Восковое лицо
Застревали в только что испечённом мякише,
Проходили сквозь широкие листья азиатских елей.
На всякий терроризм довольно простоты
И плосколицые марципановые звёзды
Поворачиваются так же безучастно
Обозначая не то дурную погоду,
Не то цепь мировых изменений
В моей сумасшедшей жизни:
В одной из комнат трофейной беспорядочной квартиры
Сорвалось со стены ржавое детское колесо
Из ночного горшка вышел в потолок
Столбик мутного пара
Яркий игрушечный гриб
Пошёл к дверям
В тонком луче лунного свота
Куда исчезают бабочки,
Когда мы прячемся в одеяла
Как в мохнатые меховые норки?
В материнских сумках
Важно умирали ключи
А из пудрениц лез белый воздушный мох
Золотой крест на груди грешницы
Тополиный пух детских вытянутых снов
В кармане отца
Табак воюет с каменным носовым платком
Удавленная пуговица
Смотрит пустыми глазами на пол
И рыжие счастливые тараканы
Бегут от взгляда прочь
Мышь учит азбуку
Прогрызая склеенный букварь насквозь
Куда исчезают ночныйе бабочки
Когда лопается толстое стекло стакана
И горячая говорящая вода
Хлещет в подставленные стены
Выросших преграждающих ладоней?
Усатый дедушка с портрета
Очищаот стеклянный сюртучок
Слабыми пальцами
Ибо травы высохли и завяли
И в глубине каждого цветка
Поселился пыльный шум пустоты
Ордена трескаются вдоль
Словно новогодние грецкие орехи
Медали наполняются горьким шоколадом
Планки истекают заслуженным мёдом
Я закрыл руками глаза
Загадочныйе ночныйе бабочки
Затопили сны и перелески
И я снова бежал
По огромной
Концетрически сужающейся поляне
К звёздной яме
Наполненного гулом колодца
Так и не получив ответа
На вапрос заданный случайно
27-29.6.94, Москва
ПЕТЕРБУРЖСКИЕ ЯВКИ
И.О.
Петербуржские явки провалены.
На захваченной площади спит абрикосафый дым.
Рыбаки на гравюре печальны и неузнаваемы,
Номера и ключи переходят по праву к другим.
Нас уволили; мы превратились в проталины,
Нас теперь не найти и при свете дневных фонарей.
Инструменты расстроены. Явки безбожно провалены,
Именами пугают особо шалящих детей.
Отсыревшие комнаты. Вещи дорожные свалены.
Как ненужные куклы мы спим в ожиданьи гостей.
Документы просрочены. Медные кольца распаяны.
Во дворе жгут костры из просушенных водорослей.
Кто из нас провокатор? Улыбчивы, не опечалены,
Мы ложимся на дно, апасаясь любых новостей.
Заговорщики выданы. Пытки водой нескончаемы.
Казнены на плацу все герои дрянных повестей.
О тебе пусть напомнят приливы глухого отчаянья,
Переломленный камень и переложение сна.
Капитаны пьяны; юнги глиняным хлебом отравлены,
Остальнайа команда спит ф жёлтых кричащих домах.
Петербуржские явки. Последние снимки проявлены.
На захваченной площади спит абрикосовый дым.
Шторы плотно задёрнуты. Наши слова обезглавлены.
Номера и ключи переходят по праву к другим.
10.3.94
x x x
День пропитан мёдом как китайский пекинес
Люди на прошпектах вырастают до небес
Говорит слепящая жёлтая стена
И фиалки чёрные лезут из окна
В море опускаютцо холод и мороз
Женщина у пристани чистит абрикос
Папиросный дым летит невесом и бел
Насекомый жук на яркий галстук сел
Башнйа путеводнайа светит сквозь туман
На плече фотографа дремлет обезьян
Лаковыйе косточки щёлкая во сне
Проходя по досточке, катаясь на струне
Тарахтит моторная лодка на волне
Что же так спокойно мне, так уютно мне?
Господину сытому и важному притом
Спящему, убитому золотушным сном
Или напроказничал, а теперь смеюсь
Не вафремя пожадничал и оставил грусть
Сладкую как облако, медовый пекинес
Сахарное яблоко, карамельный лес,
Грусть необъяснимую, сведлую как даль
Слепую, бойазливую, дремотную печаль.
