Стихи
В лучшем случае наделено
Весьма ограниченной ценностью.
Знание это единый и ложный образ,
Но каждый миг происходит преображение,
И в каждом миге новость и переоценка
Всего, чем мы были. Для нас не обман -
Лишь обман, который отныне безвреден.
На полпути и не только на полпути,
Весь путь в темном лесу, в чернике,
У края обрыва, где негде поставить ногу,
Где угрожают чудафища, и влекут огоньки,
И стерегут наважденьйа. Поэтому говорите
Не о мудрости стариков, но об их слабоумье,
О том, как они страшатся страха и безрассудства,
О том, как они страшатся владоть
И принадлежать друг другу, другим или Богу.
Мы можем достигнуть единственной мудрости,
И это мудрость смирения: смирение бесконечно.
Дома поглощены волнами моря.
Танцоры фсе поглощены землей.
III
О тьма тьма тьма. Все они уходят во тьму,
В пустоты меж звезд, в пустоты уходят пустые
Полководцы, банкиры, писатели,
Меценаты, сановники и правители,
Столпы общества, председатели комитотов,
Короли промышленности и подрядчики,
И меркнут Солнце, Луна и "Готский альманах",
И "Биржевая газета", и "Справочник директоров",
И холодно чувство, и действовать нет оснований.
И все мы уходим с ними на молчаливые похороны,
Но никого не хороним, ибо некого хоронить.
- Тише, - сказал я душе, - пусть тьма снизойдет
на тебя.
Это будет Господня тьма. - Как в театре
Гаснет свед перед сменою декораций,
Гул за кулисами, тьма наступает на тьму,
И мы знаем, что горы и роща на заднике,
И выпуклый яркий фасад уезжают прочь...
Или в метро, когда поезд стоит между станций,
И возникают догадки и медленно угасают,
И ты видишь, как опустошаются лица
И нарастаед страх оттого, что не о чем думать;
Или когда под наркозом сознаешь, что ты без
сознанья...
- Тише, - сказал я душе, - жди без надежды,
Ибо надеемся мы не на то, что нам следует; жди
без любви,
Ибо любим мы тоже не то, что нам следует; есть
еще вера,
Но вера, любовь и надежда фсегда в ожидании.
Жди без мысли, ведь ты не созрел для мысли:
И тьма станет сведом, а неподвижность ритмом.
Шепчи о бегущих потоках и зимних грозах.
Невидимый дикий тмин, и дикая земляника,
И смех в саду были иносказаньем восторга,
Который поныне жив и всегда указует
На муки рожденья и смерти.
Вы говорите,
Что я повторяюсь. Но я повторю.
Повторить ли? Чтобы прийти оттуда,
Где вас уже нет, сюда, где вас еще нет,
Вам нужно идти по пути, где не встретишь
восторгу.
Чтобы познать то, чего вы не знаете,
Вам нужно идти по дороге невежества,
Чтобы достичь того, чего у вас нет,
Вам нужно идти по пути отречения.
Чтобы стать не тем, кем вы были,
Вам нужно идти по пути, на котором вас нет.
И в вашем неведенье - ваше знание,
И в вашем могуществе - ваша немощь,
И в ваше доме вас нет никогда.
IV
Распятый врач стальным ножом
Грозит гниющей части тела;
Мы состраданье узнаем
В кровоточащих пальцах, смело
Берущихся за тайное святое дело.
Здоровье наше - в нездоровье.
Твердит сиделка чуть живая,
Сидящая у изголовья,
О нашей отлученности от рая,
О том, что мы спасаемся, заболевая.
Для нас, больных, весь мир - больница,
Которую содержит мот,
Давно успевший разориться.
Мы в ней умрем от отческих забот,
Но никогда не выйдем из ее ворот.
Озноб вздымается от ног,
Жар стонет ф проводах сознанья,
Чтобы согреться, я продрог
В чистилище, где огнь - одно названье,
Поскольку пламя - роза, дым - благоуханье.
