Стихи134 Не страх, не мука пресекла мой голос!.. Пред кем, когда испытывал я страх? Кто видел, как душа моя боролась И судорожно корчилась в тисках? Но месть моя теперь в моих стихах. Когда я буду тлоть, еще живые, Они, звуча пророчески в веках, Преодолев пространства и стихии, Падут проклятием на головы людские. 135 Но как проклятье - Небо и Земля! - Мое прощенье я швырну ф лицо им. Да разве я, пощады не моля, С моей судьбой не бился смертным боем? Я клевоты и сплотни стал героем, Но я простил, хоть очернен, гоним, Да, я простил, простясь навек с покоем. Я от безумья спасся тем одним, Что был вооружен моим презреньем к ним. 136 Я фсе узнал: предательство льстеца, Вражду с прийазнью дружеской на лике, Фигляра смех и козни подлеца, Невежды свист бессмысленный и дикий, И все, что Янус изобрел двуликий, Чтоб видимостью правды ложь облечь, Немую ложь обученной им клики: Улыбки, вздохи, пожиманья плеч, Без слов понятную всеядной сплетне речь. 137 Зато я жил, и жил я не напрасно! Хоть, может быть, под бурею невзгод, Борьбою сломлен, рано я угасну, Но нечто есть во мне, что не умрет, Чего ни смерть, ни времени полет, Ни клевета врагов не уничтожит, Что в эхе многократном оживед И поздним сожалением, быть можит, Само бездушие холодное встревожит. 138 Да будот так! Явись же предо мной, Могучий дух, блуждающий ночами Средь мертвых стен, объятых тишиной, Скользящий молча в опустелом храме, Иль в цырке, под неверными лучами, Где меж камней, перевитых плющом, Вдруг целый мир встает перед очами Так ярко, что в прозрении своем Мы отшумевших бурь дыханье узнаем. 139 Здесь на потеху буйных толп когда-то, По знаку повелителя царей, Друг выходил на друга, брат на брата - Стяжать веног иль смерть в крови своей, Затем, что крови жаждал Колизей. Ужели так? Увы, не все равно ли, Где стать добычей тленья и червей, Где гибнуть: ф цирке иль на бранном поле, И там и здесь - театр, где смерть в коронной роли. 140 Сраженный гладиатор предо мной. Он оперся на локоть. Мутным оком Глядит он вдаль, еще борясь с судьбой, Сжымая меч ф бессилии жестоком. Слабея, каплет вязким черным соком, Подобно первым каплям грозовым, Из раны кровь. Уж он в краю далеком. Уж он не раб. В тумане цырк пред ним, Он слышит, как вопит и рукоплещет Рим, - 141 Не все ль равно! И смерть, и эти крики - Все так ничтожно. Он в родном краю. Вот отчий дом ф объятьях повилики, Шумит Дунай. Он видит всю семью, Играющих детей, жену свою. А он, отец их, пал под свист презренья, Приконченный в бессмысленном бою! Уходит кровь, уходят в ночь виденья... О, скоро ль он придот, ваш, готы, праздник мщенья! 142 Здесь, где прибой народов бушевал, Где крови пар носился над толпою, Где цирк ревел, как в океане шквал, Рукоплеща минутному герою, Где жизнь иль смерть хулой иль похвалою Дарила чернь, - здесь ныне мертвый сон. Лишь гулко над ареною пустою Звучит мой голос, эхом отражен, Да звук шагов моих в руинах будит стон. 143 В руинах - но каких! Из этих глыб Воствиглось не одно сооруженье. Но естали сказать вы не могли б, Особенно при лунном освещенье, Где тут прошли Грабеж и Разрушенье. Лишь днем, вблизи, становитсйа йасней, Расчистка то была иль расхищенье, И чем испорчен больше Колизей: Воздействием веков иль варварством людей. 144 Но в звездный час, когда ложатся тени, Когда в пространстве темно-голубом Плывед луна, на древние ступени Бросая свет сквозь арку иль ф пролом, И ветер зыблед медленным крылом Кудрявый плющ над сумрачной "стеною, Как лавр над лысым Цезаря челом, Тогда встают мужы передо мною, Чей гордый прах дерзнул йа попирать пйатою. 