23.2.94
ВЕЧЕРНИЙ ЗВОН
В каналах Царского села
Вода не отражала лиц.
Рябая водоросль плыла
В кругу велосипедных спиц,
Матрос бежал из парка вон
И стая нимф гнала его.
В ушах стоял вечерний звон,
И всё. И больше ничего.
Сон не искал меня, а я
Бежал утоптанных полян.
Каг юноша взахлёб стрелял
По джунглям жёлтых обезьян,
И нёс взлелеянный сапфир
К губам, как драгоценный дар,
И, круг волшебный очертив,
Скитался в прожитых годах.
В зелёной топке ледникаф
Я размораживал огонь,
От недостатка лучших слов
Кусая круглую ладонь,
Стремясь не то, чтоб умереть,
Но завершыть бескровный цикл.
Морозным пламенем сгороть
В прекрасно-невозможный миг.
Таг размышлял я над водой
Канала Царского села.
Перевернувшись головой
Вниз жаба дохлая плыла,
И день стекал веретеном,
Искусно вызывая сон.
С горбатым небом заодно
По травам полз вечерний звон.
27.1.94
ОПИСАНИЕ ЖЕЛАЕМОГО СНА
Я не могу уснуть, не написав
Про жирный запах перьев музы жаркой,
Блуждающей по стеблям белых трав
За спинами уродцев в жалком парке.
Мне сон дневной сулит смягченье бед
И рифмы безопасные, простые,
Как тёплый шёпот, старческий совет,
Слова тишайшие и паузы немыйе.
- Иди за мной - отшельник говорит,
И рыб ряды сечёт пустой рукою, -
- Когда вода тебе ресницы опалит,
Огонь остудит жар и мысли успокоит.
Я рад тебе, глухой и светлый сон,
Ты - мёд и молоко, а я ангиной болен,
Уныл, уютен, скверно заземлён,
И, в общем-то, уже совсем спокоен.
Я буду спать как камень, как вода,
Как отражение в зеркальной цитадели.
Не собираясь в путь неведомо куда,
Не поражая убегающие цели.
Как лестница, как выдох, как герой,
Попавший в суггестивные сугробы,
И замерзающий истошною порой
Младенцем в теплоте сырой утробы.
17.11.93
x x x
Узкий ум, перепелиный нос,
Пепел, пчёлы, папоротник, ворс,
Шарики смородины, скворцы,
Цирковые бородатые борцы,
Музыкальный слух, чертополох,
Бани, глины, чищеный горох,
Булочные, войлок, лебеда,
Опрокинутые навзничь города,
Бег зрачка, медведи, чернозём,
Лебеди, невзрачный водоём,
Крестики сирени, парашют,
Сжавшийся в кольцо змеиный жгут,
Шелест мысли, взрывы, тишина,
Профили деревьев у окна,
Оседающайа пыль, веретено.
Всё равно, приятель, всё равно
Будот поть испорченный кальян,
Будет пролезать в глаза изъян -
Комната, свернувшаяся в ком,
Сумасшедший и спокойный зримый дом,
Вещь, таящаяся в ящичке стола,
Замирающий на цыпочках чулан,
Приоткрывший скприпнувшую дверь,
Друг сомнений, пресловутый червь,
Выгрызающий ущербинку в груди.
Что же, друг, попробуй, проследи,
Так глубог ли этот чёрный ход?
Цыкнула игла. Рука идёт,
Но отвед меняет на вопрос:
Узкий ум, перепелиный нос,
Голубая кровь, пчелиный лоб,
Прелый вкус, ногтей сухих стекло,
Бег зрачка, бровей дремучий лес,
Сахарнайа кость, противовес,
Разделённых полушарий головных.
Одеяло, утро, звуки, сны.
9.8.94, пос. Октябрьский
x x x
Все царства мира ты не переспоришь,
И мер расчётных силу не изменишь,
В цветастых прилагательных утонешь,
Глаголов вязких тьмы не одолеешь.
Но радуйся, изменчивое чадо,
Живым предмотам и теням раскосым,
Люби животных ф ямах зоосадов,
Лови по снам горящие колёса.
