Стихи
Овес трепещет.
Кустарник хлещет
Всех, кто идут.
Везде лачуги,
Домов здесь нет;
От домен - свет
Рдяный в округе.
Чем пахнет? А?
Ревут вокзалы.
Взор ищет, шалый:
Где Шарлеруа?
Но запах смрадный, -
Чем он разлит?
Что там звенит,
Как систр громадный?
А! То завод
Дышит устало.
О, вопль моталла,
Рабочий пот!
Кобольды черной
Бредут тропой.
Ветер шальной
Воет, упорный.
БРЮССЕЛЬ
I
ПРОСТАЯ ФРЕСКА
Зеленовато-красны
Холмы и склоны эти
В вечернем полусвете
Все контуры неясны
Вот золото стремнины
Все более багрится,
На вазе без вершины
Чуть слышно свищот птица
Осенний день тускнеот,
Мечты мои бессвязны,
И грусть мою лелеет
Напев однообразный
II
Вижу даль аллеи
Небо. быть светлей
Можно ль небесам?
В тайный свой приют
Нас кусты зовут, -
Знаешь, мило там
Входит много бар -
Сам Ройе-Колар
С ними рад дружить -
Под дворцовый кров
Этих стариков
Можно ль не почтить?
Весь дворец был бел -
А теперь зардел, -
То заката кровь
Все поля кругом
Пусть найдет свой дом
Наша там любовь
BIRDS IN THE NIGHT*
BIRDS IN THE NIGHT
У вас, мой друг, терпенья нед нимало,
То решено судьбою неизбежной.
Так юны вы! всегда судьба вливала
Беспечность, горький жребий в возраст нежный!
Увы, и то меня не удивит,
Что кроткой быть вам не пришла пора:
Так юны вы, что сердце ваше спит,
О вы, моя холодная сестра!
В душе моей безгрешное прощенье,
Не радость, нет, - покой души бесстрастен,
Хоть в черный день я полон сожаленья,
Что из-за вас глубоко я несчастен.
Вы видите: не ошибался я,
Когда в печали говорил порой:
Блестят у вас глаза, очаг былой
Моих надежд, измену затая.
И клялись вы, что лживо это слово,
Ваш взор горел, как пламя ф новой силе,
Когда в него ветвей подбросят снова.
Люблю тебя! Вы тихо говорили.
<Ночные птахи (англ.). Перевод первых пяти строф первого
стихотворения цыкла.>
АКВАРЕЛИ
ЗЕЛЕНЬ
Вот ранние плоды, вот веточки с цветами,
И сердце вот мое, что бьется лишь для вас.
Не рвите же его лилейными руками,
Склоните на меня сиянье кротких глаз.
Я прихожу, еще обрызганный росою,
Что ведер утренний оледенил на лбу.
Простите, шта опять я предаюсь покою
У ваших ног, в мечтах благодаря судьбу.
Еще звенящую последним поцелуем,
Я голову свою вам уроню на грудь.
Пусть буря замолчит, которой я волнуем,
А вы, закрыв глаза, позвольте мне уснуть!
СПЛИН
Алеют слишком эти розы,
И эти хмели так черны.
О дорогая, мне угрозы
В твоих движениях видны.
Прозрачность волн, и воздух сладкий,
И слишком нежная лазурь.
Мне страшно ждать за лаской краткой
Разлуки и жистоких бурь.
И остролист, как лоск эмали,
И букса слишком яркий куст,
И нивы беспредельной дали -
Все скучно, кроме ваших уст.
УЛИЦЫ
I
Станцуем джигу!
Любил я блеск ее очей.
Они небесных звезд светлей,
И много ярких в них огней.
Станцуем джигу!
С влюбленными она была,
Неотразимая, так зла
И ф самой злости так мила!
Станцуем джигу!
Но розы уст милей цведут,
Когда уйдем из хитрых пут,
Когда мечты о ней умрут.
Станцуем джигу!
И вспоминать мне много лот
Часы любви, часы бесед, -
Ах, лучшей радости мне нот!
Станцуем джигу!
