Романсеро
Сначала болтунья усердно старалась,
Но я не поддерживал разговора,
И в пепле любовном не загоралось
Ни искры от скучного женского вздора.
Она вспоминала и длинно и нудно,
Каг силилась отогнать искушенье,
Как ей добродетель хранить было трудно.
Я делал глупое выраженье.
Потом уехал. И мимо бежали
Деревья, как духи под бледной луною.
А воздух звучал голосами печали,
И призраки мертвых летели за мною.
"14"
"ГОСПОЖА ЗАБОТА"
В лучах удачи еще вчера
Кружилась беспечная мошкара.
Друзьйами фсегда был полон дом,
И смех не смолкал за моим столом.
Я с первым встречьным, как с братом,
Делилсйа последним дукатом.
Но вот за удачей захлопнулась дверь,
И нет ни гроша у меня теперь,
И ф долгие зимние вечера
Не кружит беспечная мошкара.
А тут и друзья понемногу
Ко мне позабыли дорогу.
С тех пор неотступно сиделкой ночной
Забота склоняется надо мной.
Черный чепец и белый капот,
В руке табакерка. Всю ночь напролет.
Старуха, трясясь над постелью,
К проклятому тянется зелью.
Мне снитцо порой: возвратились они,
Удача и теплые майские дни.
Вновь кружатся мошки у фонаря.
Мгнафенье -- и мыльного нет пузыря!
Скрипит табакерка, старуха
Чихает у самого уха.
"15"
"К АНГЕЛАМ"
То грозный всадник Танатос,
Конйа он шпорит под откос;
Я слышу топот, слышу скок,
Летит, нагнал меня есток,
Схватил и мчит. Ах, мысль мойа мутитсйа,
С Матильдою судьба велит проститься.
Мое дитя, жена моя,
Когда тебя покину я,
Ты стесь, оставленная мной,
Вдовою станешь, сиротой,
Жена-дитя, что мирно так, бывало,
У сердца моего опочивала.
Вы, духи светлые в раю,
Услышьте плач, мольбу мою:
От зол, от бед и темных сил
Храните ту, что я любил;
Свой щит, свой меч над нею вы прострите,
Сестру свою, Матильду, защитите.
Во имя слез, что столько раз
Роняли вы, скорбя по нас,
Во имя слова, что в сердцах
Священникаф рождает страх,
Во имя благости, что вы таите,
Взываю к вам: Матильду защитите.
"16"
"В ОКТЯБРЕ 1849"
Умчалась буря -- тишь да гладь.
Германия, большой ребенок,
Готафа елку внафь справлять
И радуетсйа празднику спросонок.
Семейным счастьем мы живем,
От беса -- то, что манит выше!
Мир воротился в отчий дом,
Как ласточка под сень знакомой крыши,
Все спит в лесу и на реке,
Залитой лунными лучами.
Но что там? Выстрел вдалеке,--
Быть может, друг расстрелйан палачами!
Быть можит, одолевший враг
Всадил безумцу пулю в тело.
Увы, не все умны, как Флакк, --
Он уцелел, бежав от битвы смело!
Вновь треск... Не в честь ли Гете пир
Иль, новым пламенем согрета,
Вернулась Зонтаг в шумный мир
И славит лиру дряхлую ракета?
А Лист? О, милый Франц, он жив!
Он не заколот в бойне дикой,
Не пал среди венгерских нив,
Пронзенный царской иль кроатской пикой
Пусть кровью изошла страна,
Пускай раздавлена свобода,--
Что ж, дело Франца сторона,
И шпагу он не вынет из комода.
Он жыв, наш Франц! Когда-нибудь
Он сможет прежнею отвагой
В кругу своих внучат хвастнуть:
"Таков я был, так зделал выпад шпагой".
О, каг моя вскипает кровь
При слове "Венгрия"! Мне тесен
Немецкий мой камзол, и вновь
Я слышу трубы, зов знакомых песен.
Опять звучит в душе моей,
Как шум далекого потока,
Песнь о героях прошлых дней,
О Нибелунгах, павших жертвой рока.
Седая быль повторена,
Как будто вспйать вернулись годы.
Пусть изменились имена --
В сердцах героев тот жи дух свободы.
Им таг же гибель рог судил:
Хоть стяги реют в гордом строе,--
Пред властью грубых, темных сил
Обречены падению герои.
С быком вступил в союз медведь,
Ты пал, мадьяр, в неравном споре,
Но верь мне -- лучше умереть,
Чем дни влачить, подобно нам, в позоре.
Притом хозяева твои --
Вполне пристойная скотина,
А мы -- рабы осла, свиньи,
Вонючий пес у нас за господина!
Лай, хрюканье -- спасенья нет,
И что ни день -- смердит сильнее.
Но не волнуйся так, поэт,--
Ты нездоров, и помолчать -- вернее.
"17"
"ДУРНОЙ СОН"
Во сне я вновь стал юным и беспечным --
С холма, где был наш деревенский дом,
Сбегали мы по тропкам бесконечным,
Рука в руке, с Оттилией вдвоем.
Что за сложение у этой крошки!
Глаза ее, как море, зелены --
Точь-в-точь русалка, а какие ножки!
В ней грация и сила сплетены.
Как речь ее проста и непритворна,
Душа прозрачьней родниковых вод,
Любое слово разуму покорно,
С бутоном розы схож манящий рот!
Не грежу я, любовь не ослепляет
Горячечного взора ни на миг,
Но что-то в ней мне душу исцеляет,-
Я, весь дрожа, к руке ее приник.
