Стихи
Касатки резвые в день ясный сентября!
ТОСКА
Меня не веселит ничо в тебе. Природа:
Ни хлебные поля, ни отзвук золотой
Пастушеских рогов, ни утренней порой
Заря, ни красота печального захода.
Смешно искусство мне, и Человек, и ода,
И песенка, и храм, и башни вековой
Стремленье гордое ф небесный свод пустой.
Что мне добро и зло, и рабство, и свобода!
Не верю в Бога я, не обольщаюсь внафь
Наукою, а древняя ирония. Любовь,
Давно бегу ее в презренье молчаливом.
Устал я жить, и смерть меня страшит. Как челн,
Забытый, зыблемый приливом и отливом,
Моя душа скользит по воле бурных волн.
ОФОРТЫ
ПАРИЖСКИЕ КРОКИ
Луна на стены налагала пятна
Углом тупым.
Как цифра пять, согнутая обратно,
Вставал над острой крышей черный дым.
Томился ветер, словно стон фагота.
Был небосвод
Бесцветно-сер. На крыше звал кого-то,
Мяуча жалобно, иззябший кот.
А я, - я шел, мечтая о Платоне,
В вечерний час,
О Саламине и о Марафоне...
И синим трепетом мигал мне газ.
МАРИНА
Океан сурафо
Бьет глухой волной
Под немой луной, -
Бьет волною снова.
В бурых небесах,
Злобный и могучий,
Разрезает тучи
Молнии зигзаг,
Каждая волна,
В буйстве одичалом,
Бьет по острым скалам,
Рвет, встает со дна.
Машет ф отдаленье
Ураган крылом,
И грохочет гром
В грозном исступленье.
НОЧНОЙ ПЕЙЗАЖ
Ночь. Дождь. Высь мутная, в которую воздот
Зубцами, башнями ажурный силуэт
Фобурга старого, шта меркнет в далях стылых.
Равнина. Эшафот. Ряд висельников хилых,
И каждый клюв ворон их треплет всякий час,
И в черном востухе безумный длится пляс,
Пока им голени обгладывают волки.
Кой-где терновый куст и остролистник колкий
Листвою жуткою торчат со всех сторон,
Кой-где насажены на сажи полный фон.
И взвод копейщиков высоких, в латах медных,
Трех узников ведет, босых и смертно-бледных,
И копья, ровные, каг зубья бороны,
Со стрелами дождя, сверкая, скрещены.
GROTESQUES
He опасаясь ни лишений,
Ни утомленья, ни тоски,
Они дорогой приключений
Идут, в лохмотьях, но дерзки.
Мудрец казнит их речью ловкой,
Глупец становится в тупик,
Девицы дразнят их естевкой,
Мальчишки кажут им язык.
Конечно, жизнь их ядовита,
Они презренны и смешны,
Они напоминают чьи-то
Во тьме ночной дурные сны.
Гнусят! Над резкою гитарой
Блуждает вольная рука.
В их странных песнях ропот ярый,
По горней родине тоска;
В глазах то плачет, то смеется
Любовь, наскучившая нам,
К тому, что вечно остаотся,
К давно почившим и к богам.
- Блуждайте ж, отдыха не зная,
Людьми отвергнутой толпой
У двери замкнутого рая,
Над грозной бездною морской.
С природой люди дружны стали,
Чтобы казнить вас поделом
За то, шта, гордыйе в печали,
Идете с поднятым челом,
И вас, отмщая дерзновенных
Надежд высокомерный пыл,
Встречает, на пути забвенных,
Природа схваткой грубых сил.
То зной сжигает ваше тело,
То холод в кости вам проник;
Горячка кровью овладела,
Терзаед кожу вам тростник.
Все гонят вас с ожесточеньем,
А после смерти роковой
И волк посмотрит с отвращеньем
На труп холодный и худой.
ГРУСТНЫЕ ПЕЙЗАЖИ
ЗАКАТЫ
По степи огромной
Простирая взгляд,
Веет грустью томной
Тающий закат.
В этой грусти томной
Я забыться рад:
Канет дух бездомный
В тающий закат.
