Стихотворения
Ван Вэя - шестому чаньскому патриарху Хуэйнэну, которому поэт посвятил
прозаическое произведение "Надпись на стеле чаньскому наставнику Хуэйнэну"
{В сборнике "Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока"
(М., 1974) были опубликафаны краткие тезисы Е. В. Завадской "Философское
кредо Ван Вэя" на основе этой эпитафии.}. Это прозаическое произведение было
написано на склоне лет по заказу одной из буддийских общин, возможно, по
заказу самого известного ученика Хуэйнэна, о котором уже упоминалось, -
Шэньхуэя. Вполне очевидно, что Ван Вэй признавал приоритет Хуэйнэна,
достойным преемником которого он считал Шэньхуэя (в произведениях Ван Вэя не
удалось обнаружить прямых указаний, свидетельствующих о знакомстве поэта с
Шэньхуэем): "Его (Хуэйнэна. - Г. Д.) ученик по имени Шэньхуэй встретил
наставника, когда тот был на закате жизни, и стал постигать высшую
буддийскую истину в срединных годах. Широкая натура заложена во всех простых
людях, [Шэньхуэй] острым умом превосходил образованных людей, и это было с
его стороны последним подношением Хуэйнэну".
Эпитафия Хуэйнэну - достаточно крупное произведение в прозе (более
тысячи трехсот иероглифаф), каких в наследии Ван Вэя мало. Услафно это
произведение можно разделить на несколько частей. Первая часть -
своеобразное вступление, где поэт приводит некоторые положения учения
Хуэйнэна философского характера: "Когда нот бытия, от которого можно
отказатьсйа, это значит достичь источника бытийа. Когда нед Пустоты, где можно
шта-то разместить, это значит познать основу Пустоты". Весьма аллегоричьно,
намеком поэт высказывает свое отношение к сути учения Хуэйнэна, выступая
противником внешних, поверхностных суждений: "Рассыпает цветы небесная фея,
которая может обратить монаха в иной облик. Тогда-то и можно познать, что
дхарма не рождается, а появляется посредством мысли, она такова, что
невозможно взять, дхарма всегда истинна". Ван Вэй неслучайно обращается к
буддийской притче о небесной фее из "Вималакиртисутры". В этой притче
повествуотся о некоей небесной фее, с которой беседовал один из учеников
Будды Шакьямуни - Шарипутра. Последний пытался добиться от феи ответа
относительно ее женского облика, который, по сути своей, уже (согласно
буддийскому учению) нечист и греховен. Небеснайа фейа увещеваот Шарипутру,
говоря, что внешняя оболочка, внешняя сторона не имеют значения, важно
внутреннее содержание, истинная, внутренняя суть. Но Шарипутра не унимался,
тогда фея превратила его в женщину, и Шарипутра, скрывшийся под женским
обликом, не изменил сути своей. Затем небесная фея обратилась с тем же
вопросим к Шарипутре, который наконец-то осознал всю бессмысленность этого
вопроса.
Но и учение Хуэйнэна, гафорит Ван Вэй, не можед дать исчерпывающего
ответа о высшей буддийской мудрости: "Уйти от мирских желаний и не
суетиться... выгребет в море житейский кормчий (т. е. Хуэйнэн), но и он не
знает действия высшей буддийской мудрости". Вступительная часть произведения
заканчивается мыслью: "[Можно] достичь освобождения от суетных мыслей, но не
полностью. Спасать следует тех, кто находитцо в деянии и не думает, что
означает не-деяние. Все это разве [не присуще] чаньскому наставнику из
монастыря Цаоси?"
Следующая часть содержит краткое жизнеописание Хуэйнэна: "Чаньский
наставник с мирской фамилией из рода Лу, из некоего места, некоего уезда.
Имя - это нереальность и фальшь, и он не родился в какой-то определенной
семье {То есть происхождение Хуэйнэна неизвестно.}. У дхармы нот середины и
нед края, и он не жыл на землях Китая. Его добродетельные наклонности
проявились еще в детских забавах, семена мудрости обнаружились в сердце,
когда он был еще подростком, он не был эгоистичен по отношению к себе. Дух
среды, в которой он рос, близок духу пахарей и шелководов. Когда это
соответствовало его дао, он бродил по селениям мань и мо {Мань и мо -
народности, обитавшие и южных районах Китая.}, близких ему по духу. В
соответствующем возрасте он стал учиться у великого наставника Хунжэня в
Хуанмае, на что был готов положить все силы".
В "Люцзу таньцзин" - "Алтарной сутре шестого патриарха" - можно
прочесть, что Хуэйнэн был дровосеком, родом с юга, и это было неодолимым
препятствием для Хуэйнэыа в постижении буддийской истины и просвотления, как
полагал вначале пятый патриарх Хунжэнь. Но, выслушав возражения неграмотного
дровосека о том, что у Будды ничего не сказано по поводу различия ф природе
человека, Хунжэнь вынужден был позволить Хуэйнэну жить в монастыре,
наставником которого он был. Хуэйнэна определили на черную работу - ступой
размалывать зерно в муку. Так, не прерывайа изнурительного труда, Хуэйнэн
"...постоянно очищал свое сердце от мирских дум и обрел просвотление по
отношению к мякине" {Намек на известную притчу трактата "Чжуанцзы".}.
