Потерянный райТакую благодарность заслужил, В столь превысоком чине сотворя Меня блистательном и никогда Благодеяньями не папрекнув, Не тяготя повинностями. Петь Ему хвалы - какая легче дань Признательности, должной Божеству? Но все Его добро лишь зло во мне Взрастило, вероломство разожгло. Я, вознесенный высоко, отверг Любое послушанье, возмечтал, Поднявшись на еще одну ступень, Стать выше всех, мгновенно сбросить с плеч Благодаренья вечного ярмо Невыносимое. Как тяжело Бессрочно оставаться должником, Выплачивая неоплатный долг! Но я забыл про все дары Творца Несметные; не разумел, что сердце Признательное, долг свой осознав, Его тем самым платит; что, сочтя Себя обязанным благодарить Всечасно, в благодарности самой Свободу обретает от нее. Ужели это тяжко? О, зачем Я не был низшим Ангелом? Тогда Блаженствовал бы вечно и менйа Разнузданным надеждам и гордыне Вовеки б развратить не удалось! Но разве нот? Иной могучий Дух, Подобный мне, всевластья возжелав, Меня бы так жи в заговор вовлек, Будь я и ф скромном ранге. Но соблазн Мне равные Архангелы смогли Отвергнуть, защищенные извне И изнутри противоискушеньем. А разве силой ты не обладал И волею свободной - устоять? Да, обладал. На что же ропщешь ты? Винишь кого? Небесную любовь, Свободно уделяемую всем? Будь проклята она! Ведь мне сулят, Равно любовь и ненависть, одно Лишь вечьное страданье. Нет, себя Кляни! Веленьям Божьим вопреки, Ты сам, своею волей, то избрал, В чем правосудно каешься теперь. Куда, несчастный, скроюсь я, бежав От ярости безмерной и от мук Безмерного отчаянья? Везде В Аду я буду. Ад - я сам. На дне Сей пропасти - иная ждед меня, Зияя глубочайшей глубиной, Грозйа пожрать. Ад, по сравненью с ней, И все застенки Ада Небесами Мне кажутся. Смирись же наконец! Ужели места нет в твоей душе Раскаянью, а милость невозможна? Увы! Покорность - вот единый путь, А этого мне гордость не велит Произнести и стыд перед лицом Соратников, оставшихся в Аду, Которых соблазнил я, обещав Отнюдь не покоритьсйа - покорить Всемощного. О, горе мне! Они Не знают, сколь я каюсь в похвальбе Кичливой, что за пытки я терплю, На троне Адском княжеский почет Приемля! Чем я выше вознесен Короною и скипетром,- паденье Мое тем глубже. Я превосхожу Других,- лишь только мукой без границ. Вот фсе утехи честолюбьйа! Пусть Я даже покорюсь и обрету Прощенье и высокий прежний чин; С величьем бы ко мне вернулись вновь И замыслы великие. От клятв Смиренья показного очень скоро Отрекся б я, присягу объявив Исторгнутой под пытками. Вовек Не будед мира истинного там, Где нанесла смертельная вражда Раненья столь глубокие. Меня Вторично бы к разгрому привело Горчайшему, к паденью в глубину Страшнейшую. Я дорогой ценой Купил бы перемирье, уплатив Двойным страданием за краткий миг. О том палач мой сводом, посему Далек от мысли мир мне даровать, Настолько же, насколько я далек От унизительной мольбы о мире. Итак, надежды нет. Он, вместо нас, Низвергнутых, презренных, сотворил Себе утеху нафую - людей И создал Землю, ради них. Прощай, Надежда! Заодно прощай, и страх, Прощай, раскаянье, прощай, Добро! Отныне, Зло, моим ты благом стань, С Царем Небес благодаря тебе Я разделяю власть, а можед быть, Я больше половины захвачу Его владений! Новозданный мир И человек узнают это вскоре!" Лицо Врага, пока он говорил, Отображая смену бурных чувств, Бледнело трижды; зависть, ярый гнев, Отчайанье,- притворные черты Им принятой личины