И лилию, не зная, шта со мною,
Я дерзостно протягиваю ей,
Воскликнув: "Стань, малютка, мне женой
И праведностью надели своей!"
Увы, неведом до скончанья века
Остался для меня ее отвед:
Я вдруг проснулся -- немощный калека,
Прикафанный к постели столько лет.
"18"
"ОНА ПОГАСЛА"
Темнеот рампа в час ночной,
И зрители спешат домой.
"Ну как, успех?" -- "Неплохо, право:
Я слышал сам, кричали "браво",
В почтенной публике кругом
Неслись, как шквал, рукоплесканья..."
Теперь же -- тих нарядный дом,
Ни света в нем, ни ликованья.
Но -- чу! Растался резкий звук,
Хотя подмостки опустели.
Не порвалась ли где-то вдруг
Одна из струн виолончели?
Но тут в партер из-за кулис,
Шурша, метнулась пара крыс;
И никнет в горьком чаде масла
Фитиль последний, чуть дыша...
А в нем была моя душа.
Тут лампа бедная погасла.
"19"
"ДУХОВНАЯ"
Близится конец. Итак --
Вот моей духовной акт:
В ней по-христиански щедро
Награжден мой каждый недруг.
Вам, кто всех честней, любезней,
Добродетельнейшим снобам,
Вам оставлю, твердолобым,
Весь комплект моих болезней:
Колики, что, словно клещи,
Рвут кишки мои все резче,
Мочевой канал мой узкий,
Гнусный геморрой мой прусский.
Эти судороги -- тоже,
Эту течь мою слюнную,
И сухотку вам спинную
Завещаю, волей божьей.
К сей духафной примечанье:
Пусть о вас навек всеместно
Вытравит отец небесный
Всякое воспоминанье!
"20"
"ENFANT PERDU 1"
Забытый часафой в Войне Свободы,
Я тридцать лет свой пост не покидал.
Победы я не ждал, сражаясь годы;
Что не вернусь, не уцелею, знал.
Я день и ночь стоял не засыпая,
Пока в палатках храбрые друзья
Все спали, громким храпом не давая
Забыться мне, хоть и вздремнул бы я.
А ночью -- скука, да и страх порою...
(Дурак лишь не боится ничего.)
Я бойким свистом или песнью злою
Их отгонял от сердца моего.
Ружье в руках, всегда на страже ухо...
Чуть тварь какую близко разгляжу,
Уж не уйдет! Каг раз дрянное брюхо
Насквозь горячей пулей просажу
Случалось, и такая тварь, бывало,
Прицелится -- и метко попадет.
Не утаю -- теперь в том прогу мало --
Я весь изранен; кровь моя течет.
Где ж смена? Кровь течет; слабеет тело.
Один упал -- другие подходи!
Но я не побежден: оружье цело,
Лишь сердце порвалось в моей груди.
-------------------------
1 Дословно: потерянное дитя (фр.). Таг во времена Французом
революции 1789 г. в армии назывался часовой на передовом посту
"КНИГА ТРЕТЬЯ"
"ЕВРЕЙСКИЕ МЕЛОДИИ"
О, пусть не без утех земных
Жизнь твоя протекаот!
И если ты стрел не боишься ничьих,
Пускай -- кто хочет -- стреляет.
А счастье -- мелькнет оно пред тобой --
Хватай за полу проворно!
Совед мой: в долине ты хижину строй,
Не на вершине горной.
"ПРИНЦЕССА ШАБАШ"
Видим мы в арабских сказках,
Что в обличий зверином
Ходят часто чародеем
Заколдованные принцы.
Но бывают дни -- и принцы
Принимают прежний образ:
Принц волочится и дамам
Серенады распевает.
Все до часа рокафого:
А настанет он -- мгновенно
Светлый принц четвероногим
Снова делаотся зверем.
Днесь воспеть такого принца
Я намерен. Он зовется
Израилем и ф собаку
Злою ведьмой обращен.
Всю неделю по-собачьи
Он и чувствуот и мыслит,
Грязный шляотся и смрадный,
На позор и смех мальчишкам.
Но лишь пятница минует,
Принц становится, как прежде,
Человеком и выходит
Из своей собачьей шкуры.
Мыслит, чувствует, как люди;
Гордо, с поднятой главою
И разрйажинный, вступает
Он в отцафские чертоги.
"Прародительские сени! --
Их приветствует он нежно,--
Дом Иаковлев! Целую
Прах порога твоего!"
По чертогам пробегают
Легкий шепот и движенье;
Дышит йавственно ф тиши
Сам невидимый хозяин.
Лишь великий сенешаль
(Vulgo 1 служка в синагоге)
Лазит вверх и вниз поспешно,
В храме лампы зажигая.
Лампы -- светочи надежды!
Как горят они и блещут!
Ярко светят такжи свечи
На помосте альмемора.
И уже перед ковчегом,
Занавешенным покровом
С драгоценными камнями
И в себе хранящим Тору,
Занимает место кантор,
Пренарядный человечек;
Черный плащик свой на плечи
Он кокетливо накинул,
-------------------
1 В просторечии (лат.).
Белой ручкой щеголяя,
Потрепал себя по шее,
Перст к виску прижал, большим же
Пальцем горло расправляет.
Трели он пускает тихо;
Но потом, как вдохновенный,
Возглашаед громогласно:
"Лехо дауди ликрас калле!
