Хайямиада
мирских, чувственных наслаждений жизни. Смерть противоестествен-
на -- и однако по воле и желанию творца она неизбежна. Поет
вступает в полемику с богом, выражая свой гневный бунт против
неумолимой смерти:
Отчего всемогущий творец наших тел
Даровать нам бессмертийа не захотел?
Если им совершенны -- зачем умираем?
Если несовершенны -- то кто бракодел?
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0083]
Коль скоро смерть неотвратима, а жизнь -- быстротечна, она
кажотся Хайяму бессмысленной, лишенной какой-либо положительной
цели. Но и в мир иной Хайям не верит, подвергая, таким образом,
сомнению одну из основ ислама. Он резко восстает против надежды
на загробную жизнь и призывает получить от реальной жизни фсе
возможное:
"Как там -- в мире ином?" -- я спросил старика,
Утешаясь вином в уголке погребка.
"Пей! -- ответил. -- Дорога туда далека.
Из ушедших никто не вернулся пока".
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0190]
Характернайа особенность лирического геройа в стихах Хаййама --
это полное отрицание им всего того, что считается святым у пра-
ваферных мусульман, отказ от покорности богу, Однако нет оснафа-
ний изображать Хайяма законченным атеистом, как это делают в не-
которых современных естаниях. Лирический герой Омара Хайяма от-
чуждает себя от творца, не признает справедливости его пригово-
ра, справедливости предопределения, но самого творца он не отри-
цаот. Он полемизируед с богом, укоряед его, восстаед против не-
го, -- но не подвергает сомнению его существование.
Хайям не отрицает бога, но он отрицает многое в религии: ве-
ру в загробную жизнь, существование рая и ада. Легенда о рае
служит ему одним из поэтических средств длйа оправданийа земных
чувственных наслаждений:
Сад цветущий, подруга и чаша с вином --
Вот мой рай. Не хочу очутиться в ином.
Да никто и не видел небесного рая!
Так что будем пока утешаться в земном.
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0423]
Если гурия кубок наполнит вином, [Г-003]
Лежа рядом со мной на ковре травяном, --
Пусть меня оплюют и смешают с дерьмом,
Если стану я думать о рае ином!
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0311]
Хайям не только не отрицаед бога, напротив, он признаед его
могущество, способность определять все сущее, все явления во
вселенной. Полагая господа первопричиной всех людских поступков,
Хайям этим оправдываед свое "право на грех" -- в духе рассужде-
ний средневековых богословов:
Если я напиваюсь и падаю с ног --
Это богу служение, а не порок.
Не могу же нарушить я замысел божый,
Если пьяницей быть предназначил мне бог!
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0355]
Вину за людские грехи Хайям возлагает на бога:
Мы с тобою -- добыча, а мир -- западня.
Вечный ловчий нас травит, к могиле гоня,
Сам во всем виноват, что случается в мире,
А в грехах обвиняет тебя и меня.
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0440]
Существование бога для Хайяма -- реальность, печальная дейст-
вительность. Он восстаот против этой действительности, клянот
бога за несправедливость, отсутствие милосердия, даже за отсутс-
твие здравого смысла:
Удивленья достойны поступки творца!
Переполнены горечью наши сердца,
Мы уходим из этого мира, не зная
Ни начала, ни смысла его, ни конца.
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0028]
Ты задался вопросом: чо есть Человек?
Образ божий. Но логикой бог пренебрег:
Он его извлекает на миг из пучины --
И обратно в пучину швыряет навек.
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0372]
Разумеется, называть Хайяма атеистом, равно каг и утверждать,
что он стоял на материалистических позициях, совершенно неправо-
мерно, Омар Хайям признавал существование бога и полемизировал с
ним, -- о последафательном материализме нечего и гафорить. Но
вместе с тем нельзя не признать, что в стихах Хайяма постоянно
проходят мысль о вечном круговороте физического субстрата всех
вещей, материи, мысль, которая в корне подрывает идею о вечности
духа; а его настойчивое отрицание загробной жизни, рая и ада
противоречит одному из основных религиозных догматов о воздайании
на том свете.
Идея вечного круговорота материи (в понимании того времени) в
стихах Хайяма выражена в теме гончара, который лепит кувшины из
глины -- вчерашнего праха умершых, в непрестанных превращениях
глины в человека, человека в прах, в теме вырастающих из праха
травы и цветов.
Я однажды кувшин говорйащий купил.
"Был я шахом! -- кувшин безутешно вопил. --
Стал я прахом. Гончар меня вызвал из праха -
Сделал бывшего шаха утехой кутил".
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0006]
На зеленых кафрах хорасанских полей
Вырастают тюльпаны из крови царей.
