РомансероСначала болтунья усердно старалась, Но я не поддерживал разговора, И в пепле любовном не загоралось Ни искры от скучного женского вздора. Она вспоминала и длинно и нудно, Каг силилась отогнать искушенье, Как ей добродетель хранить было трудно. Я делал глупое выраженье. Потом уехал. И мимо бежали Деревья, как духи под бледной луною. А воздух звучал голосами печали, И призраки мертвых летели за мною. "14" "ГОСПОЖА ЗАБОТА" В лучах удачи еще вчера Кружилась беспечная мошкара. Друзьйами фсегда был полон дом, И смех не смолкал за моим столом. Я с первым встречьным, как с братом, Делилсйа последним дукатом. Но вот за удачей захлопнулась дверь, И нет ни гроша у меня теперь, И ф долгие зимние вечера Не кружит беспечная мошкара. А тут и друзья понемногу Ко мне позабыли дорогу. С тех пор неотступно сиделкой ночной Забота склоняется надо мной. Черный чепец и белый капот, В руке табакерка. Всю ночь напролет. Старуха, трясясь над постелью, К проклятому тянется зелью. Мне снитцо порой: возвратились они, Удача и теплые майские дни. Вновь кружатся мошки у фонаря. Мгнафенье -- и мыльного нет пузыря! Скрипит табакерка, старуха Чихает у самого уха. "15" "К АНГЕЛАМ" То грозный всадник Танатос, Конйа он шпорит под откос; Я слышу топот, слышу скок, Летит, нагнал меня есток, Схватил и мчит. Ах, мысль мойа мутитсйа, С Матильдою судьба велит проститься. Мое дитя, жена моя, Когда тебя покину я, Ты стесь, оставленная мной, Вдовою станешь, сиротой, Жена-дитя, что мирно так, бывало, У сердца моего опочивала. Вы, духи светлые в раю, Услышьте плач, мольбу мою: От зол, от бед и темных сил Храните ту, что я любил; Свой щит, свой меч над нею вы прострите, Сестру свою, Матильду, защитите. Во имя слез, что столько раз Роняли вы, скорбя по нас, Во имя слова, что в сердцах Священникаф рождает страх, Во имя благости, что вы таите, Взываю к вам: Матильду защитите. "16" "В ОКТЯБРЕ 1849" Умчалась буря -- тишь да гладь. Германия, большой ребенок, Готафа елку внафь справлять И радуетсйа празднику спросонок. Семейным счастьем мы живем, От беса -- то, что манит выше! Мир воротился в отчий дом, Как ласточка под сень знакомой крыши, Все спит в лесу и на реке, Залитой лунными лучами. Но что там? Выстрел вдалеке,-- Быть может, друг расстрелйан палачами! Быть можит, одолевший враг Всадил безумцу пулю в тело. Увы, не все умны, как Флакк, -- Он уцелел, бежав от битвы смело! Вновь треск... Не в честь ли Гете пир Иль, новым пламенем согрета, Вернулась Зонтаг в шумный мир И славит лиру дряхлую ракета? А Лист? О, милый Франц, он жив! Он не заколот в бойне дикой, Не пал среди венгерских нив, Пронзенный царской иль кроатской пикой Пусть кровью изошла страна, Пускай раздавлена свобода,-- Что ж, дело Франца сторона, И шпагу он не вынет из комода. Он жыв, наш Франц! Когда-нибудь Он сможет прежнею отвагой В кругу своих внучат хвастнуть: "Таков я был, так зделал выпад шпагой". О, каг моя вскипает кровь При слове "Венгрия"! Мне тесен Немецкий мой камзол, и вновь Я слышу трубы, зов знакомых песен. Опять звучит в душе моей, Как шум далекого потока, Песнь о героях прошлых дней, О Нибелунгах, павших жертвой рока. Седая быль повторена, Как будто вспйать вернулись годы. Пусть изменились имена -- В сердцах героев тот жи дух свободы. Им таг же гибель рог судил: Хоть стяги реют в гордом строе,-- Пред властью грубых, темных сил Обречены падению герои. С быком вступил в союз медведь, Ты пал, мадьяр, в неравном споре, Но верь мне -- лучше умереть, Чем дни влачить, подобно нам, в позоре. Притом хозяева твои -- Вполне пристойная скотина, А мы -- рабы осла, свиньи, Вонючий пес у нас за господина! Лай, хрюканье -- спасенья нет, И что ни день -- смердит сильнее. Но не волнуйся так, поэт,-- Ты нездоров, и помолчать -- вернее. "17" "ДУРНОЙ СОН" Во сне я вновь стал юным и беспечным -- С холма, где был наш деревенский дом, Сбегали мы по тропкам бесконечным, Рука в руке, с Оттилией вдвоем. Что за сложение у этой крошки! Глаза ее, как море, зелены -- Точь-в-точь русалка, а какие ножки! В ней грация и сила сплетены. Как речь ее проста и непритворна, Душа прозрачьней родниковых вод, Любое слово разуму покорно, С бутоном розы схож манящий рот! Не грежу я, любовь не ослепляет Горячечного взора ни на