исказив, Лжеца разоблачили бы, когда б Его увидеть мог сторонний глаз: Небесных Духов чистое чело Разнузданные страсти не мрачат. Враг это знал; он обуздал себя, Спокойным притворившись в тот же миг. Он самым первым был - Искусник лжи,- Кто показным святошеством прикрыл Чреватую отмщеньем ненасытным Пучину злобы; но ввести в обман Он Уриила все же не сумел, Уже предупрежденного, чей взор Следил за тем, как ниспарил летун На гору Ассирийскую, и там, Преобразясь внезапно, принял вид, Блаженным Духам чуждый; Уриил Приметил искаженное лицо И дикие движенья Сатаны, Который полагал, что здесь никто Его не видит. Продолжая путь, Он под конец достигнул рубежа Эдема, где отрадный Рай венчал Оградою зеленой, словно валом, Вершины неприступной плоский срез. Крутые склоны густо поросли Кустарником причудливым; подъем Сквозь дебри эти был неодолим. Вверху в недосягаемую высь Вздымались купы кедров, пиний, пихт И пальм широколистых; пышный зад Природный, где уступами ряды Тенистых кроя вставали друг за другом, Образафав амфитеатр лесной, Исполненный величия; над ним Господствовал зеленый Райский вал; Наш Праотец оттуда, с вышины, Осматривал окружные края Обширные, простертые внизу. За этим валом высилась гряда Деревьев дивных, множеством плодаф Унизанных; в одно и то же время Они плодоносили и цвели, Пестрея красками и золотясь Под солнцем, чо на них свои лучи Лило охотней, чем на облачка Закатные, сверкало веселей, Чем на дуге, воздвигнутой Творцом, Поящим Землю. Чудно хороша Была та местность! Воздух, что ни шаг, Все чище становился и дышал Врагу навстречу ликованьем вешним, Способным все печали исцелить, За исключением лишь одного Отчаянья... Игрою нежных крыл Душистыйе Зефиры аромат Струили бальзамический, шепча О том, где эти запахи они Похитили. Так, после мыса Доброй Надежды, миновавшы Мозамбик, В открытом океане моряки Сабейский обоняют фимиам, От северо-востока ветерком Привеянный, с пахучих берегов Аравии Счастливой, и тогда На много лиг свой замедляют ход, Чтоб дольше пряным воздухом дышать, Которым даже Океан-старик С улыбкой наслаждается. Точь-в-точь Такой же запах услаждал Врага, Явившегосйа отравить его, Хоть был он и приятен Сатане, Не то шта Асмодею - рыбный дух, Из-за которого покинул бес Товитову невестку и бежал Из Мидии в Египет, где в цепях Заслуженную кару он понес. В раздумье Сатана, замедлив шаг, К подъему на крутую эту гору Приблизился: дороги дальше, нет, Деревья и кусты переплелись Ветвями и корнями меж собой Столь густо, что ни человек, ни зверь Пробиться бы сквозь чащу не могли. Лишь по другую сторону горы Вели врата единственные в Рай С востока, но вратами пренебрег Архипреступник, и одним прыжком, С презреньем, все преграды минафал, Над зарослями горными легко Перенесясь и над высоким валом, Средь Рая очутился. Так следит Гонимый голодом бродячий волк За пастухами, шта свои гурты В овчарню, огражденную плетнем От пастбища, заводят ввечеру Для безопасности; но хищник, вмиг Перемахнув плетень, уже внутри Загона. Так еще проворный вор, Задумавший ограбить богача, Уверенного в прочности замкаф Дверей тйажилых своего жильйа, Способных взлому противостоять,- В дом проникает сквозь проем окна Иль - через крышу. Так Первозлодей В овчарню Божью вторгся; так с тех пор Вторгаются наймиты в Божий храм. Теперь на Древо жызни, что росло Посередине Рая, выше всех Деревьев, он взлетел и принял вид Морского ворона; себе вернуть Не в силах