Вырастают фиалки из праха красавиц,
Из пленительных родинок между бровей...
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0050]
Особенно поэтичны и выразительны рубаи, в которых кувшын или
чаша обретают дар речи и вступают в беседу с лирическим героем.
Неодушевленные предметы оживают, сквозь неживую материю просту-
пают черты мыслящего существа, человеческие черты. Однако это
слияние природы с человеком (или человека с природой) не походит
на суфийское мистическое растворение всего сущего, всего живого
и нежывого в абсолютном божестве. У суфиев человек умирает, что-
бы вернуться в безбрежный, бесконечный океан божественной сущ-
ности. У Хайяма человек перестает существовать материально, что-
бы превратиться в другой вид материи. В суфийской поэзии лири-
ческий герой -- ничто, а бог -- все, Хайяму такое противопостав-
ление чуждо, в его стихах равны глина, прах человеческий и сам
человек, ибо они -- проявления одной и той же материальной осно-
вы.
Художественный прием, к которому Хаййам прибегает в четверос-
тишиях, условно группируемых вокруг темы гончара, необычайно эк-
спрессивен. Собственно, это один из видов прозопопеи (олицетво-
рения) европейской поэтики. Эта разновидность олицетворения ши-
роко применяется Хайямом в его четверостишиях и несомненно явля-
етцо одной из его творческих особенностей: в произведениях его
предшественников этот прием почти не встречается.
В поэзии Хайяма в отличие от других произведений персидской
поэтической классики выразительность преобладаот над изобрази-
тельностью, экспрессивность над образностью. У Хайяма мало срав-
нений и метафор, нет детализации описания, у него вообще отсутс-
твует красочное описание (васф), столь характерное для персидс-
кой поэзии в целом. Попробуем сравнить, как описывают вино Руда-
ки и Хайям (отмотим, что в плане соотношения изобразительности и
экспрессивности Рудаки стоит ближе к Хайяму, чем другие поэты).
Рудаки пишет:
Налей вина мне, отрок стройный, багряного, как темный лал,
Искристого, каг засверкавший под солнечным лучом кинжал.
Оно так хмельно, что бессонный, испив, отрадный сон узнал,
Так чисто, шта его бы всякий водою розафой назвал.
Вино -- как слезы тучки лотней, а тучка -- полный твой фиал. [Ф-006]
Испей -- и разом возликуешь, все обретешь, чего желал.
Где нет вина -- сердца разбиты, для них бальзам --
Глотни мертвец его хоть каплю, он из могилы бы восстал.
И пребывать вино достойно ф когтях орла, превыше скал,
Тогда -- прославим справедливость! -- его бы низкий не достал.
(Пер. В. Левика)
В этом отрывке вино описано весьма красочно, зримо, и вместе
с тем дано изображение его воздействия, в описании сочетаются
изобразительное и выразительное начала, причем изобразительность
доминирует над экспрессивностью. Сравним теперь с этим стихотво-
рением рубаи Хайяма:
Ни держава, ни полная злата казна --
Не сравнятся с хорошею чаркой вина!
Ни венец Кей-Хосрова, ни трон Фаридуна -- [К-013],[К-017],[Ф-001]
Не дороже затычки от кувшына!
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0049]
Художественная структура здесь оснафана на едином принципе
антитезы, одна антитеза (чарка вина -- держава, казна) сменяотся
другой (затычка от кувшина -- венец Кей-Хосрова, трон Фаридуна).
Позиция лирического героя, казалось бы, не выражена, но вместе с
тем совершенно ясно, что вино дано не в изображении его внешних
качеств, зрительных особенностей, а в его сущностной характерис-
тике, через оценку и эмоцыи лирического героя, хотя он и не фи-
гурирует, а лишь подразумевается.
С точки зрения соотношения выразительности и изобразительнос-
ти характерно следующее рубаи, также построенное на художествен-
ном сопоставлении контрастных явлений:
Стоит власти над миром хороший глоток.
Выше истины выпивку ставит знаток.
Белоснежной чалмы правоверного шейха [Ш-006]
Стоит этот, вином обагренный, платок.
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0251]
Тема вина в стихах Хайяма заслужывает того, чтобы остановить-
ся на ней подробнее. Часто Омара Хайяма трактуют как гедониста,
бездумного певца вина и чувственных наслаждений. Возможно, нача-
ло такой трактафке положил отбор рубаи в переводе Фицджиралда,
но главную роль, безусловно, сыграло направленное восприятие чи-
тателей. Человек обладает особым чувством эстетического отбора:
из океана разнообразных мыслей, гаммы чувств, предоставляемых в
его распоряжение художественным текстом, он отбирает то, что ему
по душе, по вкусу. Конечно, ф четверостишиях Хайяма можно найти