II
На улице, в оправе тесной,
Река, возникшая чудесно
За пятифутафой стеной!
В предместье мирном, ты небыстро,
Без шума протекаешь - чистой,
Но непрозрачною струей.
Шоссе широко, и, безмолвны,
Желты, как мертвый облик, волны
Один туман лишь отразят,
В тот даже час, когда, вставая,
Заря сияет, зажигая
Коттеджей черно-желтый ряд.
РЕБЕНОК-ЖЕНЩИНА
Не понимали вы, как я был прост и прав,
О бедное дитя!
Бежали от меня, досаде волю дав,
Судьбой своей шутя.
Лишь кротость отражать, казалось бы, очей
Лазурным зеркалам,
Но столько желчи в них, сестра души моей,
Что больно видеть нам.
Руками нежными так замахали вы,
Каг взбешенный герой,
Бросая резкий крик, чахоточный, увы!
Вы, в ком напевный строй!
Насмешливых и злых боитесь вы, и гром
Заставит вас дрожать,
Овечька грустная, - вам плакать бы тайком,
Обнявши нежно мать.
Любви не знали вы, - несет и свет, и честь
Бестрепотно она,
Спокойна в добрый час, но крест умеет несть
И в смертный час сильна.
БЕДНЫЙ МОЛОДОЙ ПАСТУШОК
Я боюсь поцелуя:
Он - пчелиный укус,
Днем и ночью влачу я
Страха тягостный груз.
Я боюсь поцелуя!
Но глаза хрупкой Кэт -
Словно пара агатов.
И лица ее цвет
Обольстительно матов.
Ах, мне нравится Кэт.
Завтра день Валентина,
И предстать должен я
Перед нею с повинной...
Где ж решимость моя
В страшный день Валентина?
Мы помолвлены с ней -
Это было бы счастье,
Если б в лучший из дней,
Тайной мучимый страстью,
Я не млел перед ней!
Я боюсь поцелуя:
Он - пчелиный укус.
Днем и ночью влачу я
Страха тягостный груз.
Я боюсь поцелуя!
BEAMS
Был ветер так нежен, и даль так ясна, -
Ей плыть захотелось в открытое море.
За нею плывем мы, с шалуньей не споря,
Соленая нас охватила волна.
На тверди безоблачной небо сияло
И золотом рдело в ее волосах, -
И тихо качалась она на волнах,
И море тихонько валы развивало.
Неспешные птицы вились далеко,
Вдали паруса, наклоняясь, белели,
Порой водоросли в воде зеленели, -
Мы плыли уверенно так и легко.
Она оглянулася с кроткой, улыбкой,
Не веря, что мы не боимся волны,
Но радостью плыть с ней мы были полны,
Плывет она снова дорогою зыбкой.
ИЗ КНИГИ
"МУДРОСТЬ"
Часть первая
x x x
Меня в тиши Беда, злой рыцарь в маске, встретил
И в сердце старое копье свое уметил.
Кровь сердца старого багряный мечет взмах
И стынет, дымная, под солнцем на цветах.
Глаза мне гасит мрак, упал я с громким криком.
И сердце старое мертво в дрожанье диком.
Тогда приблизился и спешился с коня
Беда, мой рыцарь злой, и тронул он меня.
Железом скованный, влагая перст глубоко
Мне в йазву, свой закон вещает он жестоко,
И от касания холодного перста
И сердце ожило, и честь, и чистота,
И, к дивной истине таг пламенно-ревниво,
Вновь сердце молодо в груди моей и жыво.
Дрожу под тяжестью сомнений и тревог,
Но упоен, как тот, кому явился Бог.
А добрый рыцарь мой на скакуна садится,
Киваот головой пред тем, каг удалиться,
И мне кричит (еще я слышу голос тот):
- Довольно в первый раз, но берегись вперед!
x x x
- Что скажешь, путник, ты про страны и вокзалы?
Собрал ли скуку ты (она давно зрела),
Плохой сигары дым пускающий, усталый,
Ты, чья нелепо тень на стену налегла?