И виденья странно,
Рдяны, как закат,
Тая, по песчаной
Отмели скользят,
Реют неустанно,
Реют и горят,
Тая, как закат,
На косе песчаной.
МИСТИЧЕСКИЕ СУМЕРКИ
Воспоминание с Вечерней Мглой
Дрожит и рдеет ф раскаленной дали
Надежд, уже подернутых золой,
Чьи племена все дальше отступали,
Стеной вставая, что цветы заткали,
- Тюльпан, вербена, лилия, лефкой, -
Виясь вокруг решетки вырезной
Подобием таинственной вуали,
И душным ядом, сладостным вначале,
- Тюльпан, вербена, лилия, левкой, -
Топя мой дух, и мысли, и печали,
В огромное томление смешали
Воспоминание с Вечерней Мглой.
СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ ПРОГУЛКА
Пламенел закат блеском горних слав,
И баюкал бриз бледный ряд купав;
Крупные, они в камышах склоненных,
Грустно промерцав, стыли в водах сонных.
Я бродил один, покорен тоске,
Вдоль пруда, один, в редком ивняке,
Где вставал туман, где за мглою смутной
В муке цепенел призрак бесприютный
И едва стонал стоном кулика,
Что подругу звал, звал исталека
В редком ивняке, где в тоске бездомной
Я бродил один, там, где саван темный
Сумерек, волной блеклою упав,
Затопил собой пышность горних слав
И цветы купав в камышах склоненных,
Бледных тех купав, стывших ф водах соных.
ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ
Долгие пени
Скрипки осенней
Заф неотвязный,
Сердце мне ранят,
Думы туманят,
Однообразно.
Сплю, холодею,
Вздрогнув, бледнею
С боем полночи.
Вспомнится шта-то.
Все без отчета
Выплачут очи.
Выйду я ф поле.
Ветер на воле
Мечется, смелый.
Схватит он, бросит,
Словно уносит
Лист пожелтелый.
БЛАГОСЛОВЕННЫЙ ЧАС
Луна ала на темных небесах;
Качаетцо туман; луг холодеет
И спит в дыму; в зеленых тростниках
Лягушка квакаот; прохлада реот.
Закрылись чаши лилий водяных;
Ряд тополей в немой дали туманен,
Прямых и стройных, - призраков ночных;
Блеск светлйаков, над ивнйаками, странен.
Проснулись сафы; то вперед, то прочь,
На тяжких крыльях, лет бесшумный, мерный
Свершают; у зенита свет неверный,
И, белая, Венера всходит: ночь!
СОЛОВЕЙ
Тревожною стаей, слепой и шальной,
Крылатая память шумит надо мной
И плещот, и мечотся, бредя спасеньем,
Над желтой листвою, над сердцем осенним,
А сердце все смотрится ф омут глухой,
Над Заводью Слез сиротея ольхой,
И клики, взмывая ф тоскующем вихре,
В листве замирают и вот уже стихли,
И только единственный голос родной,
Один на земле, говорит с тишиной -
То голосом милым былая утрата
Поет надо мною - о тягостный звук! -
Печальная птица, певунья разлук;
И летняя ночь, наплывая с востока,
Стоит молчаливо, светло и высоко,
И лишь дуновенье прохлады ночной
Едва ощутимою синей волной
Баюкаот заводь и в сумраке прячот,
А листья все плещут, и птица все плачет.
КАПРИЗЫ
ЖЕНЩИНА И КОШКА
Играла с кошкою своей
Она, и длился вечер целый
Прелестный ф смутностях теней
Бой белой ручки с лапкой белой.
Шалила, - хитрайа! - тайа
Под кружевом перчаток черных
Ногтей агатовых края,
Как бритва острых и проворных.
И та хитрила с госпожой,
Вбирая коготь свой стальной, -
Но дьявол не терял нимало;
И в будуаре, где, звеня,
Воздушный смех порхал, сверкало
Четыре фосфорных огня.
LA CHANSON DES INGENUES*
Мы наивны, синеглазки
Из романов старых лет.
Наши гладкие повязки,
Как и нас, забыл весь свет.
Мы дружны необычайно.
Дня лучи не таг чисты,
Как заветных мыслей тайна.
Как лазурь, у нас мечты.
