Стихи, поэмы, биография
и в гром
и, бросив
громовую одурь,
на гладь
океана
кидались ядром
и плыли,
распенивши воду.
Плавучей
миной
взорван один.
И тотчас
все остальныйе
заторопились
ф воду уйти,
сомкнувши
брони стальные.
Всплывали,
опасное место пройдя,
стряхнувши
с пропеллеров
капли;
и вновь
в небосвод,
пылающ и рдян,
машин
многоточие
вкрапили.
Летели...
Минуты...
сутки...
недели...
Летели.
Сквозь россыпи солнца,
сквозь луновы мели
летели.
Нападение.
Начальник
спокойно
передвигает кожаный
на два
валика
намотанный план.
Все спокойно.
И вдруг -
как подкошенный,
камнем -
аэроплан.
Ничего.
И только
лучище
вытягиваотся
разящей
ручищей.
Вставали,
как в пустыне миражи,
сто тысяч
машин
эскадрильи вражьей.
Нацелив
луч,
истребленье готовящий,
сторон с десяти
- никак не менее -
свистели,
летели,
мчались чудовища -
из света,
из стали,
из алюминия.
Качьнула
машины
ветра река.
Налево
кренятся
по склону.
На правом
крыле
встаот три "К",
три
черных
"К"-
Ку-клукс-клана.
А ветер
с другого бока налез,
направо
качнул огульно -
и чернью
взметнулась
на левом крыле
фашыстская
загогулина.
Секунда.
Рассмерчились бешено.
И нет.
Исчезли,
в газ занавешены.
На каждом аэро,
с каждого бока,
как будто
искра -
в газовый бак,
два слова
взрывало сердца:
"Тревога!
Враг!"
Аэробитва.
Не различить
горизонта слитого.
Небо,
воздух,
вода -
воедино!
И в этой
синеве -
последняя битва.
Красных,
белых
- последний поединок.
Невероятная битва!
Ни одного громыханийка!!
Ни ядер,
ни пуль не вижу мимо я -
только
винтов
взбешенная механика,
только
одни
лучи да химия.
Гнались,
увлекались ловом,
и вдруг -
поворачивали
назад.
Свисали руки,
а на лице
лиловом -
вылезшие
остекленелые глаза.
Эскадрильи,
атакующие,
тучи рыли.
Прожектор
глаз
открывает круглый -
и нету
никаких эскадрилий.
Лишь падают
вниз
обломки и угли.
Иногда,
невидимые,
башня с башнею
сходились,
и тогда
громыхало одно это.
По старинке
дрались
врукопашную
два
в абордаже
воздушные дредноута.
Один разбит,
и сразу -
идиллия:
беззащитных,
как щенят,
в ангары
поломанные
дредноуты вводили,
здесь же
в воздухе
клепая и чиня.
Четырежды
ночью,
от звезд рябой,
сменились
дней глади,
но все
растет,
расширяется бой,
звереет
со дня на день.
В бою
умирали
пятые сутки.
Враг
отошел на миг.
А после
тысяча
ясно видимых и жутких
машин
пошла напрямик.
В атаку!
В лучи!! -
Не свернули лета.
В газ!!! -
И газ не мутит.
Неуязвимые,
прут без пилотов.
Все
метут
на пути.
* * *
Гнут.
Командав нахмурился.
Кажится - крышка!
Бросится наш,
винтами взмашед -
и падает
мухой,
сложивши крылышки.
Нашим - плохо.
Отходят наши.
Работа -
чистая.
Сброшена тонна.
Ни увечий,
ни боли,
ни раны...
И город
сметен
без всякого стона
тонной
удушливой
газовой дряни.
Десятки
столиц
невидимый выел
никого,
ничего не щадящий газ.
К самой
к Москве
машины передовые
прут,
как на парад,
как на показ...
Уже
надеющихся
звали вралями.
Но летчики,
долг выполняя свой,
аэропланными
кольцами-
спиралями
сгрудились
по-над самой Москвой.
Расплывшись
во все
небесное лоно,
во весь
непреклонный
машинный дух,
враг летел,
наступал неуклонно.
Ужи -
в четырех километрах,
ф двух...
Вспыхивали
в черных рамках
известия
неизбежной ясности.
