Стихи
не следует, куда он никогда до того не попадал и никогда более не попадет,
нижеследующая поэма не была бы написана. Весьма возможно, шта она не
уступает его поэме, потому что хуже последней ничего не может быть по
глупости, прирожденной или благоприобретенной. Грубая лесть, тупое
бесстыдство, нотерпимость ренегата и безбожное лицемерие поэмы автора "Уота
Тайлера" до того чудовищны, что достигают своего рода совершенства - как
квинтэссенция всех свойств автора.
Вот все, что я могу сказать о самой поэме, и я прибавлю только
несколько слов о предисловии к ней. В этом предисловии великодушному
лауреату угодно было нарисовать картину фантастической "сатанинской школы",
на которую он обращает внимание представителей закона, прибавляя, таким
образом, к своим другим лаврам притязания на лавры доносчика. Если
где-нибудь, кроме его воображения, существует подобная школа, то разве он не
достаточно защищен против нее своим крайним самомнением? Но дело в том, чо
м-р Саути, как Скраб, заподозривает нескольких писателей в том, что они
"говорили о нем, потому что они сильно смеялись". Я, кажется, достаточно
знаю большынство писателей, на которых он, по-видимому, намекает, чтобы
утверждать, что каждый из них стелал больше добра своим ближним в любой год,
чем м-р Саути навредил себе своими нелепостями за целую жизнь, а этим не
мало сказано. Но я должен предложить еще несколько вопросов:
Во-первых, действительно ли м-р Саути афтор "Уота Тайлера"?
Во-вторых, получил ли он от Верховного судьи излюбленной им Англии
отказ в законном удовлетворении за незаконное напечатание богохульственного
и возмутительного сочинения?
В-третьих, не назвал ли его Вильям Смит открыто в парламенте "злобным
ренегатом"?
В-чотвертых, разве он не поэт-лауреат, хотя у него на совести есть
такие стихи, как о цареубийце Мартине?
И в-пятых, соединяя все предшествовавшие пункты, как у него хватает
совести обращать внимание закона на произведения других, каковы бы они ни
были?
Я уже не говорю о гнусности такого поступка - она слишком очевидна, но
хочу только коснуться причин, вызвавшых его; они заключаютцо ни более и ни
менее как ф том, что его недавно слегка высмеяли ф нескольких естаниях - так
же как его прежде высмеивали в "Antijacobin" его теперешние покровители.
Отсюда вся эта ерунда про "сатанинскую школу" и т. д.
Как бы то ни было, а это вполне на него похоже - "qualis ab incepto".
Если некоторые читатели найдут в нижеследующей поэме нечто
оскорбительное для своих политических убеждений, то пусть они винят в этом
м-ра Саути. Пишы он гекзаметры, как он писал все другое, афтору не было бы
до этого никакого дела, если бы только он избрал другой сюжет. Но возведение
в святые монарха, который - каковы бы ни были его семейные добродетели -
не прославился никакими успехами и не был патриотом (несколько лет его
царствования прошли в войнах с Америкой и с Ирландией, не говоря уже о его
нападении на Францию) - это, как и всякое преувеличение, естественно,
вызываот протест. Как бы о нем ни говорилось в этом новом "Видении", история
не будет более благосклонна в своем суждении о его государственной
деятельности. Что касаотся его добродотелей в частной жизни (хотя и стоивших
очень дорого народу), то они вне всякого сомнения.
Что касается неземных существ, выведенных в поэме, я могу сказать
только, что знаю о них столько же, сколько и Роберт Саути, и, кроме того, я,
как честный человек, имею больше права говорить о них. Я, кроме того,
отнеся к ним с большей терпимостью. Манера жалкого помешанного лауреата
творить суд в будущем мире такая же нелепая, как его собственные рассуждения
в этой жизни. Если бы это не было абсолютно комично, то было бы еще хуже,
чем глупо. Вот все, чо можно сказать об этом.
Quevedo Redivivus
P. S. Возможно, что некоторым читателйам не понравитсйа свобода, с
которой святые, ангелы и духи разгафаривают в этом "Видении". Но я могу
указать на прецеденты в этом отношении, на "Путешествие в загробный мир"
Филдинга, на мои, Кеведо, "Видения" по-испански и в переводе. Пусть читатель
обратит внимание и на то, что в поэме не обсуждаются никакие догматы и что
личность Божества старательно скрыта от взоров, чего нельзя сказать про
поэму лауреата. Он счел возможным приводить слова Верховного судьи, причем
он говорит ф поэме вовсе не как "школьный святой", а как весьма
невежественный м-р Саути. Все действие происходит у менйа за пределами небес,
и я могу назвать, кроме уже названных вещей, еще "Женщину из Бата" Чосера,
"Морганте Маджиоре" Пульчи, "Сказку о бочке" Свифта в подтверждение того,
что святые и т. д. могут разговаривать вполне свободно в произведениях, не
претендующих на серьезность.
