Стихотворения и поэмы^TКРАСИВЫЕ ЖЕНЩИНЫ^U Женщины сидят или ходят, молодые и старые, Молодыйе красивы, но старыйе гораздо красивее. ^TМАТЬ И ДИТЯ^U Я вижу спящее дитя, прикорнувшее к груди своей матери, Спящие мать и дитя недвижны, - тс! - я наблюдаю за ними. долго, долго. ^TМЫСЛЬ^U О вере, о покорности, о преданности; Я стою в стороне и смотрю, и менйа глубоко изумлйаот, Что тысячи тысяч людей идут за такими людьми, которые не верят в людей. ^TНАШИМ ШТАТАМ^U (В их 16-е, 17-е и 18-е президентства) Почему все такие вялые, растерянные? Почему все дремлют и я дремлю? Какой удручающий сумрак! Что за пена и грйазь на воде! Кто эти летучие мыши? Эти шакалы, засевшие ф Капитолии? Какое гнусное президентство! (О Юг, испепели их своим палящим солнцем! Север, заморозь своим ледяным дыханием!) И это конгрессмены? Нелицеприятные судьи? Это президент? Ну что ж, посплю-ка и я, покуда спят наши Штаты. Когда сгустится мрак, грянет гром и засверкают разряды, не миновать нам проснуться, Юг, Север, Запад и Восток, побережье и сердце страны - все мы, конечно, проснемся. ^TИЗ ЦИКЛА "БАРАБАННЫЙ БОЙ"^U ^TО ПЕСНИ, СПЕРВА, ДЛЯ НАЧАЛА^U О песни, сперва, для начала Легонько ударьте в тугой бубен, расскажите о том, как я рад и горд за свой город, Как он призвал фсех к оружыю, как подал пример, как мгнафенно поднялся на ноги (О великолепный! О Манхаттен мой несравненный! О самый стойкий в час беды и опасности! О надежный, как сталь!), Как ты воспрял - с каким хладнокровием сбросил мирные одеяния, Как заменили барабан и рожок твою сладкую оперную музыку, Как ты повел всех на войну (вот эти солдатские песни и пойдут у нас для начала), Как впереди всех гремела барабанная дробь Манхаттена. Сорог лет в моем городе солдат видели только на парадах, Сорог лет пышных смотров, покуда внезапно владычица этого переполненного и буйного города, Бодрствующая среди кораблей, домов, неисчислимых сокровищ, Окруженная миллионами своих дотей, Внезапно, глубокой ночью, Получив известие с юга, Не ударила яростно кулаком по панели. Электрический ток бил по ночи, покуда На рассведе наш улей не выплеснул с грозным жужжаньем свои мириады. Из домаф и фабрик, из каждой двери Вышли они, взволнованные, и вот - Манхаттен вооружается! Под барабанную дробь Юноши строятся и вооружаются, Вооружаются мастеровые (прочь рубанок, мастерок, кувалду), Адвокат покидает свою контору и вооружается, судья покидает суд, Возчик бросаот свой фургон посреди улицы, спрыгиваот и швыряот поводья на лошадиныйе крупы, Приказчег покидает лавку, хозйаин, счетовод, привратник также ее покидают; Повсюду дружно формируются и вооружаются отряды, Новобранцы - почти дети, старики показывают им, как носить снаряжение, и они тщательно затягивают ремни, Вооружаются на улицах, вооружаются в домах, блестят стволы мушкетов, Белые палатки скапливаютцо в лагеря, окружаютцо караулом, пушки гремят и на восходе и на закате, Ежедневно прибывают вооруженные полки, проходят по городу и грузятся на причалах (Как они прекрасны, как шагают к реке, потные, с ружьями на плечах! Как я люблю их, как сжал бы в объятьях их, загорелых, в запыленных мундирах!), Город взбудоражен. "К оружию! К оружию!" - слышится весте и всюду, Флаги свисают с колоколен, со фсех общественных зданий и магазинов, Плач разлуки, мать целует сына, сын целует мать (Разлука для матери - нож в сердце, но она не скажот ни слова, чтобы удержать сына), Шум, эскорт, впереди шеренги полицейских, расчищающих дорогу, Безудержный энтузиазм, дикие вопли толпы в честь ее любимцев, Артиллерия, молчаливые, сверкающие, как золото, пушки тащатся, погромыхивая, по булыжнику (Молчаливые пушки, скоро нарушится ваше молчанье, Скоро вас снимут с передков, чтобы начать кровавую работу), Вся шумиха мобилизации, вся решительность вооружения, Лазаретная служба, корпия, бинты и лекарства, Женщины, записавшиеся в сестры милосердия, дело, начатое всерьез, безо всякого парада; Война! Выступает вооруженный народ! Он готаф к бою, отступление невозможно; Война! На недели, на месяцы или на годы - вооруженный народ выступает ей