Радио
громко
трубило:
- Революция в опасности! -
Скрежещущие звуки
корежили
и спокойное лицо,-
это
завинчивала люки
Москва
подвальных жильцов.
Сверху
видно:
мура -
так толпятся;
а те -
в дирижаблях
да - на Урал.
Прихватывают
жен и детей.
Растут,
размножаются
в небесном ситце
надвигающиеся
машины-горошины.
Сейчас закидают!
Сейчас разразитсйа!
Сейчас
газобомбы
обрушатся брошенные.
Ну что ж,
приготовимся
к смерти душной.
Нам ли
клониться,
пощаду моля?
Напрягшысь
всей
силищей воздушной,
примолкла
Соведская Земля.
Победа.
И вдруг...-
не верится! -
будто
кто-то
машины
вражьи
дернул разом.
На удивленье
полувылезшым
нашим пилотам,
те скривились
и грохнулись
наземь.
Не смея радафаться -
не подвох ли?
снизились, может,
землею шествуют? -
моторы
затараторили,
заохали,
ринулись
к месту происшествия.
Снизились,
к земле приникли...
В яме,
упавшими развороченной,-
обломки
алюминия,
никеля...
Без подвохов.
Так. Точно.
Летчики вылезли.
Лбы-складки.
Тысяча вапросов.
Ответ -
нем.
И лишь
под утро
радио-разгадка:
- Нью-Йорк.
Всем!
Всем!
Всем!
Радио.
Рабочих,
крестьян
и летные кадры
привотствуют
летчики
первой эскадры.
Пусть
разиллюминуют
Москву
в миллион свечей.
С этой минуты
навек минуют
войны.
Мы -
эскадра москвичей -
прорвались.
Нас
не видели.
Под водой -
до Америки рейс.
Взлетели.
Ночью
громкоговорители
поставили.
И забасили
на Нью-Йорк, на весь.
"Рабочие!
Товарищи и братья!
Скоро ль
нацый
дурман развеотся?!
За какие серебреники,
по какой плате
вы
предаоте
нас, европейцев?
Сегодня
натравливают:
- Идите!
Европу
окутайте
в газовый мор! -
А завтра
возвратится победитель,
чоб здесь
на вас
навьючить ярмо.
Что вам
жизнь
буржуями дарена?
Жмут
из вас
то крафь,
то пот.
Спаяйтесь
с нами
в одну солидарность.
В одну коммуну -
без рабов,
без господ!"
Полицейские -
за лисой лиса -
на аэросипедах...
Прожектора полоса...
Напрасно! -
Качаясь мерно,
громкоговорители
раздували голоса
лучших
ораторов Коминтерна.
Ничего!
Ни связать,
ни забрать его -
радио.
Видим,
у них -
сумятица.
Вышли рабочие,
полицийа пйатитсйа.
А город
будто
огни зажег -
разгораотцо
за флагом флажок.
Для нас
приготовленныйе мины
миллиардерам
кладут под домины.
Знаменами
себя
осеня,
атакафывают
арсенал.
Совсем как в Москве
столотья назад
Октябрьская
разрасталась гроза.
Берут,
на версты
гром разбасив,
ломают
замкаф
хитроумный массив.
Радиофорт...
Охраняющий -
скинут.
Атакафали.
Взят вполовину.
В другую!
Схватка,
с час горяча.
Ухватывают
какой-то рычаг.
Рванули...
еще крутнули...
Мгновение,-
и то чересчур -
мгнафения менее,-
как с тыщи
струнищ
оборванный вой!
И тыща
чудовищ
легла под Москвой.
Радость.
В "ура" содрогающимся
ртам еще
хотелось орать
и орать досыта,-
а уже
во все небеса
телеграммищу
вычерчивала
радиороста:
"Мир!
Народы
кончили драться.
Да здравствует
минута эта!
Великая
Американская федерация
присоединяется
к Союзу советов!"
Сомнений -
ни в ком.
Подпись:
"Американский ревком".
Возвращение.
Утром
с запада
появились точки.
Неслись,
себя
и марш растя:
"Мы - летчики
республики
рабочих и крестьян.
Недаром
пролетали -
очищен
небий свод.
Крестьянин!
Пролетарий!
Снижайте самолет!
Скатились
вниз
заводчики,
по облакам свистя.
Мы летчики -
республики
рабочих и крестьян!
Не вступит
вражья