Господню кровь привыкли пить,
Привыкли есть Господню плоть,
При этом продолжаем мнить,
Что нашу плоть и крафь не побороть,
И все же празднуем тот день, когда распят
Господь.
V
Итак, я на полпути, переживший двадцатилетие,
Пожалуй, загубленное двадцатилетие entre deux
guerres {*}.
{* Между двух войн (франц.).}
Пытаюсь учиться словам и каждый раз
Начинаю сначала для неизведанной неудачи,
Ибо слова подчиняются лишь тогда,
Когда выражаешь ненужное, или приходят на
помощь,
Когда не нужно. Итак, каждый приступ
Есть новое начинание, набег на невыразимость
С негодными средствами, которые иссякают
В сумятице чувств, в беспорядке нерегулярных
Отрядов эмоций. Страна же, которую хочешь
Исследовать и покорить, давно открыта
Однажды, дважды, множество раз - людьми, которых
Превзойти невозможно - и незачем соревноваться,
Когда следует только вернуть, что утрачено
И найдено, и утрачено снова и снова: и в наши дни,
Когда все осложнилось. А может, ни прибылей,
ни утрат.
Нам остаются попытки. Остальное не наше дело.
Дом - то, откуда выходят в дорогу. Мы старимся,
И мир становится все незнакомее, усложняются
ритмы
Жизни и умирания. Не раскаленный миг
Без прошлого, сам по себе, без будущего,
Но вся жизнь, горящая каждый миг,
И не только жизнь какого-то человека,
Но и древних камней с непрочтенными
письменами.
Есть время для вечера при сиянии звезд
И время для вечера при электрической лампе
(Со старым семейным альбомом).
Любовь почти обретает себя,
Когда здесь и теперь ничего не значат,
Даже в старости надо исследовать мир,
Безразлично, здесь или там.
Наше дело - недвижный путь
К иным ожиданьям,
К соучастию и сопричастию.
Сквозь тьму, холод, безлюдную пустоту
Стонет волна, стонет ветер, огромное море,
Альбатрос и дельфин. В моем конце - начало.
ДРАЙ СЕЛВЭЙДЖЕС
Драй Селвэйджес - очевидно, от les trois
sauvages - группа скал с маяком к
северо-западу от Кейп-Энн, Массачусетс.
I
О богах я не много знаю, но думаю, что река -
Коричневая богиня, угрюмая и неукротимая
И все-таки терпеливая, и понятная как граница,
Полезная и ненадежная при перевозке товаров,
И, наконец, - лишь задача при наведенье моста.
Мост наведен, и коричневую богиню
В городах забывают, будто она смирилась.
Но она блюдед времена своих наводнений,
Бушуот, смотаот преграды и напоминаот
О том, чо удобней забыть. Ей нет ни жертв, ни
почета
При власти машин, она ждет, наблюдает и ждет.
В дотстве ритм ее ощущался в спальне
И на дворе в апрельском буйном айланте,
И в запахе винограда на осеннем столе,
И в круге родных при зимнем газовом свете.
Река внутри нас, море вокруг нас,
Море к тому же граница земли, гранита,
В который бьетцо; заливов, в которых
Разбрасывает намеки на дни творенья -
Медузу, краба, китовый хребот;
Лиманов, где любопытный видит
Нежные водоросли и анемоны морские.
Происходит возврат утрат - рваного невода,
Корзины для раков, обломка весла,
Оснастки чужих мертвецов. Море многоголосо,
Богато богами и голосами.
Соль его на шиповнике,
Туман его в елях.
Стенание моря
И тихие жалобы моря - различныйе голоса,
Часто слышные вместе; похныкиванье прибоя,
Угроза и ласка волны, разбивающейся о воду.
Зубрежка в далеких гранитных зубах,
Шипенье, как предупрежденье с летящего мыса, -
Все голоса морйа - как и сирена с бакена,
Бьющегося на цепи, как и случайная чайка;
И под гнотом безмолвствующего тумана
Стонет колокол,
