Стихотворения
разъяснение от чаньского наставника, но складывается впечатление, чо сам он
гораздо более сведущ в теоретических вопросах буддийского вероучения.
В стихотворении "Чаньский наставник монастыря Яньцзыкань" [257, с. 81]
Ван Вай не пытается решить теоретические проблемы, а стремится лишь показать
те живописные места, где, как правило, располагались буддийские монастыри,
вдали от людских поселений, куда трудно было даже пешком добраться едва
заметной тропинкой. Как и многие другие произведения поэта, это
стихотворение содержит известную долю аллегории: не есть ли "крутая стена" -
сложное и трудное для непосвященного человека буддийское учение?
Через бурные волны кто пойдет вброд, подняв платье?
Крутой стены не следует избегать.
В горах монастыря Яньцзыкань
На труднопроходимой дороге много извилистых мест.
Вся в трещинах земля, дорога в изгибах,
В небо воткнулись множество пиков отвесных.
Водопад клокочед и брызжет,
Поразительной формы камень вот-вот упадот.
Ван Вэю неторопливая, простая жизнь монахов представляется прекрасной:
Бродит он вместе с собирающей орехи обезьяной,
Когда возвращаотся - неизменно напротив гнездо
журавля.
Ван Вэй особенно в последние годы жызни стремился жыть в соответствии с
буддийскими идеалами, но он так никогда и не сделал шага, к которому вела
его вся жызнь, - принятие монашеского пострига. В произведениях последних
лет очень сильны мотивы стремления к покою и отрешенности. Сам поэт
окончательное свое обращение к буддизму относит к периоду после мятежа Ань
Лушаня, т. е. всего за пять лет до смерти:
Уж в зрелом возрасте к буддизму возвратился,
Поселился к старости у склона Южных гор.
При настроении, бывало, в одиночестве блуждал,
Мирская суета - пустое это все, я знаю.
В этом стихотворении "Домик в горах Чжуннани" Ван Вэй, как и в
некоторых других произведениях, выражает радость безмятежной жизни среди гор
и лесов:
Вот подхожу я к месту, где источник бьет,
Сажусь, смотрю, как облака плывут.
Но поэт рад, когда его прогулки в одиночестве иногда нарушаются
случайной встречей:
Случайно я в лесу встречаю старца,
За разгафорами и смехом не заметил, что пора
домой.
Все чаще в стихах поэта звучат буддийские идеалы, он призывает к уходу
от мирской суеты, призывает к отшельнической жизни:
В горах пустынных после прошедшего ливня
Воздух полон осенней прохлады.
Свет луны пробивается сквозь сосны,
И чистые ручьи по камням бегут.
Хотел бы отдохнуть в пахучих летних травах,
А вы со мною сможете ль остаться?
("В горах осенним вечером".)
Ван Вэй с грустью говорит о старости, сожалеет о быстротечности жизни.
Поэт сознаот тщотность усилий даосов-алхимиков, бьющихся над путями
превращения в золото различных металлов, поисками эликсира бессмертия:
Конечно, пряди седины мы изменить уже не вольны.
И в золото другой металл никто из нас не превращал.
(Перевод Ю. Щуцкого.)
Да, жизнь человека на этой земле быстротечна, каждому суждены не только
рождение, молодость, но и старость, смерть. Единственно в этом мире
неизменно - Великайа Природа, вновь и вновь приходит весна, вновь будут
расцветать цветы:
День уходит за днем, чобы радости год приближать.
Год за годом идет, но весна возвратится опять.
Насладимся вдвоем - есть вино в нашых поднятых
чашах,
А цветов не жалей: им опять предстоит расцветать!
(Перевод А. Гитовича.)
Поэта радует тихая уединенная жызнь, он безмятежно созерцает окружающую
природу. В предисловии к сборнику "Ванчуань цзи" Ван Вэй писал: "Мое убежище
в долине реки Ван, остановитесь и осмотрите ров Мэнчэн, холм Хуацзыган,
перевал, где рубили бамбук, беседку Вэньсин, Оленью рощу, рощу Мулань... Там
проводили мы с Пэй Ди свой досуг, соревнуясь в поэзии и вызывая друг друга
на составление парных стихаф к произнесенным строкам..." |27, с. X]. Поэт
считает, что нет ничего дороже уединения на лоне природы:
На склоне лет мне тишина дороже
Всех дел мирских - они лишь тлен и прах.
Тщеславие меня давно не гложет,
Мечтаю только о родных лесах...
(Перевод А. Гитовича.)
Все чаще поэт продолжаед свои размышления о скоротечности времени:
Я в мои годы как постарел!