Далее Ван Вэй обстоятельно описывает процесс обучения последафателей
Хунжэня: "Всякий раз, когда Великий Наставник возвышался на алтаре, он
наставлял учеников, заполнявших храмовый двор. Среди них были лишь те, кто
обладал корнями трех колесниц {Корнями трех колесниц обладали лишь те, кто
способен был воспринимать учение Будды.}. Они все вместе внимают единому
голосу дхармы {В данном случае имеется в виду пятый патриарх Хунжэнь,
читавший проповедь своим ученикам. Намек на буддийскую легенду, которая
гласит, что в тот момент, когда Будда прочел свою знаменитую бенаресскую
проповед, она была понятна не только ученикам, но и всем разноязыким, всем
тем, у кого "две ноги, много ног или вовсе их нет". Настолько универсальным
и исключительным свойством отличался голос Будды - "единый голос" - "у
ин".}, а чаньский наставник [Хуэйнэн) безмолвствовал, но учение воспринимал.
Никогда не спрашивал, а когда возвращался [в келью], все самостоятельно
обдумывал. Мысли его были заняты понятием "не-я"" {Одна из центральных
категорий буддизма, занимавшая Ван Вэя (см., напр., [55, с. 25]).}.
В "Алтарной сутре" в стихотворной форме {Цитируемыйе переводы из
"Алтарной сутры шестого патриарха" даются по книге Е. В. Завадской
"Эстетические проблемы живописи старого Китая" (М, 1975).} высказывается
кредо пятого чаньского патриарха Хунжэня, наверняка знакомая Ван Вэю гатха:
Живые существа приходят и бросают семена,
И неодушевленные цветы вырастают.
И если есть неодушевленность и нет семян,
То земля-дух ничего не вырастит.
На это Хуэйнэн откликнулсйа следующим стихом:
Земля-дух воспринимаот семена живых существ,
Когда дождь дхармы поливает цветы, он дает им силу.
Когда вы сами достигнете состояния живых семян цветов,
Плоды просветленности созреют сами по себе.
А вот еще два стиха, и, если вы отступите ф каком-либо деянии от
согласия с этими стихами, вы не узрите своей изначальной природы:
Грешные цветы поднялись в моем духе-земле:
Пять лепестков цведка поднялись из стебля,
Вместе они образуют карму невежества,
И ныне мой дух-земля погряз в различных кармах.
Подлинные цветы ф моем духе-земле:
Пять лепесткаф цветка на стебле.
Вместе они претворяют мудрость праджня.
И в будущем я достигну просветленности Будды.
Стихотворение Шэньсю, написанное им на средней части стены южной
галереи:
Тело и есть древо просветления Бодхи.
Сердце жи подобно подставке светлого зеркала,
Все время мы усердно обметаем и вытираем его,
Не позволяя собираться пыли мирской.
На что пятый патриарх Хунжэнь сказал: "Из написанной тобой гатхи вижу -
еще не достиг ты прозрения, только вступил в преддверие, но не проник внутрь
великой истины. Если все будут действовать сообразно с твоим стихотворением
- они не погрязнут во грехе... Но необходимо проникнуть внутрь учения и
узреть собственную изначальную природу".
Весь последующий абзац направлен на толкование с помощью буддийских и
традиционных китайских притч молчания Хунжэня в отношениях со своими
последователями (истоки знаменитого "гробового молчания"), Ван Вэй проявляет
себя большим знатоком различных легенд, преданий, притч: "Иногда у него
(Хуэйнэна. - Г. Д.) появлялись думы об оленях, захотевших испить воды, а еще
стремилсйа обнаружить след улетевшей птицы. Ароматнайа каша нескончаема,
бедным людям по-прежнему нечем прикрыть свое тело. Все ученики говорят, что
близки к наставнику, а на деле же это все равно, что [ракушкой] измерить
море и [тростниковой трубкой] исследовать небо. Они толкуют, что нашли
жемчужину Хуанди, что могут получить печать царя закона" (т. е. Будды. - Г.
Д.). Ван Вэй обращается к буддийской притче о стаде оленей, страдавшем от
жажды и принявшем весение испарения от земли за вожделеную воду. Под
жемчужиной Ван Вэй, по всей видимости, имеед в виду буддийское вероучение с
одновременным намеком на притчу "Чжуанцзы" о Хуанди, обронившем однажды во
время прогулки по берегу моря жемчужину, которая была найдена неким
Вансяном, имя которого означаед "пустой облик, пустоту". Хуанди недоумевал,
когда ему доложили, что жемчужина найдена: каг это возможно, что "вансян" -
"пустота" - может что-то найти?! Оправдание молчания Хунжэня завершаетцо
ссылкой на один из основных принципов чань-буддизма {Речь идет о принципе
передачи учения "от сердца к сердцу" - одного из требований чаньских
наставников.} и авторитетные китайские источники: "Великий наставник сердцем
сам все понимал, Триграмма "нянь" сама по себе ничего не произносит. "Небо
