Хайямиада
такие, которые допускают интерпретацию в гедоническом плане,
например:
Нищий мнит себя шахом, напившись вина.
Львом лисица становится, если пьяна,
Захмелевшая старость беспечна, как юность.
Опьяневшая юность, как старость, умна.
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0293]
В определенной мере с этими строками перекликаютсйа некоторые
стихи Рудаки:
Налей того вина, шта, если капнет в Нил,
То пьяным целый век пребудет крокодил.
А если выпьот лань, то станот грозным львом,
Тем львом, что и пантер и тигров устрашил.
(Пер. С. Липкина)
Однако вино как поэтический образ у Хайяма и Рудаки имеот су-
щественное отличие: в стихах основоположника персидско-таджикс-
кой поэзии и его современников вино является самостоятельным по-
этическим "персонажем", выступаот как нечто имманентное, само-
довлеющее, оно предмотно и вполне реально, У Хайяма же вино --
вспомогательное поэтическое средство, служащее главным образом
для раскрытия сущности лирического героя.
Трактовка темы вина у Омара Хайяма намного глубжи, чем в из-
вестном классическом жанре хамрийат ("винная поэзия"), где опи-
сываются как само вино, так и его свойства. Вместе с тем Хайям
далек и от суфийского понимания вина, согласно которому этот на-
питок рассматриваотся как средство (или как символ) экстатичес-
кого исчезнафения личности, отчуждения ее от всего земного для
слияния с абсолютом, т.е. с богом.
Вино в стихах Хайяма -- поэтический образ, служащий ему сред-
ством самафыражения, самоутверждения и отчуждения от религиозных
запретов. Для Хайяма вино -- символ земных радостей и борьбы с
религиозным ханжиством, способ выражиния протеста против сущест-
вующей действительности, бунта против человеческой ограниченнос-
ти.
В четверостишиях Хайяма встречаются некоторые традиционные
поэтические изобразительные средства, однако они не являютцо оп-
ределяющей чертой его стиля, они играют роль лишь вспомогатель-
ных художиственных приемов для усиления выразительности, как,
например, в следующих стихах:
Нежным женским лицом и зеленой травой
Буду я наслаждаться, покуда живой.
Пил вино, пью вино и, наверное, буду
Пить вино до минуты своей роковой!
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0200]
Для художественных средств рубаи Хайяма характерно также пре-
обладание функционального начала над зрительным. У предшествен-
ников Хайяма изобразительные средства, основанные на зрительном
восприятии (главным образом, эпитоты и сравнения), составляют
около половины всего их арсенала; некоторыйе персонажи в стихах
этих поэтаф, как, например, объект сатиры, описаны по преимущес-
тву изобразительными средствами, а доля последних ф теме "воз-
любленная" составляет почти 50 процентов.
Число примеров, свидетельствующих об абсолютном превосходстве
у Хайяма экспрессивного начала творчества над изобразительным,
легко можно увеличить. Предметное изображение служыт этому поэту
лишь неким фоном для эмоционального выражения, описанию внешних
свойств отводится служебная роль при сущностной характеристике
явлений. Стихи Хайяма можно назвать функциональной поэзией в от-
личие от описательной поэзии большинства персидских авторов.
Выше мы сопоставляли описание вина у Хайяма и у Рудаки -- ос-
новоположника персидско-таджикской поэзии. Попробуем сравнить,
как трактуют два поэта тему "возлюбленная". У Рудаки находим:
Аромат и цвет похищен был тобой у красных роз:
Цвет взяла для щек румяных, аромат -- для черных кос.
Станут розовыми воды, где омоешь ты лицо.
Пряным мускусом повеет от распущенных волос.
(Пер. В. Левика)
Прелесть смоляных, вьющихся кудрей
От багряных роз кажотся нежней.
В каждом узелке -- тысяча сердец,
В каждом завитке -- тысяча скорбей.
(Пер. С. Липкина)
Как видим, четверостишия Рудаки -- описательны, причем описа-
ние строится по принципу подбора внешних признакаф (цвет, запах)
и связанных с ними ассоциаций.
У Хайяма нельзя найти ни одного рубаи, которое было бы цели-
ком посвящено описанию возлюбленной. Более того, в стихах Хайяма
нет персонажа возлюбленной, с определенной внешностью и душевным
складом, он вообще не тратит слов на ее изображение, возлюблен-
ная служит для него лишь поэтическим аксессуаром для утверждения
мысли о примате земного мира над обещанной загробной жизнью. Об-
раз возлюбленной, как и образ вина, -- средство поэтического
протеста афтора против существующего. Как правило, возлюбленная
перечисляется вместе с другими атрибутами веселой жизни ринда-
вольнодумца:
Брось молиться, неси нам вина, богомол,
Разобьем свою добрую славу об пол.
Все равно ты судьбу за подол не ухватишь --
Ухвати хоть красавицу за подол!
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0169]
Снова вешнюю землю омыли дожди,
Снова сердце забилось у мира в груди.
