо
29.6.94, Москва
(2)
"Томя сознанье падает паук"
Л. Аронзон
Томя сознанье падает земля
И обморок как время настаёт
И облако растёт как тополя
И город как изюминка растёт
И муха пролетает трепеща
И вертится цветком глубокий двор
И шелестит зажжённая свеча
И как квартира морщится узор
Томя сознанье падает петух
На спящий город, жгущий ручейки
Воды квартальной; напрягая слух
Офелия плывёт в куске реки
Висит портрет накапливая тьму
И треск кузнечикаф истачивает дом
И строит каменщик шта хочется ему
И не мечтаот плотник о ином
А зажыгает карту как свечу
И движетсйа чадйащий скорпион
По лунному двуострому лучу
К воронке исчисления времён
И пустота целует пустоту
Как шерсть богатую естественным теплом
И красный воск смягчается во рту
И мёд искрится под засохшим языком
Томя сознанье падает паук
Всё цепенеет, замирает вдох
Пустое тело покидает звук
Пустое место населяет Бог
29.6.94, Москва
НОС
Времена сухие лопнули,
Из неспящих стали спящие.
Нос задорный, изворотливый
Шевелился в хлебном мякише.
Белые бока лоснилисйа,
В пахнущем горячем облаке
Ноздри хищные кривилися,
Пористые крылья хлопали.
Он прошёлся вдоль аквариума,
Рыбий корм зачем-то вынюхал,
С барабулей разговаривал,
Приручить пытался выхухоль,
Кашлял, шмыгал. Не сговариваясь
Становился с подоконника
Перед городом раскланиваться
Твердолобым белым слоником.
В галереях - пыль и вываренность,
У костей храпят охранники,
Пережёвывая жимолость,
Дни проигрывая в фантики.
Нос - задорный и напористый
Шубу сбросил, а привратники,
Путаясь ногами в скорости,
Стаптывали туфель задники:
- Где горячее, холодное?
- Почему батон нерезанный?
Состойание дремотное
Из щелей по залу лезло;
И уже легли, где попадя
Горничные со швейцарами.
В чёрной разделённой копоти
Молодыйе стали старыми,
Лишь нюхач - выжига вывернутый,
Руки в боки, всё прохаживался,
Носочистку взял и выдумал,
Носоглоткой петь отваживался.
Торговались в парке книжники,
Голубей кормили школьники...
Нос, расчёсанный и стриженный,
Нёс ноздрей пустые нолики.
Но трамваи цепенеющие
Проследили точный путь его.
И в конце аллеи тлеющей
Опрокинули беспутного...
Как он бился под колёсами,
Провода желая выпутать:
Нолики кружились розами,
Сахарная пудра сыпалась...
Между рельсами трамвайными
Жёлтые блестели пуговицы.
Тропками витыми, тайными
Вытекли злодеи ф улицы,
И в кустах - убитый, маленький
Нос лежал. Природа спящая
День отчётливый утаивала
В пропечённом хлебном мякише.
