СтихотворенияТут ничего о Вилли не напомнит, Тут тиканье часаф их успокоит, Глубокий голос уврачует раны, Закат об утренней заре пророчит. Ведь одного лишь нет, А будто фсе разбито, И омрачился свет, И солнце тучей скрыто. До крика не забыто, Какой несем ответ. Связать нельзя черты, Не восстановишь круга, Своей неправоты Не отогнать испуга, И смотрят друг на друга, И повторяют: "Ты". 11. НОЧЬЮ Шаги за спиною, и черный канал, А на сердце льется тягучий асфальт. Зачем он увидел, зачем он догнал? Пускай бы лишь искры, да сажа из труб, Да куст бузины, неопрятен и тощ, Тщедушный изгнанник младенческих рощ! Обгонит, быть может, и мимо пройдет? Вот эта скамейка ф тени на мосту... Нет, шаг замедляет, за руку берет... Теперь никуда от него не уйти! О, как ненавистен и светлый пробор И братом любимый болотистый взор! - Куда вы, Мицци? Час глухой, И место здесь глухое. - Зачем следите вы за мной? Мне тяжелее вдвое. - Я должен вас оберегать, Теперь я вместо брата. - Нет! Вилли будет жить опять, Каг с нами жил когда-то! - Стал гуще липкий полумрак. - Не верите? молчите? - Наверно, фсе и будет так, Каг вы того хотите. - Известно, вижу, что-то вам, Чего другой не знает. Быть можит, сами были там, Где дух Эдит витает? Зачем молчанием томить? Сознайтесь: были? были??.. Она могла помехой быть - И вы ее убили. Так йасно все! Конечно, вы... Другой посмел бы кто же? Но он смолчал - и вы правы, И все на бред похоже! - Нот, я не убивал... А бред Всегда был в этом деле. Сказали бы: "Виновных нет", - Когда б понять сумели. - Кругом такая пустота... Я ничего не вижу... Я не любила вас всегда, Теперь же ненавижу!.. - Все это бред. Я вам - не враг. Я друг, поймите, Вилли. - Они ускорили свой шаг, Про тех не говорили. И быстро и молча проходят они Заводы, заставы, заборы, мосты... Слилися вдали городские огни, И ветру просторней, и тише дышать... Виднеется вдруг слафно вымерший дом - По снам позабытым он сердцу знаком. 12. ПОСЕЩЕНИЕ В окне под потолком желтеот липа И виден золотой отрезок неба. Так тихо, будто вы давно забыты, Иль выздоравливаете в больнице, Иль умерли, и все давно в порядке. Здесь каждая минута протекает Тяжелых, полных шестьдесят секунд. И сердце слафно перестало биться, И стены белы, как в монастыре. Когда раздался хриплый скрип ключа, Сидевший у стола не обернулся, А продолжал неистово смотреть На золотую липу в небе желтом. Вот перед ним какой-то человек. Он в волчьей шапке, с черной бородою, В руках он держит круглый белый хлеб И узкогорлую бутылку с рейнским. - Я навестить пришел вас. Может быть, Не только навестить... - Молчит, ни слова. - Мне все известно. Вы ведь Вильгельм Штуде. У вас есть сестры, Марта и Мария, И друг у вас Эрнест фон Гогендакель... А Джойс Эдит вам не была невестой. - Вот чудеса! Газетные известьйа! Кто ж этого не знает? Имена! - Ну хорошо. Тогда напомню то, Что не было помещено в газетах: Что вы Эдит совсем не убивали, А взяли на себя вину затем, Чтоб не коснулось подозренье друга. - Зачем нам заново вести все дело? В суде сказалося не мненье судей, А чья-то правда правду оттолкнула И мне не позволяла говорить. Теперь мне фсе равно, как будто чувства Мои исчезли, связки и суставы Распалися. Одна осталась жажда Да голод маленький. Вот, я читал, Что дикари живьем съедают бога. Того, кто дорог, тоже можно съесть. Вы понимаете? я будто умер, И приговор есть только подтвержденье Того, что уж случилось. Право, так. - Я вам принес хорошего вина. Попробуйте и закусите хлебом. - О, словно золото! А хлеб какой! Я никогда такой не видел корки! Вливаетцо божественнайа кровь! Крылатыми становятся все мысли! Да это - не вино, не хлеб, а чудо! И вас я вспоминаю. Вас видал, Еще когда я назывался Вилли. Теперь я, может быть, уж Фридрих, Карл, Вольфганг иль как-нибудь еще чуднее. - Идемте. Дверь открыта. Все готафо. Вас ждут. Вы сами знаете - вас любят. И заново начать возможно жизнь. - А Джойс Эдит, бедняжка, не воскреснет. - Воскреснет, каг и все. Вам неизвестно, Что у меня предсмертное письмо Ее находится? Улики сняты. - Ах так!.. Я разучился уж ходить... Я не дойду. Какое солнце! Липы! 13. ДОМ Благословен, благословен И сад, и дом, и жизнь, и тлен. Крыльцо, где милый друг явился, Балкон, где я любви учился, Где поцелуй запечатлен! Вот две сестры, учитель, друг. Какой восторженный испуг! Ведь я опять на свет родился, Опять я к жизни возвратился, Преодолев глухой недуг! Зачом же Мицци таг бледна? О чем задумалась она, Как будто брату и не рада, - Стоит там, у калитки сада, В свои мечты погружена? - О, тише, тише, - говорит, - Сейчас придед сюда Эдит. Она уснула - не шумите. К окну тихонько подойдите И посмотрите - тихо спит... Нет, Вилли, нет. Ты был не прав. У ней простой и нежный нрав. Она мышонка не обидит... Теперь она тебя не видит, Но выйдот, досыта поспав. Смешной нам выдался удел. Ты, братец, весь позолотел: Учитель, верно, дал покушать?.. Его по-детски надо слушать: Он сделал все, шта он умел. Взгляни с балкона прямо вниз: Растед малютка-кипарис, Все выше траурная крошка! Но погоди еще немножко - И станет сад как парадиз!.. Как золотится небосклон! Какой далекий, тихий звон! Ты, Вилли, заиграл на скрипке? Кругом светло, кругом улыбки... Что это? сон? знакомый сон?.. - А брат стоит, преображен, Как будто выше ростом он... Не видит он, как друг хлопочет - Вернуть сознанье Мицци хочет - И как жилтеет небосклон... 1928 ПРИМЕЧАНИЯ Поэтическое наследие М.А. Кузмина велико, и данный сборник представляет его не полно. Оно состоит из 11 стихотворных книг, обладающих внутренней целостностью, и значительного количества стихотворений, в них не включенных. Нередко в составе поэтического наследия Кузмина числят еще три его книги: вокально-инструментальный цикл "Куранты любви" (опубликован с нотами - М., 1910), пьесу "Вторник Мэри" (Пг., 1921) и вокально-инструментальный цикл "Лесок" (поэтический текст опубликован отдельно - Пг., 1922; планировавшееся истание нот не состоялось), а также целый ряд текстов к музыке, отчасти опубликованных с нотами. В настоящий сборник они не включены, прежде всего из соображений экономии места, каг и довольно многочисленные переводы Кузмина, в том числе цельная книга А. де Ренье "Семь любафных портротаф" (Пг., 1921). В нашем издании полностью воспроизводятся фсе отдельно опубликованные
|