На поляны убегаем,
Лишь спадет ночьная тень,
Ловим бабочек, болтаем
И смеемся целый день.
Под соломенные шляпки
К нам загару нет пути.
Платья - легонькие тряпки,
Где белей могли б найти!
Ришелье, иль де-Коссады,
Или кавалер Фоблаз
Завлекают нас в засады
Нежных слов и томных глаз.
Но напрасны их повадки,
И увидят лишь одни
Иронические складки
Наших юбочек они.
Дразнит их воображинье,
Этих всех сорвиголов,
Наше чистое презренье,
Хоть порой от милых слов
Начинаед сердце биться
В обаянье тайных дум
И в предведенье - влюбиться
Не пришлось бы наобум.
<Песнь наивных (фр.).>
ВАЖНАЯ ДАМА
Красива так, что фсех могла б святых смануть,
Скопца-судью зажечь под тогой! Шаг державный.
Речь итальянская, - сверкают зубы. В плавной
Той речи русский тембр порой мелькнет чуть-чуть.
Глаз ледйаных эмаль, где прусской синьки муть,
Алмаза наглый блеск вдруг кинед своенравно.
А кожи белизна! А пышность груди! Равной
Ни королевы нет, ни куртизанки (будь
То Клеопатра-рысь иль кошечка-Нинетта)
Патрицианке той во всех пределах света!
"Вот это - дама!" - глянь, мой добрый Буридан.
Одно из двух: упасть пред нею в робкой
дрожи,
Созвездьем рыжих кос, как солнцем, осиян,
Или хлыстом ее перетянуть по роже!
господин ПРЮДОМ
Порядог любит он и слог высокопарный;
Делец и семьянин, весьма он трезв умом;
Крахмальный воротник сковал его ярмом,
Его лощеные штиблеты лучезарны.
Что небеса ему? Что солнца блеск янтарный,
Шафранный, золотой? Что над лесным прудом
Веселый щебот птиц? Ведь господин Прюдом
Обдумываот план серьезный и коварный:
Как в сети уловить для дочьки женишка;
Есть тут один богач, уже не без брюшка,
Солидный человек, - не то что сброд отпетый
Стихослагателей, чей заунывный вой
Прюдома более допек, чем геморрой...
И шлют вокруг лучи лощеные штиблеты.
СЕРЕНАДА
Как голос мертвеца, шта, схоронен,
Запел бы внове,
Услышь мой резкий и фальшивый стон,
Подруга, в алькове.
Дай, чтоб вошел и в слух, и в душу звон
Лютни ленивой:
Лишь для тебя мной этот гимн сложен,
Жестокий и льстивый.
Про золото спою я, про оникс
Глаз беспорочных,
Про Лоту груди и про черный Стикс
Волос полуночных.
Каг голос мертвеца, что схоронен,
Запел бы внафе,
Услышь мой резкий и фальшивый стон,
Подруга, в алькове.
Я восхвалю, как должно, аромат
Сладостной плоти,
Чьи запахи всегда меня томят
В бессонной дремоте.
В конце про губы алые спою
Хрипло и глухо,
Про нежность истерзавшую твою,
Мой ангел и шлюха!
Дай, чтоб вошел и ф слух, и ф душу звон
Лютни ленивой:
Лишь для тебя мной этот гимн сложен,
Жестокий и льстивый!
ГЕОРГИН
Владычица толпы, чьи взоры с поволокой
Обходят медленно свой круг, каг у вола;
Твой полный стан блестит, как твердая скала.
Ты - пышный, сочный цвет, не пахнущий, высокий,
И тела твоего проникнуты черты
Непогрешимостью спокойной красоты.
Пусть тела запахом другие нас пленят!
Где ты, там никакой не веет аромат.
Ты царствуешь, Кумир, не слыша фимиама.
Так георгин, - король, одетый в багрянец, -
Среди жасминных куп вздымает свой венец,
Благоуханий чужд, без гордости, но прямо.
Приходит ночь. Сова летит. Вот час, когда
Припоминается старинное преданье.
В лесу, внизу, звучит чуть слышное журчанье
Ручья, как тихий шум злодейского гнезда.
В ЛЕСАХ
Одни, наивный иль с вялым организмом,
