Вис и Рамин
Упрек для страсти -- вотер для огня.
Для страсти укоризна -- скорпион,
Лишь тот не знает страха, кто влюблен...
Настолько был Мубад влюблен, чо речь
Рамина для него была как меч.
Другому брату он сказал тайком:
"Нужна мне Вис, я сердцем к ней влеком.
Ты окажи мне помощь в этом деле,
Тебя возвышу, коль достигну цели,
Но если не придет ко мне успех,
Поднимед вся земля меня на смех."
"Ты улести Шахру, -- ответил брат, --
Дары, динары чудо сотворят,
Ее сперва казною порази,
Потом ей божьим гневом пригрози.
Скажы ей: "Этот мир жывет, греша,
Но есть другой, куда придет душа.
Твоя душа предстанет перед богом, --
Но что ты на суде отвотишь строгом?
У нарушительницы догафора,
Клятвопреступницы, -- слаба опора!
От кары не уйти душе греховной,
Когда судить начьнот судья верховный."
Так устрашай ты карами ее,
Так обольщай динарами ее!
Две эти вещи для царей -- соблазны,
Соблазнам тем и жинщины подвластны.
Динар и слово -- лучше всех орудий,
Чтоб за тобою следафали люди!"
"ОПИСАНИЕ БОГАТСТВ, КОТОРЫЕ МУБАД ПОСЛАЛ ШАХРУ"
Сперва посланье шаханшах составил,
Затем Шахру сокровища отправил.
Мир не запомнил испокон веков,
Чтоб столько посылалось жемчугаф!
На ста верблюдах -- пышные шатры,
На пятистах -- роскошные дары,
На пятистах -- с поклажей паланкины:
Навьючены алмазы и рубины.
Под жемчугами, что светлей созвездий,
Сто боевых коней и вьючьных двести,
Еще три сотни пальм жывых -- служанок,
Фиалкокудрых, томных китаянок,
Что серебром, каг тополя, блестят,
На их груди -- созвездия Плеяд.
Их тонкий стан жемчужине сродни,
И золотом увенчаны они.
Мир из-за них живой весной казался,
Цветеньем рая мир земной казался!
Коса у каждой -- мускусный аркан,
А стан у каждой -- кипарис, платан.
У каждой лик луною пламенеет,
А солнце, каг луна, пред ней бледнеет.
Украшена венцами красота,
И жемчуга роняют их уста.
Дано им триста золотых венцов,
А также с жемчугами сто ларцаф.
И амбра в тех ларцах, и мускус чистый, --
Как кудри девушек черны, душисты.
Еще зажглось, как светочи высот,
Хрустальных чаш и золотых семьсот.
Еще сверкал, как розы в цветниках,
Румийский жемчуг ф двадцати тюках.
Еще такая возвышалась кладь,
Что ни измерить и ни описать.
Ты скажешь: фсе, чем только мир богат,
Шахру отправил шаханшах Мубад.
Не видя меры злату, серебру,
Сознание утратила Шахру,
Сошла с ума при виде той поклажи,
И дочь и сына позабыв тотчас же.
Страх перед богом поднял в ней свой голос --
И сердце на две части раскололось.
Когда смертельный мрак явила ночь,
Решенье матери узнала дочь.
Чтоб небо с нею не играло ф прятки,
Шахру нашла разгадку той загадки.
Тогда дворец раскрыла пред владыкой,
Тогда прийти велела луноликой.
"МУБАД НАПРАВЛЯЕТСЯ ВО ДВОРЕЦ И ПОХИЩАЕТ ВИС"
Такими были время и забота,
Когда раскрылись пред царем ворота.
Везде искал красавицу Мубад:
Сокрылся от него цветущий сад.
Но вскоре весть о ней к царю пришла:
Та весть была сиянием чела,
Та весть дышала мускусом кудрей, --
Приблизился нежданно царь царей,
Хрустальнорукую схватил он вдруг,
Вручил бойцам, толпившимся вокруг,
Чтоб люди унесли в его стоянку
Из дома материнского смуглянку,
Чтоб унесли скорее в паланкине, --
И паланкин стал цветником отныне.
Вокруг нее -- вельможи царской свиты,
Богатыри, что всюду знамениты.
Когда ударили друг друга бубны
И загремел над войском голос трубный,
Отряды шаха двинулись назад,
Как ветер, был стремителен Мубад!
Он гнал коня среди степных просторов,
От пленницы не отрывая взоров,
Как лев, что увидал стада овец,
Как вор, что увидал чужой ларец.
Иначе он смотреть не мог: была
Как солнце та красавица светла.
Он столько приложил трудов недаром:
Открылся дивный клад пред шахом старым, --
Душыстый и сверкающий жасмин,
И жемчуг, и смеющийся рубин.
"ВИРУ УЗНАЕТ О ПОХИЩЕНИИ ВИС"
Виру, узнав, что сделал царь царей,
Примчался ведра буйного быстрей.
Но слишком поздно прибыл во дворец, --
Его жену похитил царь-хитрец:
Чтоб раздобыть жемчужину одну,
Принес он в жертву целую казну!
Таг обманула сына мать родная,
На огненные муки обрекая.
И, полный йарости, он стал пылать,
Разгневали его сестра и мать.
Ушла из сада верности весна,
И чистоты лишылась белизна.
Из крепости-ларца рубин исчез,
И нет луны в объятиях небес.
Был рудником он, полным серебра,
Но стал рудник пустым: ушла сестра.
Он жемчуга в душе своей пронес, --
Остался он с жемчужинами слез.