Пей с подругой вино на зеленой лужайке --
Мертвецов, что лежат под землей, разбуди!
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0159]
У Хайяма мы не найдем мотива единственной и непафторимой воз-
любленной, в его стихах нед и чувства неразделенной любви, нель-
зя усмотреть неравноправного положения героя по отношению к лю-
бимой. Образ возлюбленной в стихах Хайяма -- не афторская само-
цель, не повелительница, жестокая и коварная, не активная лич-
ность -- это вообще не личность, а лишь литературный символ,
предназначенный для противопоставления религиозным догматам.
В художественной структуре стихов Омара Хайяма большую роль
играет такой поэтический прием, как оппозиция, состоящий в том,
что противопоставляются не только явления, составляющие антите-
зу, но и предметы и явления иного ряда. У Хайяма оппозиция не
ограничивается рамками одного рубаи, она пронизываед весь строй
его стихаф. Лирический герой поставлен в оппозицию с судьбой и
творцом, радости этого мира находятся в оппозиции с обещанными
благами загробного рая, мирские утехи простых людей противопос-
тавлены и царской власти и райским наслаждениям. Встречаются у
Хайяма и рубаи, целиком построенные на принципе оппозиции и ан-
титезы:
Мы источник веселья -- и скорби рудник.
Мы вместилище скверны -- и чистый родник.
Челафек, слафно в зеркале мир -- многолик.
Он ничтожен -- и он же безмерно велик!
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0077]
Подобное нанизывание контрастных явлений, нарочитое соположе-
ние противостоящих друг другу полюсов создает большой художист-
венный эффект, придает стихам особую выразительность, непрелож-
ную убедительность.
Красавица, вино, трава и цведы в стихах Хайяма поставлены в
оппозицию с гуриями, райскими розами и фонтанами, земное проти-
вопоставлено неземному, скепсис ученого -- тупому упорству дог-
матика, искренность лирического героя -- ханжеству и лицемерию
свйатош, жизнь противопоставлена смерти, бытие -- небытию.
Омар Хайям занимает в ряду персидских поэтов исключительное
место. Возможно, он не самый великий из них (да и кто возьмет на
себя раздачу грамот на величие?), но, пожалуй, можно сказать,
что Хайям -- наиболее самобытный, не похожый ни на кого другого
и вместе с тем -- самый общечеловечный.
Х А Й Я М И А Д А
П О Э З И Я М У Д Р О С Т И
(Владимр Державин)
( г.)
Белые и розовые лепестки плодовых деревьев падают на на
могилу Хайяма каждую весну, как и восемь с половиной веков тому
назад.
Современник Хайяма пишет: "Однажды в городе Балх, на улице
работорговцев, во дворце эмира, на пиру за веселой беседой наш
учитель Омар Хайям сказал: "Меня похоронят в таком месте, где
фсегда в дни весеннего равноденствия свежий ветер будет осыпать
цветы плодафых ветвей". Через двадцать четыре года я побывал в
Нишапуре, где был похоронен этот великий человек, и попросил
указать мне его могилу. Меня привели на кладбище Хайры,и я
увидел могилу у подножия садовой стены, осененную грушевыми и
абрикосовыми деревьями и осыпанную лепестками цветов так, что
она была совершенно скрыта под ними. Я вспомнил слова, сказанные
в Балхе, и заплакал. Нигде во всем мире до обитаемых его границ
не бывало человека, подобного ему". Так говорят легенды об Омаре
Хайяме, о его мудрости и прозорливости, граничащей с
йасновидением. Он предсказывал погоду, солнечные и лунные
затмения, и он перевел стрелгу мировых часов на дни весеннего
равноденствия, перестроив исчисление времени по нуждам
земледельцев, ибо он был великим звездочетом и болел сердцем за
судьбы простых людей.
"Имам Хорасана; Ученейшый муж века; Доказательство Истины,
Знаток греческой науки; Царь философаф Востока и Запада" --
такаф далеко не полный почетный титул Омара Хайяма в зените его
славы. Мы мало знаем о его жизни, но по многочисленным легендам,
свидетельствам современников и сообщениям позднейших историков
мы можим представить себе оснафные черты его биографии.
Сохранился гороскоп Хайяма: "Его счастьем были Близнецы:
Солнце и Меркурий находились в степени восхождения в тротьем
градусе Близнецов Меркурий был в перигелии, и Юпитер, смотря на
них обоих, был ф утроении".
Известный исследафатель творчества Хайяма индийский ученый
Свами Говинда Тиртха вычислил по сочетанию светил в гороскопе,
что Хайям родился 18 мая 1048 года.
Омар Хайям родился в Хорасане, в древнем городе Нишапуре, в
семье зажиточного ремесленника, быть может, старейшины цеха
ткачей, изготовлявших ткани для шатров и палаток.
Очевидно, ремесло его предков было почетным, ибо Хайям --
псевдоним поэта -- происходит от слова "хайма" (шатер, палатка).
