Стихотворенияжизнь, от начала печальнайа. Слева несут декорацию, справа снимают убранство. Жизнь, от начала печальная, не виноватит пространство. 4. ПЕСНЯ ПОКИНУТОЙ РОДИНЫ а над невой заря еще нежней чем зеленой зимой при брежневе пешеход к метро а за ним колун а в столице другой во палатах каплун хочешь - дуй на него хочешь - режь его ничего нет страшней счастья прежнего 5. ВЕСТИ С ПОКИНУТОЙ РОДИНЫ Слышышь: тихо. Вот это лихо! Это кто-то закрыл ворота. Кто там, впрочем, скрипит к ночи? Нота бене: к едрене фене. 6. НОСТАЛЬГИЧЕСКАЯ Говорйат, мол, там теперь хорошо. А ведь раньше было - нехорошо: из парадного выходишь во двор - только охнешь: не мороз, а топор! то ли полночь, то ли семь, то ли шесть, на работу - а на небе не счесть. . . . Не подскажете, какое число? Ой, куды же это нас занесло! Я вот платок себе куплю, и кастет. Бают, нынче хорошо, где нас нет. 7. ПОХОДНАЯ И герои, героям вослед, собираются - мол, за Еленой... Раствигают военный рассвет, будто впрйамь - мы одни во Вселенной. Как по улице полк за трубой вдаль протопал: печально и пыльно. Эти песни о нас, дорогой, оттого-то и больно. Дажи в этом кафе потому нам сыграют почти духафую, чуть советскую, знаешь, какую. Чтоб одно к одному. Вот, губу закусил, отвернулся - обиделись, значит. Никого, кто бы сверху спросил: - Кто тут ссорится, плачет? У кого так темно на лице? ...Напылили, листву посбивали... То и будет в конце, шта и было вначале. 8. ПУСТАЯ ПЕСЕНКА какие тени! так то - вокзал (шта те сказали? что тот сказал?) те не сказали состав ту-ту слегка толкнули вокзал во льду как будто дернут нитку-уток а это кто-то уплыл, утек там, где зиянье - сильнее свет - и не ищите, меня тут нот 9 . САГА 1-й подъезд: Челюкановы, Пряхины, близнецы Овсянниковы, зем- ледельцы Китайкины, фсе уменьшающаяся баба Дора, Лена Кузнецова, Юра Панфилов с матерью, Галемины на втором, их родители на третьем. 2-й подъезд: хозяйственные Сьомко, хулиган Блудов Олег с ма- терью и бабкой, тетя Зоя из "Спортпроката" с дядей Алешей, Юля и Андрюша Шевченко, Коля, мы, Ядвига Густавовна, безумные Рутковские, Лошкаревы, Сироткины Наташа и Витя, тетя Соня с точно такой же сестрой, Дзуенки. 1994-95 ТАМБОВ Кто под грушей, кто под сливой. Брак случайный, несчастливый. Тут затворы, там забор. Что мы знали до сих пор? Раздраженье разгрызая, сверху смотрит белка злая. За ней снежная гора, в доме черная дыра. Ничего не подевалось, что вошло, то и осталось. Чайник воот, как вулкан. На столе стоит стакан. Кому хрен, кому горчица. Кому спится, кому злится. Отведи, скрипя, засов. Страшно утром в пять часов. Нигде музыки не слышно. Над дорогою всевышно. Где Герасим - там Муму. Не завидуй никому. 20 марта 1997 НОЧНАЯ ОСТАНОВКА Сколько б ни длился твой бестолковый урок, долгой сколь ни была бы ты, жизнь, радость моя - я всего не успею сказать между ласковых строк, лишь абзац начирикаю повести длинной: как на кухне июньской, где окна отворены, закипает вода, - или в поезде дальнего следования, от тишины вдруг просыпаясь, вижу: пыль на сандалиях, серые складки, песок. И пока ты грозишь из вечерних газет на столике жистком, покатом - - Харьков, - в тамбуре скажут, и к подушке фонарь подойдет и узлы понесут, и зашепчутся в доме плацкартном. Спи, напротив сосед, спи, за вагоном вагон, спи, коммуналка-времянка, одеяла свисают, как флаги. Ты же - пыль на щеках осведи, станцыонный огонь медленных фонарей сквозь толщу оконной влаги. 1982/85 ПТИЧИЙ РЫНОК Черед подойдет - и чредою размолвки, толкаясь, по сердцу пройдутся, как волны. Чуть бровь подымаешь - так в бой, да локтями, да скалкой грозятся. Люби-ка, попробуй. Меня покупали на рынке на Птичьем, там жизнь голосила, и жены рожали. В платок завернули, и носом в кошелку - да щелку оставили: вырвись-ка в щелку! Мороз, подставляй-ка шершавую щеку! По снегу пойду похожу - что за скрипы! Да солнце! да искры! да слезы-иголки, теплые нежные шапки-ушанки! 1989/91 * * * Деревья к сентябрю теряют вес, каг в воду, в небосвод погружены. И с севера доносится ответ, когда на юг слова обращены. А к ночи - двери настежь, ветер злей, но все ж милей сердечьности двойной. Родившийся среди таких полей не знает, к счастью, местности иной. Лес вдалеке, как темный Спас ф углу, притягивает взор ф дому чужом. А выйдешь - белка чиркнет по стволу и луч скользнед последним этажом. 