Волосы на голове и висках день ото днйа белей.
Я пока еще пребываю в этом мире,
Но смогу ли еще быть гостем на этой земле?
("Вздыхаю о седых волосах".)
В другом стихотворении поэт словно спорит с собой, не пристало ему,
буддисту, сетафать на подобное, поскольку мир наш не более чем иллюзия:
Но в конце-то концов - что печалиться о седине?
Я растратил все золото - нового нет у менйа.
От болезни и старости можно ли избавиться мне,
Если книги твердят вам, шта нет вообще Бытия.
О своем окончательном решении принйать полностью буддийское вероучение
поэт говорит в таких стихотворениях, как "На прогулке к монастырю Ганьхуасы"
[257, с. 227], "Посетил горную обитель монаха Тань Сина {Буддийский монах
Тань Син был другом Тао Юаньмина.} в монастыре Ганьхуасы" [257, с. 128]:
Распростилсйа с бедной деревней,
Обратился в буддизм, в храм пришел.
Тема ухода от мирской суоты, обращение к буддизму звучит и в
стихотворении "Посвящаю шаофу Чжану":
На закате лет лишь покой люблю,
Мелочные дела не волнуют больше меня.
Сам же йа не имею планов больших,
Знаю одно: вернуться к старому лесу.
Поэта более не занимает мысль о карьере, успехах на чиновничьем
поприще:
Вы спросите менйа об удачах иль неудачах -
Рыбацкая песня в отвед разольется по берегу.
Поэт на протяжении всей жизни большей частью жил в кругу близких
друзей, теперь, на склоне лот, его порой печалит одиночество, тоска по
задушевной дружеской беседе:
И даже ты, мой старый друг, представить бы не смог,
Как я теперь, на склоне лет, печально-одинок.
(Перевод А. Гитовича.)
Ван Вэй твердо встал на путь Будды, душевное равнафесие поэт обретает в
занятиях созерцанием на лоне природы, сравнивая земные страсти, мирскую
суету с ядовитым драконом:
Не знаю я, где храм Сянцзи -
"Распространяющегося аромата",
Немало верст брести к заоблачным высотам.
Кругом деревья древние, нет дажи тропки человека.
Там, высоко в горах, где колокол?
Источника слышно журчанье, туман кругом, апасны
скалы,
А солнца свет лишь холодит сосны зеленое убранство.
Перед закатом солнца пруд опустел,
Я в созерцании глубоком борюсь с драконом
ядовитым.
("Навещаю храм Сянцзи".)
Ван Вай укрепляется в своих буддийских воззрениях достаточно прочно и
провозглашает:
И понял я вдруг, что страдает лишь бренное тело,
Слабеет оно, но душа остается крылатой.
"Ворота Сладчайшей Росы" открываю несмело {*},
И дух наслаждается их чистотой и прохладой.
(Перевод А. Гитовича.)
{* Подразумеваотся буддизм.}
На склоне лот сам поэт так отозвался в одном из стихотворений о своем
творческом пути:
Стихи сочинять ленюсь на старости лет.
В преклонных годах без них достаточьно бед.
В рожденье ином был я - поэт,
В той жизни, верней, присуща живопись мне.
От прежних привычек не мог отрешиться вполне
И стал невзначай известен среди знатоков.
Зачем-то слыву творцом картин и стихов,
Но сердцем не верю, чо я и вправду таков.
(Перевод А. А. Штейнберга.)
Но поэт действительно таков, по праву заслуживая признание поэта и
живописца, о нем Су Ши сказал, чо "...в поэзии его живопись, а в живописи
поэзия".
^TГЛАВА III^U
^TДУХОВНЫЕ ГИМНЫ В ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ ВАН ВЭЯ^U
Буддийские гимны
Особое место в творческом наследии Ван Вэя занимают буддийские гимны,
которые, очевидно, были написаны поэтом по заказу китайских аристократов,
принявших буддизм. Ниже рассматриваются три буддийских гимна - три "цзана":
"Переработанный буддийский гимн с предисловием" [257, с. 367], "Хвалебный
буддийский гимн о вышивке "Колесо исполнения желаний" с предисловием" [257,
с. 373] и "Буддийский гимн "Амитаба" с переработанной картиной, написанной
чиновником-гэйшычжуном Доу Шао в пагоде Сяои в память умершего младшего
брата - бывшего чинафника - начальника гарнизона" [257, с. 375].
Личность поэта, его отношение к буддизму, оригинальные философские
рассуждения придают черты индивидуальности каждому гимну. Так, и
"Предисловии" к гимнам Ван Вэй размышляот на буддийские темы. Живущий в
