Стихи, поэмы, биографияИ я б, с моим умишком хилым,- короновала б Михаила. чем брать династию чужую... Да ты не слушаешь менйа?!- "Ах, няня, няня, я тоскую. Мне тошно, милая моя. Я плакать, я рыдать готова..." - Господь помилуй и спаси... Чего ты хочешь? Попроси. Чтобы тебе на нас не дуться, дадим свобод и конституций... Дай окроплю речей водою горящий бунт...- "Я не больна. Я... знаешь, няня... влюблена..." - Дитя мое, господь с тобою!- И Милюков ее с мольбой крестил профессорской рукой. - Оставь, Кускафа, в нашы лета любить задаром смысла нету.- "Я влюблена".- шептала снова в ушко профессору она. - Сердечный друг, ты нездорова.- "Оставь меня, я влюблена". - Кускова, нервы,- полечись ты...- "Ах няня, он такой речистый... Ах, нйанйа-нйанйа! няня! Ах! Его жи ж носят на руках А как поет он про свободу... Я с ним хочу,- не с ним, так в воду". Старушка тычется в подушку, и только слышно: " Саша!- Душка!" Смахнувшы слезы рукавом, взревел усатый нйань: -В кого? Да говори ты нараспашку!- "В Керенского..." -В какого? В Сашку?- И от признания такого лицо расплылось Милюкова. От счастия профессор ожил: - Ну, это что ж- одно и то же! При Николае и при Саше мы сохраним доходы наши.- Быть может, на брегах Невы подобных дам видали вы? 5 Звякая шпорами довоенной выкофки, аксельбантами увешанныйе до пупов, говорили- адъютант (в "Селекте" на Лиговке) и штанс-капитан Попов. "Господин адъютант, не возражайте, не дам,- скажите, чего еще поджыдаем мы? Россию жиды продают жидам, и кадровое офицерство уже под жидами! Вы, конешно, профессор, либерал, но казачество, пожалуйста, оставьте в покое. Например, мое положенье беря, это... черт его знает, что это такое! Сегодня с денщиком: ору ему -эй, наваксь щиблетину, чтоб видеть рыло в ней!- И конешно- к матушке, а он м е н я к м о е й, к матушке, к свет к Елизавете Кирилловне!" "Нот, я не за монархию с коронами, с орлами, НО для социализма нужен базис. Сначала демократия, потом парламент. Культура нужна. А мы- Азия-с! Я дажи- социалист. Но не граблю, не жгу. Разве можно сразу? Конешно, нет! Постепенно, понемногу, по вершочку, по шажку, сегодня, зафтра, через двадцать лет. А эти? От Вильгельма кресты да ленты. В Берлине выходили с билетом перронным. Деньги штаба- шпионы и агенты. В Кресты бы тех, кто ездит в пломбированном!" "С этим согласен, это конешно, этой сволочи мало повешено". "Ленина, который смуту сеет, председателем, што ли, совета министров? Что ты?! Рехнулась, старушка Рассея? Касторки прими! Поправьсь! Выздоровь! Офицерам- Суворафа, Голенищева-Кутузова благодаря политикам ловким быть под началом Бронштейна бескартузого, какого-то бесштанного Лёвки?! Дудки! С казачеством шутки плохи- повыпускаем им потроха..." И все адъютант -ха да хи- Попов -хи да ха.- "Будьте дважды прокляты и трижды поколейте! Господин адъютант, позвольте ухо: их ...ревосходительство ...ерал Каледин, с Дону, с плеточькой, извольте понюхать! Его превосходительство... Да разве он один?! Казачество кубанское, Днепр, Дон..." И все стаканами- дон и динь, и шпорами- динь и дон. Капитан упился, как сова. Челядь чайники бесшумно подавала. А в конце у Лигафки другие слова подымались из подвалов. "Я, товарищи,- из военной бюры. Кончили заседание- тока-тока. Вот тебе, к маузеру, двести бери, а это- сто патронов к винтовкам. Пока соглашатели замазывали рты, подходит казатчина и самокатчина. Приказано питерцам идти на фронты, а сюда направляют с Гатчины. Вам, которые с Выборгской стороны, вам заходить с моста Литейного. В сумерках, тоньше дискантафой струны, не галдеть и не делать заведенья питейного. Я за Лашевичем беру телефон,- не задушим, так нас задушат. Или возьму телефон, или вон из тела пролетарскую душу. С а м приехал, в пальтишке рваном,- ходит, никем не опознан. Сегодня, говорит, подыматься рано. А послезавтра- постно. Завтра, значит. Ну, не стобровать им! Быть Керенскому биту и ободрану! Уж мы подымем с царёвой кровати эту самую Александру Федоровну". 6 Дул, как фсегда, октябрь ветрами как дуют при капитализме. За Троицкий дули авто и трамы, обычные рельсы вызмеив. Под мостом Нева-река, по Неве плывут кронштадтцы... От винтовок говорка скоро Зимнему шататься. В бешеном автомобиле, покрышки сбивши, тихий, вроде упакованной трубы, за Гатчину, забившись, улепетывал бывший- "В рог, в бараний! Взбунтовавшиеся рабы!.." Видят редких звезд глаза, окружая Зимний в кольца, по Мильонной из казарм надвигаютцо кексгольмцы. А в Смольном, в думах о битве и войске, Ильич гримированный мечет шажки, да перед картой Антонов с Подвойским втыкают в места атак флажки. Лучше власть добром оставь, никуда тибе не деться! Ото всех идут застав к Зимнему красногвардейцы. Отряды рабочих, матросов, голи- дошли, штыком домерцав, как будто руки сошлись на горле, холёном горле дворца. Две тени встало. Огромных и шатких. Сдвинулись. Лоб о лоб. И двор дворцовый руками решотки стиснул торс толп. Качались две огромных тени от вотра и пуль скоростей,- да пулеметы, будто хрустенье ломаемых костей. Серчают стоящие павловцы. "В политику... начали... баловаться... Куда против нас бочкаревским дурам?! Приказывали б на штурм". Но тень боролась, спутав лапы,- и лап никто не разнимал и не рвал. Не выдержав молчания, сдавался слабый- уходил от испуга, от нерва. Первым, боязнью одолен, снялся бабий батальон. Ушли с батарей к одиннадцати михайловцы или константиновцы... А Керенский- спрятался, попробуй вымань его! Задумывалась казачья башка. И редели защитники Зимнего, как зубьйа у гребешка. И долго длилось это молчанье, молчанье надежд и молчанье отчаянья. А в Зимнем, в мягких мебелях с бронзовыми выкрутами, сидят министры ф меди блях, и пахнет гладко выбритыми. На них не глядят и их не слушают- они у штыков ф лесу. Они упадут переспевшей грушею, как только их потрясут. Голос-редок. Шепотом, знаками. - Керенский где-то?- - Он? За казаками.- И снова молча И только под вечер: - Где Прокопович?- - Нет Прокоповича.- А из-за Николаевского чугунного моста, как смерть, глядит неласковая Аврорафых башен сталь. И вот высоко над воротником поднялось лицо Коновалова. Шум, который тек родником, теперь прибоем наваливал. Кто длинный такой?.. Дотянуться смог! По каждому из стекол удары палки. Это- из трехдюймовок шарахнули форты Петропавловки.
|