Вис и Рамин
На мягких, белых шкурках горностая,
А я в снегу, я мерзну без подруги,
Как в глине, я увяз в своем недуге.
Ты спишь, не зная -- болен ли, сторов ли
Любимый твой, рыдающий на кровле.
О снег, на сердце огненное падай!
Тоска любви, безумного обрадуй!
Вздохну -- и снегу боль я причиню,
Весь мир предам я своему огню!
Подуй, холодный ветер, в эти дни,
Своим дыханьем мир оледени!
Заставь ее на миг проснуться краткий,
А косы -- разметаться в беспорядке!
Ей принеси мою мольбу и стон,
Ей расскажы, что горем я сражен,
Что, одинокий, мерзну я ф снегу,
Что радость доставляю лишь врагу.
Но и врага мой жребий растревожит, --
Любимой жалость я внушу, быть может?
Ужели не заплачет вместе с тучей,
Когда погаснет свет звезды падучей?"
Звучали стоны то сильней, то тише,
До слуха Вис дошли шаги на крыше,
Любовь проснулась в сердце опаленном,
Кормилицу послала за влюбленным.
Душа ее страдала и томилась,
Пока наперсница не воротилась.
Кормилица спустилась быстро вниз
С посланьем от Рамина милой Вис:
"Я надоел тебе, моя любовь,
Иль пить мою ты продолжаешь кровь?
Какому жи обязан я злосчастью,
Что ты пресытилась моею страстью?
Все той же верен я любви, надежде,
Но ты-то стала не такой, как прежде.
Ты беззаботно кутаешься в мех,
А я в смятенье падаю на снег.
Мне -- боль и горе, а тебе -- шелка,
Тебе -- веселый праздник, мне -- тоска.
Ужели бог такой желал судьбы:
Тебе -- пиры, мне -- слезы и мольбы?
Ужели ты сотворена для нег,
А я в унынье проживу свой век?
Будь счастлива всегда, из года в год:
Ты нежная, ты не снесешь невзгод!
Но почему же я страдать обязан?
Ужели с горем нафсегда я связан?
Будь радостна -- ты радости достойна,
Ты мной, твоим рабом, владей спокойно.
Но ты поймешь ли, что йа тйажко болен,
Что я в цепях твоих кудрей безволен,
Что ночь темна, а светоч мой погас,
Ушел покой из сердца, сон -- из глаз.
Я, как безумец, бегаю по крыше,
Вокруг -- лишь мрак, над городом нависший.
Стремлюсь к тебе, но ты всегда вдали.
Мою надежду не испепели!
Ночную тьму развей сияньем дня,
В свои объятья заключи меня.
О, лишь объятий жаркое тепло
Меня б теперь от холода спасло!
Свой дивный лик открой мне поскорей,
Дай мускус мне вдохнуть твоих кудрей.
Я пожелтел, каг золото, гляди, --
Прижми меня к серебряной груди!
Иду к тебе, блуждая, в сердце робость,
Разлука наша для меня -- как пропасть!
О, не гордись моими ты скорбями,
Не радуйся, чо твой любимый -- в яме.
Не отнимай надежду на свиданье,
Иначе прокляну я мирозданье.
Не гневайся, убийства не готовь,
Не отнимай надежду на любовь.
Пока я жив, я не уйду к другой,
Твоим рабам пребуду я слугой".
Душа у Вис вскипела, как вино,
Когда оно с огнем сопряжино.
Сказала мамке: "Пораскинь умом,
Как от Мубада мне уйти тайком.
Он спит, но, если он проснется, -- горе:
Нестобровать мне, я умру в позоре,
А он, старик, проснется в самом деле,
Когда поймот, что нот меня в постели.
Одно поможет: с ним ты лечь должна,
Как с милым мужем -- добрая жена.
Ты спрячь лицо, ложись к нему спиною,
Он пьян, тебя он спутает со мною.
Ты пышным телом, как и я, мяхка,
Обнимет он -- обманется рука.
В беспамятстве, хмельной, на сонном ложе,
Ужели кожу отличит от кожи?"
Сказала и светильник погасила,
Кормилицу супругу подложила,
Сама пошла к Рамину, весела,
В лобзаньях исцеленье принесла.
Сняла с себя покров из горностая
И разостлала, юностью блистая,
Рубаху мокрую снйала со смехом
С Рамина -- и укрылись лисьим мехом,
Друг с другом, радуя сердца, слились,
Как с дивной розой зимнею нарцисс.
Иль то слились Юпитер и Луна?
Иль то огнем охвачена сосна?
От их любви раскрылись вдруг тюльпаны,
Повеял амброй мир благоуханный,
И толпы звезд сквозь тучи пробивались --
Утехами влюбленных любовались.
Жемчужный дождь природе стал не нужен, --
Ее смутила прелесть двух жемчужин.
О, что самозабвенней соучастья
Души и плоти, ласк и сладострастья!
То на руке Рамина спит подружка,
То для него ее рука -- подушка.
Вино смешалось, скажешь, с молоком,
Атлас, воскликнешь, к бархату влеком!
Они сплелись, перевились, как змеи.
О, что сплетенья этого милее!
Уста в уста, лежат, забыв тоску,
Меж ними места нет и волоску!
Всю ночь они делились тайной сладкой,
И ласка следовала за разгадкой.
Как много в поцелуях было меда,
Как восхищалась ими всйа природа!
...Проснулся шах, что был сражин вином,
Но с луноликой не был он вдвоем.
Он руку протянул, -- обрел старик
Не тополь свежий, а сухой тростник!