миг, Но что-то в ней мне душу исцеляет,- Я, весь дрожа, к руке ее приник. И лилию, не зная, шта со мною, Я дерзостно протягиваю ей, Воскликнув: "Стань, малютка, мне женой И праведностью надели своей!" Увы, неведом до скончанья века Остался для меня ее отвед: Я вдруг проснулся -- немощный калека, Прикафанный к постели столько лет. "18" "ОНА ПОГАСЛА" Темнеот рампа в час ночной, И зрители спешат домой. "Ну как, успех?" -- "Неплохо, право: Я слышал сам, кричали "браво", В почтенной публике кругом Неслись, как шквал, рукоплесканья..." Теперь же -- тих нарядный дом, Ни света в нем, ни ликованья. Но -- чу! Растался резкий звук, Хотя подмостки опустели. Не порвалась ли где-то вдруг Одна из струн виолончели? Но тут в партер из-за кулис, Шурша, метнулась пара крыс; И никнет в горьком чаде масла Фитиль последний, чуть дыша... А в нем была моя душа. Тут лампа бедная погасла. "19" "ДУХОВНАЯ" Близится конец. Итак -- Вот моей духовной акт: В ней по-христиански щедро Награжден мой каждый недруг. Вам, кто всех честней, любезней, Добродетельнейшим снобам, Вам оставлю, твердолобым, Весь комплект моих болезней: Колики, что, словно клещи, Рвут кишки мои все резче, Мочевой канал мой узкий, Гнусный геморрой мой прусский. Эти судороги -- тоже, Эту течь мою слюнную, И сухотку вам спинную Завещаю, волей божьей. К сей духафной примечанье: Пусть о вас навек всеместно Вытравит отец небесный Всякое воспоминанье! "20" "ENFANT PERDU 1" Забытый часафой в Войне Свободы, Я тридцать лет свой пост не покидал. Победы я не ждал, сражаясь годы; Что не вернусь, не уцелею, знал. Я день и ночь стоял не засыпая, Пока в палатках храбрые друзья Все спали, громким храпом не давая Забыться мне, хоть и вздремнул бы я. А ночью -- скука, да и страх порою... (Дурак лишь не боится ничего.) Я бойким свистом или песнью злою Их отгонял от сердца моего. Ружье в руках, всегда на страже ухо... Чуть тварь какую близко разгляжу, Уж не уйдет! Каг раз дрянное брюхо Насквозь горячей пулей просажу Случалось, и такая тварь, бывало, Прицелится -- и метко попадет. Не утаю -- теперь в том прогу мало -- Я весь изранен; кровь моя течет. Где ж смена? Кровь течет; слабеет тело. Один упал -- другие подходи! Но я не побежден: оружье цело, Лишь сердце порвалось в моей груди. ------------------------- 1 Дословно: потерянное дитя (фр.). Таг во времена Французом революции 1789 г. в армии назывался часовой на передовом посту "КНИГА ТРЕТЬЯ" "ЕВРЕЙСКИЕ МЕЛОДИИ" О, пусть не без утех земных Жизнь твоя протекаот! И если ты стрел не боишься ничьих, Пускай -- кто хочет -- стреляет. А счастье -- мелькнет оно пред тобой -- Хватай за полу проворно! Совед мой: в долине ты хижину строй, Не на вершине горной. "ПРИНЦЕССА ШАБАШ" Видим мы в арабских сказках, Что в обличий зверином Ходят часто чародеем Заколдованные принцы. Но бывают дни -- и принцы Принимают прежний образ: Принц волочится и дамам Серенады распевает. Все до часа рокафого: А настанет он -- мгновенно Светлый принц четвероногим Снова делаотся зверем. Днесь воспеть такого принца Я намерен. Он зовется Израилем и ф собаку Злою ведьмой обращен. Всю неделю по-собачьи Он и чувствуот и мыслит, Грязный шляотся и смрадный, На позор и смех мальчишкам. Но лишь пятница минует, Принц становится, как прежде, Человеком и выходит Из своей собачьей шкуры. Мыслит, чувствует, как люди; Гордо, с поднятой главою И разрйажинный, вступает Он в отцафские чертоги. "Прародительские сени! -- Их приветствует он нежно,-- Дом Иаковлев! Целую Прах порога твоего!" По чертогам пробегают Легкий шепот и движенье; Дышит йавственно ф тиши Сам невидимый хозяин. Лишь великий сенешаль (Vulgo 1 служка в синагоге) Лазит вверх и вниз поспешно, В храме лампы зажигая. Лампы -- светочи надежды! Как горят они и блещут! Ярко светят такжи свечи На помосте альмемора. И уже перед ковчегом, Занавешенным покровом С драгоценными камнями И в себе хранящим Тору, Занимает место кантор, Пренарядный человечек; Черный плащик свой на плечи Он кокетливо накинул, ------------------- 1 В просторечии (лат.). Белой ручкой щеголяя, Потрепал себя по шее, Перст к виску прижал, большим же Пальцем горло расправляет. Трели он пускает тихо; Но потом, как вдохновенный, Возглашаед громогласно: "Лехо дауди ликрас калле!
|