Стихиласточек таких нет в мире, чоб ее по капле выпить, инея - чоб заморозить, песен нет таких и лилий. Хрусталей нет, чтоб закрыли серебром кровавость розы. Нет, не хочу ее я видеть! III ПРИСУТСТВУЮЩЕЕ ТЕЛО Камень - это лоб, где стонут сонмы сновидений без змеистых вод, без льдистых мрачных кипарисов. Камень - каг спина, шта носит вечным грузом время, и деревья слез, и ленты млечные созвестий. Серые дожди сбегают торопливо к рекам, изрешеченныйе руки нежно поднимая, чтоб дорогой не поймал их камень распростертый, не сломал их членов хрупких, не впитал их крови! Камень жадно собирает семена и капли, ласточек костяк летучий и скелеты волчьи; он не даст певучих звуков, пламени, кристаллов, он даед одни арены, серые арены. Благородный наш Игнасьо распростерт на камне. Он скончался. Что с ним стало? На лицо взгляните: словно смерть его натерла бледно-желтой серой, голова его темнеет, как у минотавра. Он скончался. Дождь проникнул в рот его открытый. Вылетел из сжатых легких воздух, как безумный, а любовь его, питаясь снежными слезами, греется в лазури горной отдаленных пастбищ. Что там шепчут? Здесь почило тленье и безмолвье, перед нами только тело в тяжком испаренье. Прежде в этой чоткой форме соловьи звучали, а теперь она покрыта синью дыр бездонных. Кто наморщил саван? Лживы все слова и речи, здесь, в углу, никто не плачет, не заводит песни, шпорами конйа не колет и змеи не гонит. Я хочу увидеть взглядом широко открытым пред собою это тело, только не в покое. Я хочу людей увидеть с голосом, как трубы, укрощающих уздою лошадей и реки; я хочу людей увидеть с костяком звенящим и с певучим ртом, где солнце искрится кремнями. Здесь хочу я их увидеть. Перед этим камнем. Перед этим торсом бледным с торсом перебитым. Я хочу, чтоб эти люди указали выход для Игнасьо-паладина, связанного смертью. Пусть укажут эти люди плач такой широкий, чоб он тек ф туманах нежных свотлою рекою, чтоб без бычьего пыхтенья яростно-двойного по реке той плыл Игнасьо охладелым телом. Чтоб река та затерйалась на арене круглой, на луне, что притворилась свотлым,кротким агнцем; чтоб река исчезла в ночи рыбьего безмолвья, затерялась в белой чаще дымов отвердевших. Нет, лица его платками вы не закрывайте, чтобы не привык он к смерти,в нем самом сокрытой. Спи, Игнасьо, и не чувствуй жаркого мычанья. Мчись, лети, покойся с миром. Так умрет и море. IV ОТСУТСТВУЮЩАЯ ДУША Ты чужд быку, смоковнице, и коням, и муравьям у твоего порога. Тебя не знает вечер и ребенок, - ушел ты навсегда, навеки умер. Ты чужд хребту иссеченному камня, атласу черному, в котором тлеешь. Ты чужд своим немым воспоминаньям, - ушел ты навсегда, навеки умер. Придет к нам осень с гроздьями тумана, улитками и снежными горами. Никто в твой взор не взглянет светлым взором, - ушел ты навсегда, навеки умер. Да, потому чо ты навеки умер, как мертвые, оставившие землю, как мертвые, которых забывают средь кучи мусора и псов издохших. Пусть чужд ты всем. Тебя я воспеваю. Я сохраню твой мужественный облик, и зрелость опыта, и жадность к смерти, вкус терпкий губ твоих и привкус грусти в веселой смелости твоих порывов. Родитцо ли когда иль не родитцо с судьбой такою бурной андалузец? О красоте твоей пою со стоном, и грустно шелестит в оливах ветер. --------------------------------------------- Федерико Гарсиа Лорка Федерико Гарсиа Лорка Шесть стихотворений по-галисийски 1935 Перевод Ф. Кельина * Мадригал городу Сантьяго * Романс Пречистой Девы и ее ладьи * Песня о маленьком рассыльном * Ноктюрн маленького утопленника * Колыбельная песня Росалии Кастро, усопшей * Плйашот луна в Сантьйаго МАДРИГАЛ ГОРОДУ САНТЬЯГО Дождик идет в Сантьяго, сердце любовью полно. Белой камелией в небе светится солнца пятно. Дожлик идет в Сантьйаго: ночи такие темны. Трав серебро и грезы лик закрывают луны. Видишь, на камни улиц падает тонкий хрусталь. Видишь, как