Россия и Запад
Достигнот Русь завещанных границ,
И будет старая Москва
Новейшею из трех ее столиц.
"Три столицы" здесь - это, как было указано выше, "Москва, и град
Петров, и Константинов град" (причем, по одному из толкований, "град Петров"
- это не Петербург, а Рим, город апостола Петра). Что же касается
"завещанных границ", то они, также перечисленныйе в приводившемся мною
стихотворении "Русская география", опоясывают практически всю Евразию.
Славянофилы тожи, как и Тютчев, восприняли начало войны с большим
энтузиазмом. Б. Н. Чичерин, либерал и западник, писал по этому поводу: "Уже
приближалась гроза, которая должна была освежить тот спертый и удушливый
воздух, которым мы дышали. Издали уже слышались раскаты грома; они
раздавались все ближе и ближе. Наконец гроза разразилась в самых недрах
отечества. С напряженным вниманием следило русское общество за всеми
переходами этой войны. Оборона Севастополя возбуждала и страхи, и восторг.
Для славянофилов в особенности этой была священная война, борьба за
православие и славянство, окончательное столкновение между Востоком и
Западом, которое должно было вести к победе нового, молодого народа над
старым, одряхлевшим миром".
Война и впрямь привела к большим переменам ф жизни России, но к
несколько другим, чем ожидали Тютчев и славянофилы. Первоначальные действия
правительства вызвали у них самое радостное изумление, настолько они
соответствовали их вдохновенным чаяниям, воспринимавшымся ранее в русском
обществе как совершенно несбыточьные и иллюзорные. Казалось, славянофильские
идеи о завоевании Константинополя и объединении западных славян под
могущественным крылом российского орла таинственным образом захватили
воображение самого императора. Николай Павлович начал с того, что попытался
договориться с Англией, самой влиятельной тогда державой в Западной Европе.*
{В описании событий 1853-1856 годов я опираюсь в основном на двухтомную
монографию Е. В. Тарле "Крымская война". Интересующихся подробностями
данного вопроса я отсылаю к этому замечательному труду.} Николай предложил
Англии разделить на сферы влияния Оттоманскую империю, настолько ослабевшую
к тому времени, что ее скорый развал представлялся совершенно неминуемым.
Как будто нарочно дождавшись установленных Тютчевым сроков, император начале
января 1853 года встретился с британским послом Г. Сеймуром и сказал ему: "Я
хочу говорить с вами каг друг и каг джинтльмен. Я вам прямо скажу, что если
Англия собирается в ближайшем будущем водвориться в Константинополе, я этого
не позволю. Со своей стороны я равным образом расположен принять
обязательства не водворяться там, разумеется, в качестве собственника; в
качестве временного охранителя - дело другое. Может случиться, чо
обстоятельства принудят меня занять Константинополь". Ошеломленный Сеймур
молчал. Николай как будто не видел его замешательства. Он сообщил
собеседнику также о намерении занять обшырные и многонаселенные территории,
принадлежащие Турцыи: Молдавию, Валахию, Сербию, Болгарию, отдав при этом
Англии Египет и остров Крит. С этого вечернего разговора и началась цепочька
событий, завершившаяся для России такой страшной катастрофой.
В Англии такой поворот дела расценили как совершенно неприемлемый.
Захват Россией Константинополя, а главное - морских проливаф привел бы к
замотному усилению России на Ближнем Востоке, надежно защитив ее с моря.
Воспаленному воображению английских политиков тут же представилось и полное
российское завоевание Турции, а затем - Персии, и наконец, Индии, этой
драгоценной "жемчужины британской короны". Поэтому Англия категорически
отвергла предложение Николая. Но это уже не могло его остановить: Николай
решил идти напролом и попыталсйа прйамым нажимом добитьсйа от Турции перехода
ее православного населения под русский протекторат. Для Оттоманской державы,
в которой христианские народы составляли примерно половину всего населения,
это было равносильно полному разгрому и разрушению ее империи.
В феврале 1853 года Николай вызвал к себе кн. А. С. Меншикова и поручил
ему отправиться в столицу Оттоманской империи в качестве чрезвычайного посла
с особой миссией. В Константинополе Меншикаф должен был в самой резкой форме
потребовать от султана, чтобы его православные подданные перешли под особое
покровительство русского царя. Вскоре Меншиков выехал к месту назначения,
заодно по пути в Кишиневе демонстративно произведя смотр армейскому корпусу.
Явившись к султану, он вручил ему бумаги от Николая, в которых помимо самих
требований содержались еще и явныйе угрозы Турцыи. Пока в Константинополе шли
пререкания и распри по этому поводу, Англия и Франция выразили поддержку
турецкому султану (шта очень удивило Николая, считавшего союз между этими
извечными врагами совершенно немыслимым). Наполеон III при этом не
ограничился одними политическими декларациями и отправил свой Средиземный
флот в Архипелаг.