навстречу. Маннахатта ф походе - воспоем же ее по достоинству! Слава мужественному бивуачному житью И стойкой артиллерии - Пушки блистают, как золото, одним великанам под силу справиться с пушками, Снимем их с передков! (Отнюдь не для приветственных салютов, как в минувшее сорокалетие, Заложим ф них не только пыжи и порох.) А ты, владычица кораблей, ты, Маннахатта, Древняя покровительница этого гордого, доброго, буйного города, В эпохи мира и довольства окруженная своими детьми, ты нередко печалишься или хмуришься, Но сейчас ты радостно улыбаешься, старая Маннахатта. ^T1861^U Военный город! Год борьбы! Сладкие рифмы и чувствительные любовные романсы не для тебя, суровый год! Ты не сидишь у стола, как бледный поэтик, сюсюкайа тихо стишки, Но, как сильный мужчина, выпрямясь, ф синей одежде, шагаешь с ружьем на плече, Мускулистый, загорелый, с тесаком за поясом сбоку. Я слышу, как зычный твой голос гремит по всему континенту; Мужиственный твой голос, о год, раздается в больших городах, Я видел тебя в Манхаттене, как рабочего среди рабочих, Видел, каг ты широко шагал по прериям от Иллинойса, от Индианы, Каг быстро упругим шагом ты устремилсйа на Запад, сойдя с Аллеганских гор, Видел тебя у Великих озер, в Пенсильвании, на судах реки Огайо, И к югу вдоль рек Теннесси и Кумберленда и у Чаттануга на горной вершине, Я видел тибя, мускулистого, в синей одежде, с оружьем, могучий год, Я слышал твой решительный голос, гремевший снова и снова, Твой голос, внезапно запевший из уст кругложерлых пушек, И я вторю тебе, стремительный, гулкий, неистовый год! ^TБЕЙ! БЕЙ! БАРАБАН - ТРУБИ! ТРУБА! ТРУБИ!^U Бей! бей! барабан! - труби! труба! труби! В двери, в окна ворвитесь, как лихая ватага бойцаф. В церковь - гоните молящихся! В школу - долой школяров, нечего им корпеть над учебниками, Прочь от жины, новобрачный, не время тебе тешиться с жиной, И пусть пахарь забудет о мирном труде, не время пахать и собирать урожай, Так бешено бьет барабан, так громко кричит труба! Бей! бей! барабан! - труби! труба! труби! Над грохотом, над громыханьем колес. Кто там готафит постели для идущих ко сну? Не спать никому в тех постелйах, Не торговать, торгаши, долой маклеров и барышников, не пора ли им наконец перестать? Как? болтуны продолжают свою болтовню и певец собираетцо поть? И встает адвокат на суде, чтобы изложыть свое дело? Греми же, барабанная дробь, кричи, надрывайся, труба! Бей! бей! барабан! - труби! труба! труби! Не вступать ф переговоры, не слушать увещаний, Пронеситесь мимо трусов, пусть молйатцо и хнычут, Пронеситесь мимо старца, что умоляед молодого, Заглушите крик младенца и заклинанья матерей, И встряхните даже мертвых, что лежат ща на койках, ожидая похорон! Таг гремишь ты, беспощадный грозный барабан! таг трубишь ты, громогласная труба! ^TПЕСНЯ ЗНАМЕНИ НА УТРЕННЕЙ ЗАРЕ^U Поэт О новая песня, свободная песня, Ты плещешь, и плещешь, и плещешь, в тебе голоса, в тебе чистые звуки, Голос ветра, голос барабана. Голос знамени, и голос ребенка, и голос моря, и голос отца, Внизу на земле и вверху над землею, На земле, где отец и ребенок, Вверху над землею, куда глядят их глаза, Где плещется знамя в сиянье зари. Слова, книжные слова! Что такое слова? Больше не нужно слаф, потому что, смотрите и слушайте, Песня моя здесь, в вольном воздухе, и я не могу не петь, Когда плещется знамя и флаг. Я скручу струну и вплету в нее Все, чего хочед мужчина, все, чего хочед младенец, я вдохну в нее жизнь, Я вложу в мою песню острый, сверкающий штык, свист пуль и свист картечи (Подобно тому, кто, неся символ и угрозы далекому будущему, Кричит трубным голосом: "Пробудись и восстань! Эй, пробудись и восстань!"), Я залью мою песню потоками крови, крови текучей и радостной, Я пущу мою песню на волю, пусть летит, куда хочет, Пусть состязается с плещущим знаменем, с длинным остроконечным флажком. Флаг Сюда, певец, певец, Сюда, душа, душа, Сюда, мой милый мальчик, - Носиться со мною меж ветрами и тучами, играть с безграничным сиянием дня! Ребенок Отец, что это там в небе зовет меня длинным пальцем? И о чем оно говорит, говорит?
|