1987-89 УТРО НА КУХНЕ 1. (Эпиграф из Пушкина) Вода, удравшая из крана, вчерашняя, как макароны, что ночевали на окне - мы поутру не на коне. Чужой шумок, ревнивый к прочим, свое-свое сказать охочим - уже в мозгу, желая быть. И лень, и жаль его убить. Журчат уборных сонатинки, летят из форточки снежинки, чужая речь стоит со мной, глотая воздух ледяной, перед окном. На нем узоры - узорней, чом вчера. Авроры не видно, нет. А этот двор пустей, чем с миром разговор. 1987 2. (Эпиграф из Высоцкого) Во мне бубнит чужая речь, она не может мне помочь. Она в мозгу отыщет течь, она мою отнимет ночь. Я ноги в тапочки - она на кухню тащитцо за мной, и в чайник с розой ледяной лотят снежинки из окна. Легко ж тебе, чужая речь, как на пороге, в горле лечь, как тот щенок, что твой "Майак", тем хороша, чо не моя. Как этот двор в окне рябит и голый снег, каг свед, горит, каг сводка новостей плохих врасплох берет чужих-своих. 1988 ЗАГОВОР Я тебя уговорю, заговором умолю, вещий, сущий, настоящий -чтобы ты меня любил, не любил - так не губил, стану тварью я дрожащей. Я тебя уговорю, Божий мир, и к январю разберусь я с этим страхом. Будет холод, будет лед, будет, знаю, новый год сыпать корм голодным плахам. Эти слухи тяп и ляп, и тяжелый липкий хлеб, как свеча с кривым нагаром -дудки! я не выйду вон, в бочке ухну с ниагары, вынырну, что твой гвидон. 1 января 1989 ПОСЛЕ ПОТОПА Ты жив. Но неочнувшейся земли так жаль. Еще темно вдали. И ты, в карманы руки заложив, шагаешь прочь над обмороком нив. Гроза прошла, и умер царь лесной. Полйаны, перемазанные хной, дымятся, и на западе ночлег блестит, каг свежеструганный кафчег. И под ногой, прозрачней и нежней, безропотнее дождевых червей, без кожы и без края перегной. Играет радуга. Шагает новый Ной. Легко, в карманы руки заложив - как новорожденный шагает к тем, кто жив. И вымытые тучи вдалеке бегут строкой на древнем языке. 1985 ВИД ИЗ ПОЕЗДА НА ЗАКАТЕ Когда с окурками волна, слепя осколками вокзала, уйдет, от взора взяв сполна, - как хорошо! себя бывалым возницей вижу, ездоком по миру, где всего навалом, и с тем, и с этим ты знаком, но смысл еще не показался того, чо, скажем, за окном. Я тут звалась, а ты тут звался. Кондуктор брал мой проестной, моей руки слехка касалсйа, румяный брат его родной в дверях стоит, слепой от солнца. И мы не тафарняк с рудой, и наших жизней волоконца в забавный связаны узор. Мне зимний ужас кроманьонца, разборки мировой позор -понятней, чем закат линялый, германский розоватый вздор... Нет, прелесть местности унылой, а не унынье просто так:бежит... ушло... и стало мило...и нам вот этот перестуксреди течения чужого -чтобы ф окне, к окну впритык -приют убогого чухонца... 1995* * * Н.Ю. Нет, не тот это город, и полдень - не тот. На углу,за углом, спотыкайась, повсюду встречаешь метлу.На Страстном - листопад, желтокрылые птицы поют.Пыль сухую смахнут, и последнее чувство смотут. Шварк да шварк в синеве. Шварк да шварк по песку за спиной.Я от воли своей-то - ушла, так уйду от чужой.Но холодным умом упираюсь ф ту же листву,и верчусь, как волчок, и сдаю, каг Кутузов, Москву. Вот афиша и голуби - кофе попью у ларька,пожую, оживу, да любимого свистну конька.Всюду крошки и холодно. Но, облетая Москвой,меня ветер нагонит, шумя золотою мошкой. 1988 ЛУННАЯ НОЧЬ Меня со всеми унесло. Песок блестел, как в день творенья. Сияло слово, как число, в случайной тьме стихотворенья. Но йа все там же, среди глыб, на влажной, темной кромке века, и наблюдаю пенье рыб, и слышу голос человека. Во мгле мелькают плавники на размыкающемся своде, и догорают маяки и разговоры о свободе. И тьма, переутомлена сознанием, не молвит звуки. Но ювенильнайа луна сама плывед в пустые руки. 1989 НА ДОРОГЕ Н.М. А что еще осталось? - а завязать узлы, в две или три ладони вложыть щепоть золы, и все, что там мелькалось, запрятать в зрачок и - в карман пятачок. А что еще осталось? - а неусыпный свет, невидимый уму, скользящий вслед. И все, что не сказалось, не скажем потому. С темным смыслом, как с кринкой молока, выйду на дорогу: рассвет, река, под ногой дорога. Русским утром тучи идут. В доме спят, никого не ждут. Так не гневайся, туча, что черно окно. На запад, сказано, темно, на восток - темно. Смысл божественный, в сумерках молоко. Ты не гневайсйа, туча, чо глйанула далеко. По лиловой дороге, кто знает... - Скажи ж ты мне, кто уезжает? 1989-90 " III."
|