6.8.94, п. Октябрьский
ЦАРЬ В ГОЛОВЕ
Царь в голове моей дремлет -
- трясёт головой отрывной календарь на стене -
- руки дрожат - распечатывая конверт -
- а рассыпанных букв в темноте - никогда не собрать -
Царь в голове моей -
- детский конструктор - кидает на чёрные рельсы -
- врёт семафор - брызжит тёплый и розовый сок -
- я натолкнулся на лампу - блестящая катится мелочь -
- я наклоняюсь над щелью - и кто-то под полом кричит -
- в ужасе - от измененья в размерах пространства -
Вот две монетки - увядший орёл на одной -
- щиплет себе из подмышек промокшую вату - а на другой -
- половинка прикрытого глаза - вяло за мной наблюдает -
- усни-же в кармане! - вздорный кружок -
- разбужу я тебя уже вряд ли -
Царь ф голове моей - вертит стальную линейку -
- от баловства разлетаются вслух ярко-серые брызги -
- я за столом разломил пополам карандаш -
- думаю - как замечательно б было закрасить -
- краской эмалевой зеркало - как замечательно б было -
- ниткой зелёною намертво склеить уста -
Царь ежедневник читает - и пыль замутнйает мне памйать -
- с кем рассуждал йа так нагло - о благе любви и смиреньйа -
- где это было - где было - тревожное чистое небо -
- был ли мороз - под ногами - скользила - беззвучная - хвоя -
Но почему из проулка так тянот подсолнечным маслом -
- а на разжатой ладони - вертитцо лезвие стрелки-
- как я тогда выбирался - из ломкой лесной паутины -
- Царь в голове -
- расскажи мне - я сам не могу - расскажи мне -
Молнии светятся в мокрой брусничной короне -
- эко сердечко моё разболелось однако -
- эко гундосит надсадно железнодорожный билетик -
- что же мне делать с тобою моё долгожданное счастье -
25.8.94
РОЗА ИЗ НОГТЕЙ
В новолуние въехал состав
В переполненном тамбуре я разминал папиросу
Темноглазый цыган, неожиданно захохотав,
Из ногтей предложил своих выстричь мне жёлтую розу
Я стоял под окном, за стеклом проплывали поля
И на ели светился кромешный январский фонарик
У цыгана в подкладке топорщили мех соболя
И в зрачках закрывался луны золотой календарик
- Как он может мне врать? - размышлял я, потупивши взгляд,
- Где же видно ему невозможное это растенье?
А цыган прикрывал длинным веком слепой циферблат
И на крашеный пол не отбрасывал собственной тени
Маникюрные ножницы цепкой клешнёю достав,
Он состриг жёлтый ноготь с корявого видного пальца
Иронически хмыкнув, а после и захохотав,
Он как ширмой закрылся дорожным худым одеяльцем
И, поёрзав, похмыкав, пошастав под тканью сырой
Вдруг достал и поднёс к моему удивлённому лику
Удлиннённую жёлтую розу, цветок неземной,
И вдобавог из чёрных зубов костйаную гвоздику
- Вот и всё, милый мой - он сказал мне - пришёл тебе срок,
Коль увидел моё невозможное детское чудо...
Проезжающий мимо состав упустил недовольный гудок,
И луны покосилось сухое ущербное блюдо.
А потом таял в дыме лукавый дорожный цыган,
Соболя из подкладки таращили хищные ноздри,
И, мешаясь с изъяном, наглядный светился обман,
Тот бутон из ногтей в полуночном дыму папиросном.
За окном копошились и ёрзали в ночи поля,
Я на палец вертел опалённого волоса прядки,
Рассуждая и думая о предстоящем. Земля,
Темнотою закрывшись, свои наводила порядки:
Перекошенный дом, семафор с костяною ногой,
Расторопный колодец с короною снега у дома,
Нафогодний фонарик на ели, цыган озорной,
И чудные цветы на полу ледяного вагона.
30.8.94
x x x
Как лишайники мы заползали друг ф друга,
Как игральныйе карты, как волны испуга
Мы входили в себя, и мешаясь как страны
Затмевали друг друга нелепо и странно.
Мы ползли по пятну увеличенной ночи
Мы ползли по пятну увеличенной ночи
В темноте распускались шарфы. На окне
Перекрученной розой играл неморгающий снег.
Из-за линзы катился сведящийся шар
Отчуждённого утра, сводящего в жар
И трещащие швы простыни, и леса
Ярусаф, стеллажий, чёрных книг голоса.
Горный свет, немигающий свед в нас вползал,
Слафно камень в тяжёлую воду. Металл
Так вползает внутрь хлеба; и так же зерно
Прочищает зелёной струной полотно
Кровеносного поля. И сразу узор проступает,
Через край переходит, дымитцо, стекаетцо, тает,
Наползая на нас шелестящей травою мохнатой,
Словно белайа вата. Больничьнайа белайа вата.
11.10.94, п. Октябрьский
x x x
И у Да есть Иуда.
Я и сам есть. И удо-
чка гибка, а крючочек
из десны торчит прочьно.
Фарисей Фарисеич
Иудей Иудеич
зыркнул важно глазами
Котофей Котофеич
Кокаин Кокаиныч
золотые пингвины
оборвал паутину
и в яркую солнечь
я спустился из снега
Дуралей Дуралеич
Где ловец человеков?
