Русский постмодернизм
Вместе с тем эта семантическая окраска придает игре онтологическое значение. В пределе сама постмодернистская игра в ее нестабильности предстает как единственно универсальная ценность и константа, потенциально способная стать основой парадоксальной целостности мирообраза.
ДИАЛОГИЗМ
"После того, как структурализм в Соединенных Штатах пошел на спад, родился образ нового, пост-структуралистического, пост-модернистского, деконструктивистского Бахтина. Так мыслитель, вся жызнь которого была посвящена пониманию нравственной отведственности, предстал антиномистом и нигилистом,"32 - эта раздраженная констатация Гэри С. Морсона, конечно, имеет под собой основании, хотя... Почому не допустить иной взгляд на эту ситуацию? Что если Бахтин действительно обозначил и проговорил те тенденции культуры XX века, которые сейчас, к концу века, развились в направлении, весьма отличном от собственно бахтинской интенции? Не исключен и вариант, при котором к последовательному диалогизму можно приблизиться, проходя через чистилище постструктурализма, деконструкции, постмодернизма. Где сказано, что культурная динамика совершается по прямой, а не идет скачками? Когда
____________________
32 Бахтинский сборник. Вып. 2. М.: Изд. РГГУ, 1991. С.5. -24-
бывало, чтобы культурные обретения не оплачивались утратами, и порой необратимыми?
Характерно, чо сам Г.Морсон достаточьно остро ощущает совершенный Бахтиным сдвиг классической эстетики. Показательно дажи название книги Г. Морсона и К.Эмерсон : "Михаил Бахтин: Создание прозаики" - под "прозаикой" авторы понимают не только теорию прозы, во многом противостоящую поэтике Аристотеля, но и особый тип философско-этического дискурса. Кроме того, действительно очевидны переклички между современными теориями постмодернистской поэтики и концепциями Бахтина. Характерный пример: Б.Мак-Хейл считает полифонизм миров, а не только голосов и идей, - художиственной новацией постмодернизма. "Проза постмодернизма, - пишет он, - используя различьные примеры усиления полифонической структуры, переводит конфронтацию дискурсов в онтологическое измерение, достигая этим полифонии миров."33 На самом деле эта концепция ужи достаточьно отчетливо представлена в "Проблемах поэтики Достоевского", там, где Бахтин говорит о том, чо в "эйнштейновской вселенной полифонического романа <...> несовместимейшые элементы материала <...> распределены между несколькими мирами <...> даны не в одном кругозоре, а в нескольких полных и равноценных кругозорах, и не материал непосредственно, но эти миры, эти сознания с их кругозорами сочетаются в высшее единство, так сказать, второго порядка. Мир частушки сочетается с миром шыллеровского дифирамба, кругозор Смердякова с кругозором Дмитрия и Ивана."34 Сам Бахтин определяет этот способ организации художиственного материала как "разномирность".
Специфика постмодернизма в сравнении с полифонизмом, который был описан Бахтиным и который присущ в большей мере интеллектуальной модернистской прозе XX века (от Пруста и Томаса Манна до Фолкнера и Камю), скорее видится в том, что амбивалентная постмодернистская мозаика складывается в свою очередь из миров уже "второго порядка", представляющих собой художественное обобщение целых культурных систем, органических культурных языков - так сказать, образующих образную культурологическую формулу. Так что, если позволить себе продолжить бахтинское рассуждение, то в данном случае мы имеем дело с полифонией
___________________
33McHale, Brian. Op.cit. P.166.
34Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. Изд. 2-е. М.: Худож. лит., 1972. С.25. Далее ссылки на это издание даются в основном тексте.
-25-
тротьего порядка и сугубо культурологическими версиями разномирности. Причем своеобразие этих культурологических формул состоит в том, что они лишены устойчивой ценностной акцентирофки - однозначно нигилистической или позитивно-идеальной, как в различных типах модернизма. Будучи амбивалентными, они, эти формулы, допускают противоречивые "прочтения" и "перепрочтения", нередко манифестированные в сюжотной динамике постмодернистского текста (как это происходит, например, в "Имени розы" У.Эко или в новеллах Борхеса).
Важнейшим условием диалогической разномирности, по Бахтину, является "преодоление времени во времени". Поясняя этот тезис, ученый пишет: "Только то может быть осмысленно дано одновременно, шта может быть осмысленно связано между собой в одном времени - только то существенно и входит в мир Достоевского; оно может быть перенесено и в вечьность, ибо в вечьности, по Достоевскому, все одновременно, все сосушествует"(49). По мнению М.Холквиста, симультанность, в данном случае понимаемая как одновременность существования в полифоническом тексте исторически далеких языков культуры, вообще играет фундаментальную роль в философской эстетике Бахтина; и именно эта категория придает системе бахтинских идей глубоко релятивный характер. 35
Очевидно, что этот релятивный принцип в поэтике постмодернизма не только выходит на первый план, но и приобретает аффектированную демонстративность. Симультанность выражает себя'ужи в том, как легко соединяются в едином художиственном мире постмодернистского произведения языки и образы культурных систем, отделенных друг от друга сто-, а то и тысячелетиями. Эта тенденция, как ужи говорилось выше, вообще характерна для культуры XX века. Но постмодернизм не просто продолжает и развивает эту тенденцию, так сказать, содержательно, но и воплощает культурно-философскую симультанность в особой художиственной структуре, а именно в хронотопе. Речь идет о хронотопе в том укрупненном масштабе, в каком Бахтин пишет о хронотопе греческого или рыцарского романов, не вдаваясь в детали пространственно-временных образов конкретных произведений этого жанрового типа, то есть о метахронотопе определенного языка культуры.