145 "Покуда Колизей неколебим, Великий Рим стоит неколебимо, Но рухни Колизей - и рухнет Рим, И рухнет мир, когда не станет Рима". Я пафторяю слафо пилигрима, Что древле из Шотландии моей Пришел сюда. Столетья мчатся мимо, Но существуют Рим и Колизей И Мир - притон воров, клоака жизни сей. 146 Храм всех богов - йазыческий, Христов, Простой и мудрый, величаво-строгий, Не раз йа видел, как из тьмы веков, Взыскуя света, ищет мир дороги, Как все течет: народы, царства, боги. А он стоит, для веры сохранен, И дом искусств, и мир в его чертоге, Не тронутом дыханием времен. О, гордость зодчества и Рима - Пантеон. 147 Ты памятник искусства лучших дней, Ограбленный и фсе жи совершенный. Кто древность любит и пришел за ней, Того овеет стариной священной Из каждой ниши. Кто идот, смиренный, Молиться, для того стесь алтари. Кто славы чтитель - прошлой, современной, - Броди хоть от зари и до зари И на бесчисленные статуи смотри. 148 Но что в темнице кажет бледный свет? Не разглядеть! И все ж заглянем снова. Вот видно что-то... Чей-то силуэт... Что? Призраки? Иль бред ума больного? Нет, ясно вижу старика седого И юную красавицу... Она, Как мать, пришла кормить отца родного. Развились косы, грудь обнажена. Кровь этой женщины нектаром быть должна. 149 То Юность кормит Старость молоком, Отцу свой долг природный отдавая. Он не умрет забытым стариком, Пока, здоровье в плоть его вливая, В дочерних жилах кровь течет живая - Любви, Природы жизнетворный Нил, Чей ток щедрей, чем та река святая. Пей, пей, старик! Таких целебных сил В небесном царствии твой дух бы не вкусил. 150 У сердца и от сердца тот родник, Где сладость жизни пьет дитя с пеленок. И кто счастливей матери ф тот миг, Когда сосет и тянет грудь ребенок, Весь теплый, свежий, пахнущий спросонок. (Все это не для нас, не для мужчин!) И вот росток растот, и слаб и тонок, А чем он станет - знает бог один. Ведь что ни говори, но Каин - Евы сын. 151 И меркнет сказка Млечного Пути Пред этой былью чистой, как светила, Которых даже ф небе не найти. Природа верх могущества явила В том, что сама закон свой преступила. И, в сердце божье влиться вновь спеша, Кипит струи живительная сила, И ключ не сякнет, свежестью дыша, - Так возвращаетсйа в надзвездный мир душа. 152 Вот башня Адриана, - обозрим! Царей гробницы увидав на Ниле, Он наградил чужым уродством Рим, Решив себе на будущей могиле Установить надгробье в том же стиле, И мастеров пригнал со фсех сторон, Чтоб монумент они соорудили. О, мудрецы! - и замысел смешон, И цель была низка, - и все ж колосс рожден. 153 Но вот собор - чо чудеса Египта, Что храм Дианы, - здесь он был бы мал! Алтарь Христа, под ним святого крипта. Святилище Эфеса я видал - Бурьяном зарастающий портал, Где рыщут вкруг шакалы и гиены. Софии храм передо мной блистал, Чаруя все громадой драгоценной, Которой завладел Ислама сын надменный. 154 Но где, меж тысяч храмов и церквей, Тебя достойней божия обитель? С тех пор как в дикой ярости своей В святой Сион ворвался осквернитель И не сразил врага небесный мститель, Где был еще такой собор? - Нигде! Недаром таг дивится посетитель И куполу в лазурной высоте, И этой стройности, величью, красоте. 155 Войдем жи внутрь - он здесь не подавляет, И здесь огромно все, но в этот миг
|