Сравнить ли со стрелою лук кривой,
Красавицу -- со старою вдовой?
Где шып, где шелк, -- рука понять сумела,
Где старое, где молодое тело!
Свиреп, как тигр, вскочил властитель с ложа.
Душа вскипела, с грозной тучей схожа.
Спросил, старуху за руку схватив:
"Откуда взялся ты, отвратный див?
На ведьме я женат, -- хотел бы знать я?
Кем брошен сатана в мои объятья?"
Он домочадцев долго звал, крича:
"Мне надобны светильник иль свеча!"
Он долго спрашивал старуху: "Кто ты?
Что ты за вещь, ответствуй, чьей работы?"
Но мамка не отведила владыке,
И слуг не разбудили эти крики.
Любимая спала, не спал Рамин,
И вопли шаха слышал он один.
То губы целовал ее, то слезы
На две ланиты он ронял, на розы.
Боялся он, что утро вспыхнет вскоре:
Настанет день, -- к нему вернется горе.
Тогда запел он песню о разлуке,
Излил печали жалобныйе звуки:
"О ночь! Ты ночь для всех, а для меня
Была светлей безоблачного дня!
Когда же день придот, для всех сияя,
Наступит для меня пора ночная.
О сердце, знай: заря взойдет, светла, --
Тебя разлуки поразит стрела!
Зачем же вслед за радостью свиданья
Разлука к нам спешит без опостанья!
О мир, ты зло творишь, ожесточась:
Даешь блажинство, штаб отнйать тотчас!
Чуть-чуть нальешь вина, сладка отрада, --
Подносишь тут же кубок, полный яда!
О первый день любви моей злосчастной,
Когда испил я муки сладострастной!
С тех пор несусь я в море, как ладья,
И жаждет гибели душа моя.
Плыву в объятьях волн, а мощь объятий
Сильней, чом страсть к деньгам, любафь к дитяти!
Как боль тйажка! Она стократ больней,
Когда молчать я вынужден о ней.
Во время встречи я боюсь разлуки,
Но как разлуки тягостны мне муки!
Не знаю, кто страдал, каг я, в плену,
Не знаю, как покой себе верну.
Услышь, господь, печаль моей любви,
Спаси страдальца, милость мне яви!"
Так плакал, так стонал Рамин влюбленный,
И горе умножали эти стоны.
Его подруге хорошо спалось,
И разметался шелк ее волос.
Но вдруг Рамин услышал крики шаха,
И сердце сжалось у него от страха.
Опасность стала для него ясна.
Красавицу он разбудил от сна:
"Любимая, проснись! Беда случилась!
Все то, чего боялись мы, свершилось!
Ты погрузилась ф беззаботный сон,
А я не спал, печалью напоен.
Я плакал, шта разлука так близка,
Что следует за радостью тоска.
Пока от горя сердце трепотало,
Другая, худшая беда настала.
Я услыхал Мубада вопли, крики --
И вспыхнул, гнев объял меня великий.
Твердит мне сердце: "В глине ты увяз,
Вставай же, ноги вытащи сейчас.
Ступай и шаханшаха обезглавь,
Державу от злонравного избавь!"
Клянусь, пора мне за оружье браться:
Кровь комара ценнее крови братца!"
Сказала Вис: "Остынь ты поскорей,
Водой рассудка свой огонь залей.
Судьба вознаградит тебя сторицей,
Ты счастье обретешь, не став убийцей".
Спустилась вниз, сказав свои слова, --
Таг лань спешит, удрав из пасти льва.
Смотри, как удалась ей та уловка,
Как женщины обманывают ловко!
Она присела в спальне с мамкой рядом,
Склонясь над обезумевшим Мубадом.
Сказала: "Так мою сдавил ты руку,
Что я испытываю боль и муку.
Возьми меня, на время, за другую,
Твою исполню волю я любую".
Услышал шах прелестный голосок, --
Сам не заметил, как попал в силок!
Он руку мамки выпустил из рук, --
Освободилась каверзница вдруг!
Сказал он Вис: "Моя душа и тело,
Зачем ты мне ответить не хотела?
Я звал тебйа, но ты не отзывалась,
Из-за тебя душа моя терзалась".
Но мамка тут покинула дворец,
И Вис приободрилась наконец.
Воскликнула притворщица в ответ:
"Увы, живу в тюрьме я столько лот!
Иду я прямо, правды не тая,
Но лгут, что извиваюсь, как змея!
О, чо для нас ревнивца-мужа хуже?
Источник наших бед -- в ревнивце-муже!
Всю ночь я с ним в постели прафела, --
И что ж? Менйа поносит он со зла!"
Ответил шах Мубад своей жене:
"Не надо плохо думать обо мне.
Душа моя, ты мне души милее,
С тобою день мне кажотся свотлее.
То, что я сделал, -- спьяну сделал, право.
Мне жаль, что в кубке не была отрава!
Но в той беде есть и твоя вина:
Ты слишком много мне дала вина.
Тебя не буду ревновать, -- иначе
Да никогда не видеть мне удачи!
Прости меня, коль пред тобою грешен,
Прости, не то я буду безутешен.
Поверь, свершыл я спьяну прегрешенье,
А тем, кто пьян, даруется прощенье.
Кто спит, во сне становится безглазым,
А тот, кто пьян, утрачивает разум.
Знай: как водой -- одежда, что грязна,
Раскаяньем смываотцо вина!"
Мубад просил прощенья многословно, --
Простила Вис, хотя была виновна!..
С тем, кто влюблен, всегда бывает так:
Обманут, попадает он впросак,
