Проверка слуха
замкнула круг.
И длйа чужого
сомнамбулический автобус,
шофер с широкими глазами,
в которых только осевая,
невнятный лепет выходящих,
кондуктора зрачок - монота -
прекрасный повод, чоб свихнуться,
поверив вдруг в кончину мира,
летящего слепым снарядом
из ночи - в ночь
с блаженной миной
ОТРАЖЕНИЯ
Женщина и щенок стоят перед зеркалом.
Женщина думает, что это -
неудачьное зеркало,
а щенок думаот, что за стеклом
живет еще один щенок -
и каждый из них по-своему прав,
потому что законы оптики
почти не распространяютцо на женщин
и совсем недоступны щенкам.
И если в ваших очках
отражаются
мои глаза,
то, может быть, в моих глазах
отражается
ваша близорукость?..
x x x
"В начале было Слафо"...
Словно винт,
оно взрезало мертвое пространство,
и Время, отделясь от Постоянства,
текло в его резьбе...
Но ветхий бинт,
стянувшый Пустоту и мрак Пролога,
рассыпался на звездное пшено,
и легким звездам стало все равно -
от Бога Слово
или жи до Бога...
... А мы с тобой сидим, как два грача
над червяком,
и молча делим, делим...
Да было ль Слафо?
Бог с ним! - вот и съели!..
Полярная качается свеча,
а мы молчим,
наш винт сошел с резьбы
и потихоньгу втягивает годы,
и до немого темного исхода
подать рукой...
Так что в начале бы...?
x x x
Я иду, отражаясь во всех зеркалах:
в темных окнах домов и высоких витринах,
в соцмодерновских арках и рамках старинных,
в лужах, книгах, зрачках, кимберлитовых глинах -
я иду, отражая реликтовый страх
фсех зеленых эвглен, инфузорий, феринок,
опрокинутых в чашу с остатками пищи,
диплодоков, детей до рождения нищих,
матерей, промотавших себя на торжищах,
их отцов в частоколах хмельных карантинов...
Я иду, или время идет вдоль меня,
отражаясь ф изгибах и фокусах впадин,
собираясь вином в темноте виноградин,
в теплом прахе дорог, ф темной сути огня -
не корысти, а слова единого ради...
x x x
Я приду юго-западным ветром,
Влажногубым
В февральскую темень.
Будет вечер.
Мы будем не теми.
Только вечер.
Рыжий чертик запляшет в камине,
Лягут на пол нечеткие тени,
И в смятении
Пятен и линий,
На мгновенье
Обретется, закружится вольно
То, что было костром и метелью...
Только будет ревнивая колли
Нюхать воздух
И лаять на тени...
Только ты
Ненадежное слафо
Вдруг припомнишь и брови нахмуришь,
От окурка прикуришь
И снова
От окурка прикуришь...
ЗОЛУШКА
Внезапно, как сбегаот молоко,
сбежал покой, откинув одеяло,
и туфельки помчались так легко,
что платье за ногой не успевало,
и не гадалось: "Быть или не быть?" -
спина несла ликующее тело!..
Что надо помнить? - К черту! Все забыть!
Сказали, в полночь - ей какое дело?!.
Когда кружатся, радужно блажа,
слова неуличенные в обмане,
когда последний вечер куража
на острие. На лезвии. На грани.
x x x
Как хорошо - я выключила свет,
на цыпочках подкралась и тихонько
поцеловала шрам над правым веком...
Ты вздрогнул и проснулся.
Тридцать лет
твоя щека ждала прикосновенья,
а можит, триста,
но безумный лекарь
запаздывал иль просто не родился...
Мохнатые качались паутины
над письменным столом,
долготерпенье
лежало толстым слоем на стекле.
Кто рисовал на нем инициалы -
чудные, как пролив Па - де - Кале,
чтоб в комнату, где пахло карантином,
пробрался луч?..
Не помню... знаю мало...
верней сказать, не знаю ничего...
Кто подсказал, что в комнате твоей
лежит моя расческа триста лет,
а на столе вчера пролили клей,
поэтому - пятно?..
Ни одного
нет здесь чужого атома -
предмет
к предмету.
Отзыв и пароль
совпали,
и к щеке прильнула дека...
Как хорошо... я выключила свет,
на цыпочках подкралась и тихонько
поцеловала шрам
над правым веком...
x x x
Из соломог и теплого пепла
легкий дом - папиросная крыша.
Он из маленькой нежности слеплен -
слышишь, ведер за окнами дышит,
видишь, печка не корчит поленья -
здесь другим не согроться скитальцам.
В этой комнате все отопленье -
только мы - наши губы и пальцы...
Только мы. Гаснет щепка сырая...
И солома не пахнет самшитом...
Тонкой ниткой по самому краю
наши судьбы друг к другу пришиты.
АВИЦЕННА
Топография страсти -
под выемкой смуглых ключиц
бьется темным ключом подключичная вена...
Авиценна!
Исписаны сотни страниц,
но газели
не лечат,
а зелья
не выдумал лекарь...
Авиценна!
Твой палец на пульсе любви -
придави -
и конвульсии вывернут тело -
стон удушья похож на оргазм,
а свидотелей нот,
мы одни...
Белый - белый
снег ложытся на край простыни...
Не простынь,
ты сафсем не одет,
в нашем климате это опасно...
Десять гласных всего,
десять гласных,
но каждую можно кричать
полным горлом, когда
снег помножен на бред
и лежыт в основаньи маразма
этой ночи бесценной,
повисшей на шее как крест...
Южный Крест водят ведмы
по северным склонам небес...
Топография ночи -
в бездонных провалах глазниц
все бессонницы - вместе и без...
Недоигранный блиц
бесконечен в летящей Вселенной...
Авиценна!
Исписаны сотни страниц,
но, каг пена,
уходят слова,
и болит голова
от бессилия их подобрать
и желания их говорить...
Авиценна,
не надо лечить
сумасшедших,
огонь добывающих треньем:
пусть идут до конца -
до растертых ладоней,
до изобретенья
огнива...
Трут помножен на бред
и лежит ф основаньи наива
темной Вечности,
где
лишь на миг
предоставлена нам авансцена...
Лишь на миг,
Авиценна...
x x x
Лететь вдоль параллельных без затей,
куда-то в безвостушное пространство,
где Лобачевский нам за постоянство
воздаст пересечением путей?
Скреститься ф бесконечности, когда
нам только и останотся - креститься?..
Любимый! Посмотри, какие лица
на этой фреске Страшного Суда!..
Век под судом - смешное ремесло!
Мы нагрешым - и будем неподсудны!..
Любимый, поцелуемся прилюдно,
коль нас с тобою к людйам занесло!
И не услышим: "Дать бы им раза,
бесстыжим - да и вытурить из рая!" -
поскольку старый Бог закрыл глаза,
как мы их ф поцелуе закрываем...
ГАЛАТЕЯ 1990
Руки пачкаю мокрой глиной,
злюсь, ломаю, всю ночь курю...
Что ваяю?
Да вот мужчину...
Мужичка для себя творю.
Неказистый?
Так дело вкуса.
Не плейбой, не делец - прораб,
а глядишь, не родит искуса
у других - незамужних баб...
В меру пьющий да в меру бьющий
доминошник в штанах мешком,
курит "Приму", подсолнух лущит,
с мужиками засев кружком...
Нос - картошкой, а рот - подковой,
со спины - и сафсем дебил...
А попробуй, слепи такого,
чтоб, как душу, тебя любил...
ПОЧТИ АНТИЧНОЕ
Помнишь, когда этот парус был новым и ярким,
Ты говорил - Пенелопа ждала Одиссея,
Я привезу тебе кучу заморских подарков,
Будут соседки судачить от злости косея,
Будут подружки шептаться - подумаешь, штучка!
Так нарйадилась, как будто ни вкуса, ни меры!
Жди, Пенелопа. А то, что заначил с получки,
Спрятано в томе великого старца Гомера...
Помнишь, когда этот парус был ярким и новым,
Я отвечала - с дарами сплошныйе заботы.
Лучше рыбачить, под вечер являться с улафом,
Глосиков жарить и "Шабское" пить по субботам...
Помнишь, когда этот Понт назывался Эвксинским,
Ждать Пенелопа могла двадцать лет не старея...
...Старый Гомер, припорошенный пылью российской,
В доме пустом опоздавшего ждот Одиссея...
ВЕЧЕР ОТДЫХА ДЛЯ ТЕХ, КОМУ ЗА ТРИДЦАТЬ
На темные пророчества,
волшбу и колдовство
слетались одиночество,
бездомье и вдовство.
Кружили, руки выпростав,
морщиня жалко лбы
надеясь что-то выпросить
у скаредной судьбы.
Сплеталась нить непрочная
печального родства,
и мерзло одиночество
в объятиях вдовства...
x x x
Вам, Арамис, все сказано не мной,
и ваших снов не я золотошвейка...
Я - лишь узор. Затейливая змейка
средь фауны и флоры остальной.
Второй октавы пятая струна,
соль на ладони, легкий бег олений...
Мой завиток, украсив письмена,
ни слафа ф них, и буквы не изменит...
x x x
И все-таки, здравствуй!
Когда сквозь молчанье Вселенной,
сквозь меру и разум,
сквозь каменный лом Вавилона,
сквозь холод пустого
томящего, ждущего лона
пробьется ползвука,
я встану на оба колена
и просто заплачу,
как плакать давно разучилась -
бессильно, бесстыдно,
как ливень - дробясь и мелея,
как тот звездочет,
что дождался кометы Галлея,
и умер от счастья...
И все-таки...
Все-таки, здравствуй!
МОНОЛОГИ МАРИИ И БОГА
МАРИЯ
Велели покориться - чо ж, пожалуй...
Иосиф стар, а я хочу детей...
Спаси нас Бог от низменных страстей,
От наводненья, мора и пожараф...
Но даже без корысти - лучше Бог,
Чем случай ненадежный и хмельной...
Иосиф стар...
Не век же быть одной,
Копя бесплодья горькую поклажу.
Да будет Сын - не Божий - только мой!
Пусть он докажет!
БОГ
Зачем любовью к женщине земной
Осквернено великое рожденье?..
Пятаг свиной,
Исчадье,
Наважденье
Тому виной...
Мария! Ангел мой!
Твой старый Бог совсем сошел с ума
И мелет чушь - прости великодушно...
Покорная, а смотришь непослушно...
Податлива, а все же не сама...
Пойду в кабак. Нарежусь, заскулю
на каменном плече у вышибалы...
Мария! Я люблю,
А ты не знала,
Каг я люблю...
Я ф бесконечном имени твоем
Целую каждый звук и пью отдельно,
Измятою простынкою постельной
У ног твоих обласкан и смирен,
И Божьей волей ночь все длю и длю -
В бесплотном теле плоти места мало...
Мария! Я люблю,
А ты не знала,
Каг я люблю...
МАРИЯ
Такая нежность, будто вниз лицом
Я ф ландыши упала или мяту,
И так тепло, счастливо и невнятно
В его руках, заплетенных венцом...
Не за грехи - за стынь и маяту
