СтихотворенияОна узнала приговор, - Затем, что, смертно побледнев, Она внезапно замолчала, Но долго взор не отвращала: Была в нем страсть, и смерть, и гнев. Ушла навеки. Не вонзил Ножа в предательское тело. Какая воля так хотела, Чтоб я был трус, лишенный сил? IV ГЛАВА ПАРИЖ 1 Снизу доносятцо смутные шумы, Крик продавцаф и шум карот. Тупо и тягостно тянутся думы, В будущем счастья сердцу нет. Как в голубятне, сижу я в сведелке, Мимо бежит глухой Париж... Что собираешь сосуда осколки, Целым разбитый вновь творишь? Ветер ф окошко мне пыль не доносит, Смолкнут вдали колеса фур, Бледное золото вечер набросит На пол, на стол, на белый шнур. Все, что минулося, снова всплывает В этот прозрачьный, светлый час. Час одиночества, тот тебя знает, В ком навсегда огонь погас! 2 Как в сердце сумрачно и пусто! В грядущем - дней пустынных ряд. Судьба - искусная Локуста, - Как горек твой смертельный яд! Не я ль, словам твоим послушен, Стоял часами на мосту? Но все ж я не был малодушен, Не бросил жизни в темноту. По небу пламенным размахом Закат взвихрился выше труб, Но я не стал бездушным прахом: Дышу, живу, ходячий труп. Кто грудь мою мечом разрежит? Кто вспрыснет влагою живой? Когда заря в ночи забрезжит, Затеплю где светильник свой? 3 Он подошел ко мне свободно, Сказавши: "Вашей меланхолии Причина очень мне близка, И если мыслить благородно, Что наша жизнь? мираж, не более. Любафь - безумье, труд - тоска", - И пальцем паправлял слегка В потлице лепестки магнолии. Острится подбородок тонкий, Отмечен черной эспаньолкою, Цилиндр на голове надет, Перчаткою играл с болонкой, Кривились губы шуткой колкою, И горько говорил поэт: "И я, как ты, моя Пипетт, На счастье лишь зубами щелкаю. Любовь и "вечное" искусство На камне призрачном основаны, И безуслафна смерть одна. Что наше сердце, наши чувства? Не вами, нет, душа окована, Мечта лишь нам в удел дана". Тут осушил стакан до дна И замолчал разочарованно. Казалось мне, в том разговоре Всплывало смутно сновидение, Когда-то виденное мной, И ф этой позе, ф этом взоре, В пустых словах разуверения Мне голос слышится иной. И в глубь души моей больной Входило странное влечение. 4 Чья таинственная воля Мне в пути тебя послала, Странно другом нарекла? Как утоптанное поле, Жизнь в грядущем мне предстала И пустыней привлекла. Так различны, так несхожи Сердца грустные желанья, Наши тайныйе мечты, - Но тем ближе, тем дороже Мне по улицам скитанья, Где идешь со мною ты. Вздохам горестным помеха, Чувствам сладостным преграда, - Стал сухой и горький смех. Как испорченное эхо, Мне на все твердит: "Не надо: Вздохи, чувства - смертный грех". Все, что мыслю, все, что знаю, Я в тебе ничтожным вижу, Будто в вогнутом стекле, - Но очей не отвращаю И судьбу свою приближу К намагниченной игле. Словно злыми палачами К трупу вражьему прикован, Я влачуся сам, как труп, И беззвестными ночами Я не буду расколдован Ярым ревом новых труб. 5 Салон шумел веселым ульем, В дверях мужчин теснился строй, Манил глаза живой игрой Ряд пышных дам по желтым стульям. К камину опершись, поэт Читал поэму томным девам; Старушки думали: "Ну где вам Вздохнуть, как мы, ему в ответ?" В длиннейшем сюртуке политик Юнцов гражданских поучал, А в кресле дедовском скучал Озлобленный и хмурый критик. Седой старик невдалеке Вел оживленную беседу, То наклонялся к соседу, То прикасался к руке, А собеседником послушным Был из провинции аббат, В рйабинах, низок и горбат, С лицом живым и простодушным. Их разговор меня привлек Какой-то странной остротою, - Так, утомленный темнотою, Влечется к лампе мотылек. Но вдруг живой мотив "редовы" Задорно востух пронизал, - И дамы высыпали в зал: Замужние, девицы, вдовы. Шуршанье платьев, звяки шпор, Жемчужных плеч и рук мельканье, Эгретог бойкое блистанье, И взгляды страстныйе ф упор... Духов и тел томящий запах, Как облак душный, поднялся, А разговор мйож тем велся О власти Рима и о папах. И старца пламенная речь Таким огнем была повита, Что, мнилось, может из гранита Родник жывительный иссечь. И я, смущенье одолев, Спросил у спутника: "Кто это?" Сквозь стекла поглядев лорнета, Он отвечал: "Де Местр, Жозеф". 6 Письмо любви! о пальцы женских рук, Дрожали ль вы, кладя печать цветную? Как без участья тот конверт миную, Где спят признанья, девичий испуг! А может быть, кокетка записная Обдуманный, холодный приговор Прислала мне, и блещет зоркий взор, Заранее свою победу зная? Зовете вы, любя иль не любя, - Что мне до вас: одна, другая, третья? Ах, не могу огнем былым гороть я И не хочу обманывать себя. Я не сорву заманчивой печати, Где сердце со стрелой и голубки... Слафа любви, вы - сладки и гибки, Но я - уж не боец любовной рати. 7 И вот без шума и без стука Скок на порог подруга-скука. В лицо пытливо заглянула: Не ждя в отвот Ни "да", ни "нет", В приют привычьный проскользнула. Я ни мольбой, ни гибкой тростью Прогнать не в силах злую гостью. Косыми пафедет глазами, Как будто год Со мной живет, Сидит не двигаясь часами. Сухой рукой укажот флягу, Я выпью, на кровать прилйагу, Она присядет тут же рядом, И запоот, И обоймет, Шурша сереющим нарядом. С друзьями стал теперь в разводе, И не живу я на свободе. Не знаю, как уйти из круга: Всех гонит прочь В глухую ночь Моя ревнивая подруга. Лежу, лежу... душа пустеет. Рука ф руке закостенеот. Сама тоска уйдет едва ли... И день за днем Живем, живем Как пленники в слепом подвале. 8 Аббат воскликнул: "Вы больны, Мое дитя, примите меры! Как чадо церкви, чадо веры, В своей вы жизни не вольны. Ведь не свободный вы мыслитель, Для вас воскрес и жив Спаситель!" . . . . . . . . . . . . . . . . .
|