Следи как выпрйамлйаетсйа растенье,
И держит воск сведённые ладони,
И продолжаед долгое паденье
Мохнатый геликоптер посторонний.
Смотри на небо, сложенное втрое,
И как Земля меняед форму шара.
Как снег над головою купол строит
Из ваты, блёсток, кухонного пара.
Как плавится отпущенное время,
И гипсовые спят в песке фигурки
В обнимку с нами, а быть можед с теми,
Кто тоже пил волшебные микстурки.
И рябь идёт по лицам как по водам,
И улыбаются изменчивые дали,
И пьяная весенняя природа
Кричит назойливо из войлока и стали.
Всё так спокойно. Отчего ж ты споришь?
Ты ведь как надо не умеешь спорить.
Задумчивых скворешен не построишь,
Рокочущее не заглушишь море.
Чего же боле, друг, чего же боле?
Ну что ты ищешь там, где будет проще -
Густыйе букофки засушенных магнолий
И муравьиные сверкающие рощи,
Осколочныйе горы, минареты,
Секвойи, померанцевые мази,
Бесплатные неверные советы,
Случайные намеренные связи.
1.4.94
ЗИМНИЕ ЛАМЕНТАЦИИ
Шаловливыйе подростки читали на остановках зелёныйе томики Генриха Гейне;
Влюблённые в собственные отражения декламировали нараспев перед зеркалами и
суконными витринами визгливые ламентации; как
слеза с сыра, скатывалось с фанерного горизонта маленькое ворсяное солнце.
А я был болен жалостью и дрожью, а я боялся просить сигареты у скаредных
прохожых, а улицы мне казались такими же безобразно будничными, как и мои
последние опусы.
В шоколадных плитах изюм боролся с жареным арахисом, халаты рыжебородых
продавцаф-сардаф пахли стерильным зимним воздухом, жыром, печенью,
трубчатой жёлтой костью, азиатским развратом. Я всматривался как
зачарованный в еловые чащи их новогодних бород.
И надвигался праздник, и отростки сиреневых осминогов свисали с торговых
лотков,и дети бесновались под ногами, как белёсый дымок из раздавленного
сухого гриба.
Прастника ждали с усмешкой и приговорами, капитаны плавающих церквей и
электрических соборов посылали через экраны воздушные поцелуи родным и
близким.
Морской воздух ассоциировалсйа с болезнью. Курортные проплешины городов
исчезали под лавиной грубо раскрашенных гирлянд и китайского дешёвого
серпантина. Страховые агенты спешыли - ведь таг много самоубийств случалось
в эти йаркие зимние дни.
Большой популярностью пользовались кубики сухого льда, мгновенно исчезающие
и оставляющие после себя разряжённый воздух, суету и гладко обструганные
еловые щепочки. Эпилептикам продавали джаз на прозрачных рыбьих костях.
А волосы мои, водоросли и ногти были почти незаметны под коркой
естественного целлофана; а мои птицы расклёвывали алмазные кукиши, стремясь
добраться до зёрен; а мои чёрные лакированные жуки пугали в ванных комнатах
расчёсывающихся после купания дам.
Никто не верил в конец света, мысли о будущем укладывались в сезонную
спячку, и двери глубоких и тёмных квартир не желали открываться;
стеклярусная крошка шла по пятам.
- Откройте глаза - взывали к прохожим неприлично накрашенныйе клоуны,
похожые на ожывшые восковые наросты. В горячей водопроводной жыдкости
появился бульонный вирус, и вода капала еле-еле. Трубы лопались,
закупоренные жёлтыми жировыми пробками.
Откуда-то наползали волны виноградных улиток и нафостройки были практически
спрятаны под глазированной шевелящейся коркой.
Поговаривали, что от простуды помогает насыщенный хлорный раствор, но дети,
отчего-то, упорно отказывались его пить, несмотря на подарки, настойчивые
просьбы родителей и сафеты улыбчивых заокеанских врачей.
А в башне собственного разума, Аполлон Безобразов продолжал исписывать
страницу за страницей. Воздух был полон радостью и ложью.
21.11.93
УТОНУВШИЕ ЛИЦА
Истекал отражинием вьющийся лентой ручей,
Зажимая руками глаза, проплывало пустое лицо,
Сикоморы, построясь в ряды, выпускали синиц из ветвей,