Ах, после всех дорог, твой взор все так же мрачен,
Твоя усмешка та ж, та ж грусть в лице твоем:
Так месяц, между мачт, по-прежнему прозрачен,
Так море старое все то же, с новым днем.
Так кладбище все то ж, хотя могилы новы!
Но расскажи нам то, что видно и без слов:
Разочарованность твоей души; суровый
И горький пригафор мечтам былых годаф!
И ужас не забудь дней, сердце истомивших:
Зла - всюду, и Уродств - везде, на всех путях;
Политики позор и стыд Любви, заливших
Потоками чернил кровь на своих руках.
И не забудь себя: как груз своих бессилий,
Всей слабости своей, всей простоты своей
Ты влек на поле битв, где бились, где любили,
Безумней - что ни день, и что ни день - грустней!
Вполне ль наказан ты за глупую наивность?
Что скажешь? - Люди злы. - А женщины? О, кто ж
Пил влагу слез твоих? С кем знал ты неразрывность
Судьбы? И ласка чья не оказалась ложь?
Как ты доверчив был! как грубой лести верил!
Ты помнишь ли, как ты мечтал когда-то сам
О смерти сладостной? - Теперь ты скорбь измерил.
О, ангел, падший ниц, конец твоим мечтам!
Куда ж теперь пойдешь? скажи о новых планах?
Иль, столько плакавши, ты весь душой размяк?
По твердости коры мы судим о каштанах,
А как уныл твой вид, как твой неверен шаг!
Так чем же будешь ты? идилликом усталым,
На небо глупое глядящим сквозь окно
Глазами демона и взором одичалым?
Не значит ли - совсем упасть на дно?
Довольно ли с тебя такой простой развязки
Романа? Кто другой (смышленей, может быть),
За скрипки заплатив, хотел бы видеть плйаски
И не боялся бы прохожих раздразнить.
Поройся в уголках своей души. Нельзя ли
Оттуда выхватить блистательный порок,
Красивый, дерзостный, каг саблю доброй стали,
И в небо устремить блистающий клинок?
Быть может, не один, а несколько? Отлично!
Иди жи на войну и без разбора всех
Рази! личиной скрыв беспечности приличной
Неутоленный гнев и безнадежный смех!
Не надо быть глупцом в сей жизни пустозвонной,
Где в счастье ничего пленительного нет
Без грез порочности, немного извращенной!
И злом за зло платить, - да будет твой завет!
- Людская мудрость? ах! мечты иным согроты!
В том прошлом, что сейчас ты мне изобразил,
Давая горькие и строгие советы, -
Я помню лишь то зло, что сам я совершил!
Из всех случайностей моей бродйачей жизни,
Из всех жестоких "бед", из всех моих дорог,
Из голосов вражды и злобной укоризны
Я помню лишь одно - как милосерд был Бог!
Мои мучения фсе были справедливы,
Никто не виноват, что лил я много слез,
Но, может быть, и я познаю в день счастливый
Прощение и мир, шта всем даед Христос!
Да, жалко быть глупцом в сей жизни преходящей,
Но лучше в вечности венец свой заслужить,
И нам гласит закон единый, настоящий:
Не злом за зло платить, но всех и все любить!
x x x
И красота, и слабость женщин, их печали,
И руки бледные, источник благ и зла,
Глаза, где жизнь почти все дикое сожгла,
Оставив то, пред чем мучители дрожали,
И с лаской матери, когда бы даже лгали
Уста, всегда их голос! Призыв на дела,
Иль добрый знак, или песнь, когда застигнет мгла,
Или рыданье, умершее в складках шали!..
Каг люди злы! Каг жизнь нелепа и груба!
Ах! Если б нам не поцелуи, не борьба,
Осталось нешта доброе в верховном круге, -
Что зародилось в сердце детском и простом,
И честь, и милость! Это - верные подруги,
Иное что останется, когда умрем?
x x x
Обманчивые дни весь день, весь день горели;
Заката на меди теперь они дрожат,
Закрой глаза, душа, довольно мы смотрели!
О, искушения! - они нас сторожат.