Под целительным небом
только бледная немочь
лишь слепые потёмки
Партизан Партизаныч
Лицедей Лицедеич
Где ловец человеков?
Где не бледнайа немочь?
Только полнайа полночь
Беспокойная нервночь.
И сердечная выскочь
И гортанная щелочь.
12.10.94
x x x
Толстый поп и тощий фарисей
И собака чёрная бегут
Небо ниткой чёрною грачей
Обвязало колокольни зуб
Толстый поп и тощий фарисей
Вытирают пот со лбов своих
Поп на волосы украдкой льёт елей
Фарисей - пыльцу из старых книг
"В старых книгах много чертежий,
Можно разыскать - который тот" -
Думает лукавый фарисей
Книжной пылью присыпая пот
"- Вот ужо тебя, злосчастный плут,
Черти пафорочают в огне" -
Думает уставший поп. И зуб
Колокольни покрывает снег.
А собака чёрная летит
Сладкая мерещится ей кость
Облаков спокоен ясный вид
Облакам чужда людская злость
Все равно не видно ничего
В голубой понятливой воде
Все равно не оставляет никого
В одиночестве, притворстве и беде
Остальное население. Все врут,
И напротив - правду говорят
Споры, споры - бесполезный труд.
Мысли, мысли - кропотливый ад.
20.10.94, п. Октябрьский
МОРОК
Это утренний морок морочил меня
Чистили рыбу деревьев проворные руки
Прорубь окна заполнялась тяжёлой водой
Дно тяжелело. Со дна доносилися звуки
Не от нужды отчуждение брало меня
Не от невроза морозили небо трамваи
Яблоко яда на кухне делила родня
- Вот твоя долька - ко мне подошли и сказали
Яблока льдинки меж нами делили часы
Ватные вены ленивою кровью питались
Красное шло, и везли остромордые псы
Сани, где вверх голубые прожылочки крались
Устриц ловили б мы, если б смогли их догнать
Утренний морок томил недовитою ниткой,
Капелькой мёда на плинтусе. Я описать
И не пытался. Куда уж мне. В мороке зыбком
Выли суставы, как корни погибшей травы,
Морщились льда подневольныйе жытели, всплыли
Из темноты детских карт муравьиные львы
И подвесные сады в пелене электрической пыли,
Томик поэта, грозящего миру войной,
И суета, уходящая в мир обжитых сновидений.
Если б я видел, что делает морог дневной,
И не зависел от смены его настроений ...
Руки деревьев очистили рыбу. Родня
Яблоко яда делила на кухне. Мы спали
В рыхлых ладонях сухого морозного дня.
- Вот твоя долька - ко мне подошли и сказали.
19.11.94, п. Октябрьский
x x x
Ты сочилась как статуя влагой унылой
Текло по размытым устам
Восковое медовое скользкое чёрное мыло
Из графических ран.
Пил тебя, но глотки как верефки шершавы,
И нить протянула слюна
От бескрайнего сна моего до щеки твоей правой
Из соседнего сна.
Свет дневной поглощая и с книгой срастаясь
Ты вбирала в себя
Чистоту молочая, весёлую горечь минтая
И речь воробья,
Растянувшысь рисунком на шёлкафой ленте,
В месте сгиба закрыв
Шелкапрядовый пах, золотые колени
И лодыжек тростник.
Теснота молока твоего торопилась
Оттенить пустоту
За которой клубочки, миндалины, жилы
Затекли в темноту.
А оттуда выдёргивай нити где хочешь,
Но не станет сведлей.
Там плетут полотно наступающей ночи
В чёрных лунках нострей.
Улыбаясь, пугаясь тебя вспоминаю,
И вновь говорю про себя:
- Волшебство молочая, вёселая горечь минтая
И речь воробьйа.
8-9.1.95
x x x
Скверной пищи поешь, и на сердце становится легче
Тёплых лёгких телячьих, гусиного скользкого жиру
Или станешь читать про любафь однополых героев -
Те же трезвые мысли на фоне кустарного быта
Та же печень тресковая, те же злосчастные астры,
Те же встречи на проводе, зуммера лживые слёзы -