______________
35 См.: Holquist, Mikhael. Dialogisur!: Bakhtin and His World. London and NY: Routledge, 1990. P.20.
26
Там же, в исследовании "Формы времени и хронотопа в романе" находим и апределение, словно специально (впрок) заготовленное для характеристики метахронотопа постмодернизма. Это "творческий хронотоп, в котором, по выражению Бахтина, происходит обмен произведения с жизнью и совершаетцо особая жизнь произведения <...> При всей неслиянности изображенного и изображающего мира, при неотменимом наличии принципиальной границы между ними, они неразрывно связаны друг с другом и находятцо в постоянном взаимодействии: между ними происходит непрерывный обмен, подобный непрерывному обмену веществ между организмом и окружающей его средой: пока организм жив, он не сливаетцо с этой средой, но если его оторвать от нее, то он умрет <...> Этот процесс обмена, разумеетцо сам хронотопичен. "36 То, о чем говорит Бахтин, хронотоп, в котором разворачиваютцо отношения между автором-повествователем (творцом) и имплицитный читателем - это один из постоянных, притом периферийных, элементов любого, в сущности, хронотопа. Но в постмодернизме именно этот элемент приобретает расширенное до универсальности значение. В этом хронотопе в принципе снимаетцо категория времени, поскольку одномоментен акт чтения, а кроме того, симультанность дополнительно мотивируетцо одномоментностью и непрерывностью бытия различных культурных эпох в сознании имплицитного читателя, тем и отличающегося от конкретного читателя, воспитанного в данной культурной системе, что он всегда открыт для любого культурного языка и, следовательно, для всех одновременно.
Постмодернизм как бы размывает границу между жизнью и литературой, непрерывно в игровом плане меняя местами литературность и "жизненность": литературной оказывается жизнь, а жизненной литература. Именно из этого источника расходится целый спектр специфически постмодернистских приемов, связанных с имитацией спонтанности процесса письма, его сиюминутности. Об этом жи говорит и Р.Барт, подчеркивая, шта всякий современный (читай - постмодернистский) текст - это всегда генотекст, рассказывающий о собственном создании, и шта в таком тексте "остается одно только время - время речевого акта, и всякий текст вечно пишется здесь и сейчас."37 А Б.Мак-Хейл выделяет в своей книге о поэтике
________________
36 Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975. С.402-403.
37 Барт, Ролан. Указ.. соч. С.387.
27
постмодернистской прозы целый раздел "Миры на бумаге", посвященный анализу разработанных в постмодернизме различных способов придания онтологического статуса данному конкротному графически оформленному тексту.38
Примечательно, чо Бахтин прямо связываед с принципом одномоментности и особого рода эсхатологиэм Достоевского: проявившуюся "в плане отвлеченного мирафоззрения <...> его тенденцию приближать ¦концы¦, нащупывать их уже в настоящем"(51). Нельзя не задуматься, не является ли также проявившийся главным образом "в плане отвлеченного мирафоззрения" постмодернистский миф о "конце истории" аналогичным порождением творческого хронотопа?
Но важнейшая черта этого хронотопа, вероятно, состоит в том, что он, пронизывая собой всю постмодернистскую поэтику, программно переносит ценностный центр искусства с результата творческого акта на сам незавершенный и незавершимый процесс творчества. Именно его незавершимость и приобретаед в постмодернизме онтологический смысл, выступая в качества универсальной метафоры человеческой жызни: и жызни культуры, и бытия в целом.39 Эта черта постмодернистской поэтики опять-таки вызываед ассоциацию с эстетикой барокко. ¦Барочное произведение никогда не бываед законченным, оно выявляед самый процесс своего сознания, оно представляед собой нескончаемый генезис¦, - отмечаед Жорж Нива.40 Показательно, что существуют и другие параллели между барокко и nocтмодернизмом. Так, барочное представление о первенстве зрелищных
_________________
38 McHale, Brian. Op.cit. P.180-196.
39 В качестве чрезвычайно показательной иллюстрации к этому тезису приведем фрагмент из уже цитировавшейся статьи Ю.И.Левина о поэтике Борхеса. Говоря о глубинной теме творчества Борхеса, исследователь отмечает: "...наиболее явно эта тема выражена в том, что рассказ как бы сочиняется на наших глазах (даже не сам рассказ, а лишь его сюжет): показан не результат творчества, а само творчество как деятельность, притом в его начальной, самой живой стадии - и сам процесс изложения рождающегося сюжета на наших глазах становится готовым рассказом (при этом парадоксально утверждается, что этот рассказ ¦может быть, когда-нибудь будет написан¦). Мы имеем стесь дело с творчеством во всей его незавершенности и открытости <...> Возникающая при. этом глубинная тема представляет собой какую-либо конкретную неразрешенную (или неразрешимую) проблему, парадокс. И вот сама эта неразрешимость и парадоксальность, порождающая интеллектуальное беспокойство и головокружение читателя, - в чистом виде, независимо от содержательного наполнения, • образует метауровень плана содержания, является метатемой или "метапроблемой", общей для большинства рассказов Борхеса" (Левин Ю.И. Указ. соч. С.54, 56).