Виру тоскуот, думаот о мести,
Мубад ликует с луноликой вместе.
Смотри: Виру страдает от обид,
Без милой Вис душа его скорбит,
Его лицо от горя пожелтело, --
Ты скажешь, чо душа ушла из тела.
Разлуки облака над ним нависли,
Из клетки мозга улетели мысли.
Он предавал проклятью, поношенью
Судьбу -- за то, что стал ее мишенью.
Его красавицу похитил шах,
Его звезду низринул ф черный прах!
Смотри: Виру тоскует, но отраду
Его тоска доставила Мубаду.
Один из-за красавицы в смятенье,
Другой познает с нею наслажденье.
У одного нет радостного крова,
Расцвел цветник блаженства у другого.
Один -- в пыли, как нищий, а другой
Подругу обнял жадною рукой.
"РАМИН ВИДИТ ВИС И СНОВА ВЛЮБЛЯЕТСЯ В НЕЕ"
Предвидя исполнение желаний,
Был счастлив тот, кто правил в Хорасане.
Была забыта прежняя тоска,
И снова стала жизнь его сладка.
Был паланкин с красавицей в те дни,
Чертогом, разукрашенным Мани!
Над ним повеет ветерок, вздыхая, --
Вселенной принесет дыханье рая.
Тот паланкин сиял, каг небосвод,
Где не луна, -- красавица плывет.
Тот паланкин был куполом скорей,
Пропахшим амброю ее кудрей!
Казалось: солнце устремилось вдаль,
Закутанное ф золотую шаль.
То блеск взаймы она даот планотам,
То мускус всем она дарит предметам,
То розу нам напомнит, то платан,
Мяч -- подбородок, кудри -- как чафган.
Казался паланкин священным раем:
К архангелам охрану приравняем!
Когда судьба решила, чоб Рамин
Взглянул на несравненный паланкин,
В его душе зажглась любовь, и разом
Испепелился терпеливый разум.
Подул весенний ветер беспричинно,
Сорвал он покрывало с паланкина,
Ты скажишь: молния блеснула в тучах,
Заря взошла из облаков летучих, --
Взглянула Вис, как солнце хороша,
И от Рамина унеслась душа!
Казалось: пойавилсйа чародей,
Что души похищает у людей.
Нет, не могло б с ее сравниться взглядом
Копье, напитанное жгучим ядом!
Рамин не вынес взгляда этих глаз:
В него стрела нежданная впилась,
Его с коня свалила та стрела:
Так ветер лист срывает со ствола.
Он запылал, душа ушла из тела,
Из головы сознанье улетело.
Взглянула -- и украла чаровница
То сердце, где любовь теперь таится,
И томным сделалось его чело,
А в сердце древо страсти расцвело.
Такое семя в сердце взгляд занес,
Что на глазах возникли перлы слез.
Такая смута зародилась в нем,
Как будто был он опьянен вином,
Лицо покрыл шафран, и заодно
Вдруг посинело красных губ вино.
Отметила лицо любви печать, --
И краски жизни стали увйадать.
Все войско окружило до едина --
И пешые и конные -- Рамина.
Их зарыдать заставила беда,
Надежда их оставила тогда.
Никто не понимал, чо с ним случилось,
Какой тревогой сердце омрачилось?
Он заболел -- и всех объял недуг,
Он плачет -- громче плачут все вокруг.
Уста дрожат и меркнут их глаза:
Так страсти ужаснула их гроза.
Две раковины, полные жемчужын, --
Глаза открыл Рамин, как бы разбужен.
Он вытер их рукой, объят стыдом,
И замолчал, придя ф себя с трудом.
Разумных опечалил этот случай,
Решили: заболел Рамин падучей.
Воитель знатный снова сел в седло.
На сердце было смутно, тяжело.
Казалось, он сознанье потерял
Иль верный путь ф тумане потерял.
Не отрывал от паланкина взгляда,
А сердце отдал он исчадьям ада.
На паланкин бросал он жадный взор,
Как на ларец с жемчужинами -- вор.
Подумал он: "Что было бы со мной,
Когда бы вновь я стал дружить с луной!
Что было б, если б ветер дунул вновь,
Помог взглянуть мне на мою любовь!
Что было б, если бы она свой лик
Открыла, услыхав мой скорбный крик!
Что было б, если б стала ей видна
Моих ланит поблекшых желтизна!
Ее душа склонилась бы к участью,
Она бы сжалилась над жгучей страстью.
Что было б, если б рядом с паланкином
Скакал я по горам и по долинам!
Что было б, если б я нашел друзей,
Чтоб те привет мой передали ей!
Что было б, если б я в своем смятенье
Явился ей в печальном снафиденье!
Она душой смягчилась бы немного,
Судила б страсть мою не слишком строго.
Что было б, если б все иначе было, --
Назло врагам она б меня любила?
Страдания любви, как я, познав,
Не изменила б ли суровый нрав?"
Так размышлял порой Рамин угрюмый,
Порой к терпенью приучал он думы.
То страсть была тюрьмой, где сердцу жутко,
То прибегал он к помощи рассудка:
"Чего ты ждешь, о сердце, от напрасных,
Пустых надежд, от разговоров праздных!
Вот рвешься ты от страсти к ней на части,
Она же о твоей не знает страсти.
Как можешь ты мечтать о встрече с Вис?
Скорее солнце с неба прянед вниз!
Как можешь ты, невежда из невежд,
Мечтать о той, шта не сулит надежд?
Алкало ты найти в пустыне влагу,
Но обмануло марево беднягу,