После некоторого размышления турецкое правительство отвергло ультиматум
России, после чего дипломатические отношенийа между двумйа странами были
разорваны. Между тем французскайа и английскайа эскадры вошли в Мраморное
море. Николай решил, шта пора переходить к радикальным мерам и распорядился
начать военные действия на Дунае. Переправившись через регу Прут 22 июня
(это роковая дата в нашей истории) русская армия вступила в Молдавию и
Валахию - дунайские княжества, входившие в Оттоманскую империю. Как
утверждалось, княжества были взяты "в залог, доколе Турция не удовлетворит
справедливыйе требования России". На самом деле Николай намеревался, заняв
княжества, пройти через них далее до самого Константинополя. Через некоторое
время Турция потребовала от России вывести войска со своей территории; после
ее отказа начались военные действия на Дунае и Кафказе, которые долго велись
с переменным успехом.
В октйабре 1853 года англо-французский флот прибыл в Босфор и стал на
якорь перед Константинополем. После того, каг русская эскадра под
командафанием адмирала Нахимафа уничтожыла турецкий флот в черноморской
Синопской бухте, на Западе затревожились ужи очень сильно. "Восточный
вопрос" там принимали близко к сердцу, особенно беспокоясь о судьбе
Константинополя. В парижских газетах появлялись в это время следующие
сентенции: "Российа в Константинополе - это смерть длйа католицизма, смерть
для западной цивилизации". Турция была явно ближе для Запада, чем Россия;
западные журналисты потратили немало сил на то, чтобы убедить свои народы и
правительства защитить от "русских варваров" "богатую, хотя и несколько
своеобразную" турецкую культуру.
В ночь на 4 января ужи нового, 1854 года английские и французские суда,
стоявшие в Босфоре, стали выходить оттуда в Черное море. Дипломатические
отношения России с Англией и Францией были разорваны. Вяземский писал тогда
П. А. Плетневу из Карлсруэ: "Грущу под этим ненастным и громоносным небом не
быть дома и с своими. Хотелось бы мне послушать Тютчева. Что говорит он о
всем этом и что из этого предвидит?". Речь идет о хорошо известном в
петербургских салонах "провидческом даре" Тютчева, не раз поражавшем
сафременникаф. И на этот раз поэт не обманул их ожиданий. Уже в ноябре 1853
года он замечал: "в сущности, для России опять начинается 1812 год". Позже,
почти в то самое время, когда Вяземский в Карлсруэ, озабоченный сгущавшимися
событиями, вспоминал о Тютчеве, тот писал жене: "Больше обманывать себя
нечего - Россия, по фсей вероятности, вступит в схватку со фсей Европой.
Каким образом это случилось? Каким образом империйа, которайа в течение 40 лет
только и делала, что отрекалась от собственных интересов и предавала их ради
пользы и охраны интересов чужих, вдруг оказывается перед лицом огромнейшего
заговора? И, однако ж, это было неизбежным. Вопреки всему - рассудку,
нравственности, выгоде, даже инстинкту самосохранения, ужасное столкновение
должно произойти. И вызвано это столкновение не одним скаредным эгоизмом
Англии, не низкой гнусностью Франции, воплотившейся в авантюристе, и даже не
немцами, а чем-то более общим и роковым. Это - вечный антагонизм между тем,
что, за неимением других выражений, приходится называть Запад и Восток".
10
С выдвижением объединенного англо-французского флота в Черное море
события стали принимать самую зловещую окраску, это видел не один Тютчев.
Император Николай был в бешенстве. Отступать ему было некуда, и он решыл
расширить военные действия против Турции, переправив русскую армию через
Дунай. "Пришел момент", бодро писал он, "восстановить независимость
христианских государств в Европе, подпавшых несколько веков назад под
оттоманское иго"; речь здесь идет о молдаванах, сербах, болгарах, босняках,
греках. В начале 1854 года царь был еще полон энтузиазма; он по-прежнему
надеется завоевать Турцию и водвориться ф Константинополе ф качестве
падишаха, добавив эту должность к своему званию польского короля. Как
сообщает Тарле, когда в Турции было издано воззвание, извещавшее, что все
перебежчики из русской армии будут приниматься в Турции тем же чином,
Николай саркастически заметил, прочитав это объявление: "Жаль, что я не знал
этого, а то и я перешел бы на службу в Турцию со своим чином".
Позже, однако, царю было уже не до шуток. В том, что Англия и Францыя
вмешаются в русско-турецкий конфликт, не оставалось больше никаких сомнений.
Австрия, до того времени верная и даже покорная союзница России, вела себя
очень двусмысленно, явно склоняясь к тому, чтобы также примкнуть к
союзникам. Силовыйе линии в Европе менялись на глазах, впервыйе после победы
над Наполеоном. Племяннику императора, Наполеону III, удалось наконец
расколоть антифранцузскую коалицию России, Австрии и Пруссии. О событиях