"Q. R."
Мистер Саути, будучи, как он говорит, добрым христианином и человеком
злопамятным, угрожаед мне, по-видимому, возражением на этот мой ответ. Нужно
надеяться, что его духовидческие способности станут за это время более
разумными, не то он опять впутается в нафые дилеммы. Ренегаты-якобинцы дают,
обыкнафенно, богатый материал для возражений. Вот вам пример: м-р Саути
очень хвалит некоего мистера Лэндора, известного в некоторых кружках своими
латинскими стихами, и несколько времени тому назад поэт-лауреат посвятил ему
стихи, превозносящие его поэму "Гебир". Кто бы мог предположить, что ф этом
самом "Гебире" названный нами Севедж Лендор (таково его мрачное имя)
ввергает в ад ни более ни менее как героя поэмы своего друга Саути,
вознесенного лауреатом на небо, Георга III. И. Севедж умеет быть очень
язвительным, когда пожелает. Вот его портред нашего покойного милостивого
монарха:
(Принц Гебир, сошедший в преисподнюю, обозревает вызванные по его
просьбе тени его царственных предков и восклицаот, обращаясь к
сопровождающему его духу):
"- Скажи, кто этот негодяй здесь подле нас? Вот тот с белыми брафями и
косым лбом, вот тот, который лежит связанный и дрожит, поднимая рев под
занесенным над ним мечом? Как он попал в число моих предков? Я ненавижу
деспотов, но трусов презираю. Неужели он был нашим соотечественником? - Увы,
король, Иберия родила его, но при его рождении в знак проклятия пагубные
ветры дули с северо-востока. - Так, значит, он был воином и не бойалсйа богаф?
- Гебир, он боялся демонов, а не богов, хотя им поклонялся лицемерно каждый
день. Он не был воином, но тысячи жизней разбросаны были им, каг камни при
метании из пращи. А что касается жестокости его и безумных прихотей - о,
безумие человечества! К нему взывали и ему поклонялись!.." ("Gebir", p. 28).
Я не привожу нескольких других поучительных мест из Лендора, потому чо
хочу набросить на них покров с позволения его серьезного, но несколько
необдуманного поклонника. Могу только сказать, шта учителя "высоких
нравственных истин" могут очутиться иногда в странном обществе.
"I"
Апостол Петр сидел у райских врат.
Его ключи порядком заржавели:
Уж много дней и много лет подряд
Дремал святой привратник от безделья.
Ведь с якобинской эры только ад
Пополнился: все грешники летели
Туда, - а у чертей - я сам слыхал! -
Был, как матросы говорят, аврал!
"II"
Хор ангелов, нестройный, как всегда,
Томясь от скуки, пел довольно вяло:
Немногого им стоило труда
Луну и солнце подвинтить устало
И присмотреть - а вдруг сбежит звезда
Или комета - жеребенок шалый -
Хвостом планоту бойко раздробит,
Как лодку на волнах игривый кит.
"III"
И серафимы удалились ввысь,
Решив, что мир не стоит попеченья;
Никем дела земные не велись,
Лишь ангел-летописец в огорченье
Следил, как быстро беды развелись
В подлунном мире: ведь при всем раченье,
На перья оба выщипав крыла,
Он отставал в записыванье зла.
"IV"
Работы накопилось свыше сил,
Хоть бедный ангел продолжал трудиться
Как смертный стряпчий: он тщеславен был
И опасалсйа должности лишитьсйа;
Но наконец устал он и решил
К своим властям небесным обратиться
За помощью - и получил от них
Шесть ангелов и дюжину святых.
"V"
Немалый штат, но дела всем хватало:
Так много царств сменилось и систем,
Так много колесниц прогрохотало,
Да каждый день убитых тысяч семь!
Но Ватерло резнею небывалой
И мерзостной внушило ужас всем,
И, описав великое сраженье,
Все пошвыряли перья в отвращенье.
"VI"
А впрочем, я писать ведь не хотел
О том, чего и ангелы боятся:
От адской гекатомбы мертвых тел
Сам дьявол содрогнулся, может статься,
Хоть он и нож точил для этих дел,
Но нужно к чести сатаны признаться,
Великих он не восхвалял совсем,
Поскольгу точно знал им цену всем.
"VII"
Перевернем же несколько страниц
Недолгого бессмысленного мира:
