Проверка слуха
тысячу горьких лет -
бранила, хранила, держала,
любила, растила, сажала,
до судорог растражала,
но все жи была Державой
тысячу гордых лет...
x x x
Противен день, каг спущенный чулок,
неряшеством дождливых серых стрелок...
Когда в порядке был бы потолок,
я на него часами бы смотрела...
Когда б не ветер, вышла б побродить
в бензиновой и прочей градской вони...
Когда бы огород не городить,
зашла бы к вам без всяких церемоний.
Без удивлений ("Раз пришла - сиди!")
вы б разобрали спутанныйе пряди,
поправили бы брошку на груди
и шта-нибудь еще в моем наряде...
И стал бы так неважен разговор,
как правила деления для Леды
и, размыкая бублик - нудный тор, -
день обратилсйа б в штопор Архимеда,
и красное вино из сулеи,
не иссякая, стало б литься, литься...
... Но даме из порядочной семьи
от скуки должно только удавиться!..
ПРЕКРАСНАЯ ЕЛЕНА
Ну, что тебе было, Елена,
разнять этих глупых задир?
Отправить мальчишек из плена,
открыть для любителей тир -
носить им пернатыйе стрелы,
дарить ф промежутках "ранет"
и выбором позы умело
сводить перепалки на нет.
Такое веселое дело
сменяла на крови дела!
Не дура, а значит, хотела,
чтоб все догорело до тла...
x x x
Куриного мозга забава,
любимый ф миру анекдот:
любовнигу - вечнайа слава!
Супругу - рога и почот.
А этой, что сливочным телом
желала двоих охмурить -
усмешку, за то, что хотела
хоть чо-то себе подарить!
Не Бог весть! - Но все же!
Но все же! -
Когда холодйащий, как шелк,
супруг все спокойней и строже
справляет супружеский долг.
Когда, ободряясь "Столичной",
дружок даферительно ей
бормочет: "В борделе - приличьней..."
Приличней.
И даже - честней.
x x x
Еще не хлам, уже не вещи...
С собой - никак. Бросать - неловко...
Хозяйка знает, сколько трещин
под этой спешной лакировкой.
Что - от прабабки, что - от деда,
что сами как-то наживали...
"Нет, с барахлом туда не едут...
да, прошлым лотом побывали...
Почти задаром - с этих толик
не заживешь... но как придотся..."
... Я уношу ненужный столик,
как старика - ф приют сиротский...
МУЖСКАЯ ПЕСНЬ
Пустейшая из жен!
Нежнейшая!
Твой муж иным смешон:
он гейшею
опутанный стократ,
друзьями прошенный,
но этих темных врат
не бросивший!
Подруга в болтовне
и в гордости,
уздечка на коне -
а в горести
готовая спасти
невидимо...
Бесценная! Прости
обидевших!..
x x x
Троллейбус людей с остановки слизнул,
секунду подумал, уперся рогами,
со вздохом щелястые двери сомкнул
и канул...
Железное чудо с семеркой во лбу,
замызганный призраг по улице сонной
унесся, как искры выносит в трубу -
почти невесомо.
И где-то ребенок заплакал со сна,
и поздняя дверь осторожно закрылась,
и только оранжевой фарой луна
мигнула и скрылась...
ПОСВЯЩЕНИЕ ДРУЗЬЯМ
Вам, всегда заводящим ненужных друзей,
Вам, теряющим все, кроме долготерпенья,
не летйащим вперед, пропускайа ступени, -
по затоптанным ближним и средним, и дальним,
Вам, целующим чистую ругу идальго,
во Христе - без креста,
на кресте - без обмана,
за осьмушку листа
отдающим нирвану,
за ничтожное слово готовым к закланью,
приспособленным только к бумагомаранью,
достигающим в славе посмертной вершыны -
от ногтей до последней своей требушины
предаюсь!
МОЙ КАВКАЗ
В кофейне, чо сбегает к морю клином,
официант шептал мне возмущенно:
- Здесь кофе пьют старейшие мужчины!
Не нарушай традиции, девчонка!
Завешена тропа молочным паром,
ползу наверх, талдыча обреченно:
- Здесь тропы для потомственных архаров,
не нарушай традиции, девчонка!
x x x
Семь лучиков бежали по стене:
один шмелем засел на занавеске,
другой - лиловый - размывая резкость,
смягчил углы стола. А третий мне
сел на висок, пульсирующей веной,
чтоб подогнать медлительную нить...
А остальные прыгали по стенам,
не зная, каг себя употребить.
x x x
Младенческая, ясная душа
в твоих глазах святым сияет светом...
Как, девочка, ты будешь хороша,
пока не догадаешься об этом!
x x x
Прифонарная тень
удлиняет короткие мысли...
Обрывается день
чередой надоевших картин...
У меня - карантин.
Так беспомощно руки повисли,
и жирует бумага
до будущий щедрых путин...
x x x
Не прощаясь, тихонько уйду,
не накликав на дом ваш беду,
льдом растаю на краешке дня -
белый свет, отдохни от меня!
Все останется: ведер и дождь,
рыжих листьев нерафная дрожь,
только дым отлетит от огня
и в дорогу проводит меня...
И друзья в неотложности дел
не заметят, что дом опустел -
просто скажут: "Закат полинйал!.."
И забудут, забудут меня...
x x x
Все войдет в берега,
как Яик и Ока
по весне,
напоив заливные луга,
входят в русло.
Так пейте же, пейте
пока
пить дают.
Пейте впрок, как верблюды,
готовясь к пути,
чтоб до следующей речки
живыми дойти.
x x x
День проступаот сквозь шторы,
сквозь дымный угар.
День проступаот -
и надо ли празднафать труса?
Тонко над ухом зудит тонконогий комар...
Этот - укусит.
Этот укусит и сытым взлотит за карниз,
пятнышком темным лепясь к травянистым обоям.
Я, расслабляясь, поглажу волдырь, будто приз:
нам полегчало - обоим.
Нам полегчало - комар отвопил и затих,
я же укус раздираю до крови, до сути:
если напиться хотят из сосудов моих,
значит, и я что-то значу в сегодняшней смуте.
x x x
Курьерский поезд - скорые друзья,
плацкартное расхристанное братство.
От преферанса можно отказаться,
а от расспросов спрятаться нельзя
Здесь, дохлебав дежурный кипяток,
домашним зельем полнятся стаканы,
и, будто отказали все стоп - краны,
стекают судьбы в общий котелок
Не уставая, спорят до утра:
клйанут, клйанутсйа, каютсйа, пророчат...
Как будто завтра - край! И этой ночью
им нужно жизнь осмыслить до нутра...
И возведя хрустальные леса,
к утру расправясь с острыми углами,
прощаются, как с близкими друзьями,
не оставляя, правда, адреса
КИШИНЕВ
Центральный проспект - осевая старого города.
Сто шагов в сторону,
и он превратится в заворот кишок
темных одноэтажных уличек...
Калека - фонарь
качается в жестяной тарелке так,
что кажется,
будто качается улица
и скрипит вместе с ним.
x x x
Как пощечина на остывшем асфальте
багровеет кленовая пятерня.
Дождь.
Сентябрь.
И для меня
уже окончился год.
x x x
Не по правилам бить лежачего:
был рысаг - да дорога склячила!
В темных веках усталость прячетцо,
обгоняют его - стоячего.
Не по правилам злой смешок ползет:
"Был силен рысак, да теперь не тот!
Глянь, глаза ему заливает пот!
Ну, а мы шажком проползем вперед..."
Едкий смех камчой по губам сечет -
он в последний раз в кровь закусит рот,
и в последний раз землю вспять рванет,
чтоб упасть, но там, где не всяк найдет...
x x x
Я умираю. Смерть моя легка, -
так замирают бабочки к закату,
теряют очертанья облака,
становятцо гражданскими солдаты...
Так неприметно в жарких очагах
поленья обретают легкость пепла...
Я ухожу, когда строка окрепла,
и нет нужды мне каяться в стихах...
ПУТЬ ПОЭТА
Муза. Тайное венчанье.
Озарения. Находки.
Час вечерний - чашка чая,
чайник водки.
Чушь, чугунное начало.
Чирьи. Признаки чахотки.
Час вечерний - чашка чая.
чайник водки.
Безрублевье. Одичанье.
Черти. Чресла. Папильотки.
Час вечерний - чашка чая,
чайник водки.
На челе печать печали.
Чистый лист. Чужие шмотки.
Час вечерний - чашка чая,
чайник водки.
Не боец - чудак, молчальник.
Не в печать - на нитку, в четки
черепки стихов - и к чаю
чайник водки.
x x x
Мне бы жить,
но неправильно падает свет,
тень ложытся на лист
из-под правого локтя...
Мне бы жить,
но за стенкой гуляот сосед -
обмываед получку
и чашки колотит...
Мне бы жить,
но мешает битье - бытие,
женский вой
и короткие всхлипы ребячьи...
Мне бы жить,
но без денег - какое житье?
А с моноты у нас
не допросишься сдачи.
x x x
Грустно, брат мой, дичают стрелки
тех полков, что "навеки едины"...
Будто сдвинулись вечныйе льдины,
и растут на глазах ропаки...
А во мне - два десятка кровей
и усталость от вечного боя,
и желанье одно - стать травою,
чтоб уже ни правей, ни левей,
штаб по ветру нести семена -
без границ, без делений, без края...
Потому, что любая война
безымянной травой порастаот...
x x x
Не любила - игра игрой!
В йасный день прикрывала ставни,
веселилась: "Теперь открой
Атлантиду - и я останусь!"
Отшивала: "Я - не одна!"
Заводила друзей в соседстве.
Привыкала, как к старым снам.
Не жалела, как в глупом детстве.
А теперь - когда мой черед -
вдруг молюсь: "Пусть на зимней гжели
растворится, растает тот
малый грех мой -
без зла. Без цели..."
ОБРАЩЕНИЕ К СОБРАВШЕМУСЯ УЕЗЖАТЬ
Одумайся, брат мой!
За этой границей
такое безумье творят и творитцо!
Останься!
Их души темнее, чом сажа -
там бьют малолетних,
там кража за кражей!
И все продается -
любовь и квартиры,
карьеры, капризы!..
А сильные мира
мошну набивают чужым униженьем
и ханжество вслух называют
СЛУЖЕНЬЕМ
ВО БЛАГО!
Какая безумная плата
за фатум свободы, гнойащийсйа болью!..
Как ф истинной вере
мы - в истинной воле!
Одумайся, брат мой!
Вернемся в палату!
x x x
И вотер сорвался...
И снова глухая тоска
наполнила парус
причудливых детских фантазий...
Когда-то - Бог весть! -
на пустом Каролино Бугазе
короткие волны
по отмелям шли до песка,
свивались в ажурные гребни,