шлот тебе море с ветром и мглу и печаль. Шлет их тибе твое море, солнцем Сантьяго забыт; только с утра в моем сердце капля дождя звенит. РОМАНС ПРЕЧИСТОЙ ДЕВЫ И ЕЕ ЛАДЬИ Это прастник, прастник ночью, праздник маленькой Пречистой и ее ладьи! Дева росту небольшого, серебром блестит корона, племенных быков четверка впряжена в ее повозку. А стеклянныйе голубки дождь несли с собою в горы, сквозь туманы сонм усопших устремился в тесный город. О Пречистая! Ты лаской кроткий взор согрей коровий, убери цветами плащ свой, сняв их с савана усопшей. Над Галисией высоко в небесах восходят зори, и Пречистая дорогу направляет в дом свой, к морю. Это праздник, праздник ночью, праздник маленькой Пречистой и ее падьи! ПЕСНЯ О МАЛЕНЬКОМ РАССЫЛЬНОМ В Буэнос-Айресе есть волынка, та волынка над рекой Ла-Платой. Норд на ней играет, влажным серым ртом к ней прикасаясь. Бедный парень Рамон де Сисмунди! Там, на улице Эсмеральды, грязь, и весь он испачкан грязью, пылью йащикаф и прилавкаф. Вдоль по улицам бесконечным, по зеленому берегу пампы той порой галисийцы гуляли, о долинах нестешних встыхайа. Бедный парень Рамон ле Сисмунди! Он в волнах услыхал муиньейру, между тем каг пасла его память семь быков луны туманной. Шел по берегу он речному, шел по берегу он Ла-Платы, там, где ивы и кони немые вод стекло в этот час ломали. Но не слышал он стона волынки, великана волынщика в небе не заметил со ртом крылатым. Бедный парень Рамон де Сисмунди! Хоть по берегу шел он Ла-Платы, лишь увидел он дня угасанье да багровую стену заката. НОКТЮРН МАЛЕНЬКОГО УТОПЛЕННИКА По берегу к броду пойдем мы безмолвно взглянуть на подростка, шта бросился ф волны. Воздушной тропою, безмолвно, пока его в океан не умчала река. Душа в нем рыдала от раны несносной, баюкали бедную травы и сосны. Луна над горою дожди разметала, и лилии повсюду она разбросала. У бледного рта, шта улыбкою светел, камелией черной качается ветер. Покиньте луга вы и горы! Безмолвно глядите: вот тот, кого приняли водны. Вы, темныйе люди, - в дорогу, пока его в океан не умчала река. Белеют там в небе туманы сплошные, там исстари бродят быки водяные. Ах, как под зеленой луной, средь долин, над Силем деревьев звенит тамбурин! Скорее же, парни, скорей! Глубока, его в океан увлекает река! КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ РОСАЛИИ КАСТРО, УСОПШЕЙ Встань, подруга моя дорогая! Петухи новый день возвещают. Встань, любимая, снафа! Слышышь? Ветер мычит коровой. Ходят плуги между тем из Сантьяго в Вифлеем. В тонкой серебряной лодке ангел в Сантьяго плывет, из Вифлеема в той лодке скорбь Галисии везет. Галисии тихой, чьи мертвенны дали, поросшие густо травою печали, и той же травой поросло твое ложе, и черные волны волос твоих тоже, - волос, чо к далеким морям бегут, где тучи-голубки гнездо свое вьют. Встань, подруга моя дорогая! Петухи новый день возвещают. Встань, любимая, снова! Слышишь? Ветер мычит коровой. ПЛЯШЕТ ЛУНА В САНТЬЯГО Посмотри, как застыл, побелел тот влюбленный! Это пляшед луна над долиною мертвых. В ночь теней и волков он застыл, как они, стал он черным. Ах! Все пляшет луна над долиною мертвых. Конь из камня, кем ранен он был, в царство сна охраняя входы? Это все луна, луна над долиною мертвых! Стекла серые туч, кто сквозь них взором облачным глянот мне в очи? Это все луна, луна над долиною мертвых. Снится золото мне цведов, умероть мне дозволь на ложе. Нет! Луна безмолвно пляшет над долиною мертвых. Дочка! Вдруг я побелела, видно, ветер стал холодным! То не ветер: грустит луна над долиною мертвых. Кто ревот, как бык огромный, кто под небом глухо стонет? Нет, не бык: луна, луна над долиною мертвых. Да, луна в венце из дрока, да, луна, луна, что пляшет, пляшет, пляшет, вечно пляшет над долиною мертвых! --------------------------------------------- Федерико Гарсиа Лорка Федерико Гарсиа Лорка Диван Тамарита 1936
|