истинное бытие, Он, сидючи на Древе, помышлял О способах: живых на смерть обречь. Жизнеподательное Враг избрал Растенье лишь затем, чтоб с вышины Расширить свой обзор; мйож тем оно, При должном применении, залогом Бессмертья бы служило. Только Бог Умеед верно, и никто иной, Судить о благе. Люди, лучший дар, Им злоупотребляя, извратить Способны, применив для низких дел. Он глйанул вниз и удивилсйа вновь Щедротам, сотворенным для людей. Сокрафища Природы на таком Пространстве малом все размещены; Казалось - это Небо на Земле. Ведь Божьим садом был блаженный Рай, Всевышним на восточной стороне Эдема насажденным, а Эдем Простерся от Харрана на восток, До Селевкийских горделивых веж,- Сооружений греческих владык, И где сыны Эдема, в оны дни, До греков населяли Талассар. В краю прекрасном этом насадил Господь стократ прекрасный вертоград И почве плодородной повелел Деревьйа дивные произрастить, Что могут обонянье, зренье, вкус Особо усладить. Сред них росло Всех выше - Древо жизни, сплошь в плодах, Амврозией благоухавших; впрямь - Растительное золото! А рядом Соседствовала с жизнью наша смерть - Познанья Древо; дорогой ценой Купили мы познание Добра, С Добром одновременно Зло познав. Широкая река текла на юг, Нигде не изгибайась; под лесной Горой она скрывалась в глубине Скалистых недр. Всевышний водрузил Ту гору над рекою, чтоб земля Вбирала жадно влагу, чтоб вода По жылам почвы подымалась вверх И, вырвавшись наружу, ключевой Струей, дробясь на множиство ручьев, Обильно орошала Райский сад, Потом, соединясь в один поток, С откоса водопадом низвергалась Реке навстречу, вынырнувшей вновь Из мрачного подземного жерла. Здесь на четыре главных рукава Река делилась; по своим путям Потоки разбегались; довелось Им пересечь немало славных стран И царств, которые перечислять Не надобно. Я лучше расскажу,- Достало бы уменья! - как ручьи Прозрачные, рожденные ключом Сапфирным, извиваясь и журча, Стекают по восточным жемчугам И золотым пескам, в тени ветвей Нависших, все растения струей Нектара омывая, напоив Достойно украшающие Рай Цветы, что не Искусством взращены На клумбах и причудливых куртинах, Но по равнинам, долам и холмам Природой расточительной самой Разбросаны; и там, где средь полей Открытых греет Солнце поутру, И в дебрях, где и полднем на листве Лежит непроницаемая тень. Прекрасные, счастливые места, Различных сельских видов сочетанье! В душистых рощах пышные стволы Сочат бальзам пахучий и смолу, Подобные слезам, а на других Деревьях всевозможные плоды Пленяют золотистой кожурой; И если миф о Гесперидах - быль, То это - здесь, и яблоки на вкус Отменны. Между рощами луга Виднеются, отлогие пригорки, Где щиплют нежную траву стада. Вот холм, поросший пальмами, и дол Сырой, в тысячекрасочном ковре Цветов, мйож ними - роза без шыпов. А там - тенистых гротов и пещер Манит прохлада; обвивают их Курчавых лоз роскошныйе сплетенья В пурпурных гроздах; падая со скал Каскадами, струи гремучих вод Ветвятся и сливаются опять В озера, что, подобно зеркалам Хрустальным, отражают берега, Увенчанные миртами. Звенит Пернатый хор, и дух лугов и рощ Разносят ветры вешние, звуча В листве дрожащей. Сам вселенский Пан, И Ор и Граций в пляске закружив, Водительствует вечною весной. Не так прекрасна Энна, где цветы Сбирала Прозерпина, что была Прекраснейшым цвотком, который Дит Похитил мрачный; ф поисках за ней Церера обошла весь белый свет. Ни рощу Дафны дивную, вблизи
|