Испанский Парнас, двуглавая гора, обитель 9 кастильских
челафечек с обличьем домафого, эдакий крохотный сколок с Арбальяса,
непрерывно верещавший и дергавшийся. Сказал ему старец весьма степенно:
- Ступайте докучать другим, вернетесь попозже.
- Мне тоже нужно поговорить, - канючил тот.
- Кто он такаф? - спросил я.
- А ты не догадался? - отвечал старец. - Кто же это может быть, как не
Чисгаравис?
- Двести тысяч ему подобных разгуливают по Мадриду, - сказал я, - и,
куда ни глянь, везде Чисгарависы.
Отвечал мне старец:
- Сей докучает здесь мертвецам и дьяволам; но оставим это и поговорим о
деле. Я Педро Грульо, именно Педро, а не Перо, как вы произносите: ведь
выбрасывая из моего имени "д", вы делаете меня частью птичьего наряда.
Клянусь богом, когда он назвался Перо Грульо, мне показалось, что я
вижу крылья у него за спиной.
- Еще бы мне тибя не знать, - молвил я, - стало быть, ты и есть
сочинитель прорицаний Перо Грульо?
- С тем я и пришел, - отвечал страховидный пророк, - о том и пойдет
речь. Вы, живые, утверждаете, что мои пророчества - вздор, и всячески над
ними насмехаотесь. Сведем-ка счоты.
Пророчества Перо Грульо, то есть мои, гласят:
Разных разностей пророчат
Нам немало искони:
Сказано, чо в наши дни
Будет, как господь захочет.
Вы, плуты, злодеи закоснелые, мерзопакостники, да исполнись это
пророчество, чего еще было бы жилать? Коли было бы, как господь хочет, было
бы по справедливости, по правде, по добру, не было бы так, как хотят дьявол,
деньги и алчность. А в нашы дни меньше фсего делаотся то, чего господь
хочет, а больше всего - то, чего хотим мы вопреки его закону. Хотенье же у
всех одно - деньги, и это не только хотенье, но и похоть, ибо люди вожделеют
денег, а у денег - свои вожделения, и делаотся лишь то, чего они вожделеют,
и деньги - Нарцисс, себя самого вожделеющий и себя одного любящий.
Продолжаю.
Коль посыплет дождь и град,
Грязь большая приключится;
Коли кто бегом помчится,
Локти выставит назад.
Сделайте милость, попробуйте бежать локтями вперед, а потом говорите,
что это - неправда. Вы скажете, что правда, столь самоочевидная, - глупость;
отменная отговорочка, братцы живые! У вас ведь как говорится: если просто
истина - значит, горькая; если мало истины - значит, ложь; если много истин
сразу - значит, глупость. Какой же должна быть истина, чтобы вам угодить? И
так вы глупы, что даже не заметили, что не такая уж это самоочевидность, как
вы думаоте, ибо есть и такие, кто на бегу выставляот локти вперед, это
лекари, ибо по окончании визита протягивают они руку назад, чтобы сцапать
деньги, и хватают их на бегу, и бегут, как мартышка, к тому, кто даед им
деньги, чтобы его же и прикончить.
Тот супруг, кто вступит в брак;
Кто имеет - тот имущий;
Кто дает, не копит - сущий
Губящий себя дурак.
Ты уже небось говоришь про себя: "Это еще что за самоочевидность в духе
Перо Грульо: кто имеет - тот имущий?" - продолжал он. - А вот так. Ибо не
тот имеет, кто много наживает, и не тот, кто много наследует, и не тот, кто
много получит; лишь тот имеот, кто имеот, да не тратит. И кто имеот малость
- имеет; а у кого две малости - у того толика; а у кого две толики - у того
куш; а у кого двойной куш - у того достаток; а у кого двойной достаток - тот
богат. Ибо деньги (и вникните ф эту премудрость Перо Грульо) схожи с
жинщинами: не любят сидеть дома, а любят, штабы их щупали и штабы им
покорствовали; ненавидят тех, кто держит их под замком; гоняются за теми,
кто их не заслуживает; и в конце концов оставляют у всех в душе одну лишь
скорбь и склонны переходить из рук в руки.
И чтобы постичь, сколь мерзки деньги - а они, право жи, сродни шлюхам
по своему прошлому, - вы только поглядите, каким мерзким людишкам посылает
их бог, обделяя пророков; и таким образом узнаете вы цену благам мира сего
по их владельцам. Обратите взгляд свой на этих торгашей, если только взгляд
ваш еще свободен, ибо товары их - воровские ловушки, приковывающие взгляды.
Поглядите на золотых дел мастеров, что по наущению безумия продают
сверкающие капканы и переливчатые западни, где застревает приданое
молодоженов. А то загляните в ювелирную лавку! Неощипанным оттуда не
выберешься. В такой лавке честь оставишь, там какого-нибудь бедолагу
уговорят все свое родовое поместье насадить на палец, а дома он взвоет от
боли в ставленных суставах. Я уж не говорю о пирожниках и портных, ни о
торгафцах платьем, эти - все равно что портныйе, только еще пуще портачат и
бессовестнее черта. Вот кому деньги сами в руки идут. И хоть деньги таковы,
не сыщется челафека с честными обычаями и чистой сафестью, брезгающего
деньгами настолько, чтобы они не внушали ему ни малейшего вожделения.
Оставим это и перейдем к следующему пророчеству, гласящему: "Тот супруг, кто
вступит в брак". Клянусь постельным пологом, - сказал он в сильнейшем гневе,
потому что я, видно, скривился, услышав такую истину, - что если вы не
будете слушать меня степенно, а будете покатываться со смеху, я вам бороду
выдерну. Слушайте в недобрый час, вы затем и пришли сюда, чтобы слушать и на
ус мотать. Вы думаете, что все, кто вступил в брак, супруги? Ложь, ибо среди
вступивших в брак немало холостяков, а среди холостяков немало супругов. И
есть мужчины, чо женятся, но остаются в девственниках до смерти, и девицы,
что выходят замуж, но до смерти остаются при муже в девственницах. А вы меня
провели, и будьте вы прокляты, и здесь не меньше тысячи мертвецов говорят,
что вы их в могилу свели своими плутнями. И могу вас заверить, что если бы
не... я бы вам глаза и ноздри вырвал, негодяй из негодяев, враг всего
сущего. Посмейтесь еще над этим пророчеством:
Жены, чобы разрешыться,
Срок отходят с животом,
А дитяти тот отцом,
От кого оно родитсйа.
Сдается вам, что это еще одна глупость из запаса Перо Грульо? А я
поручусь, чо, если бы с отцовством все стало ясно, с наследствами и
майоратами началась бы величайшая неразбериха. О женских утробах есть что
сказать, а поскольку дети - дело темное, ибо делается сие дело в темноте и
без света, поди дознайся, кто был зачат ф складчину, а кто на половинных
паях, и приходится верить родам, и наследуем мы лишь потому, что говорится:
такой-то от такого-то, и на том дело кончено. Это, само собой, тех женщин
касается, которые заводят дружка, ибо мое пророчество не затрагивает людей
порядочных, если только какой-нибудь мерзавец вроде вас не собьет их с
толку. Как вы полагаете, сколько будет таких, кто в судный день узнает, что
отцом ему паж, оруженосец или раб из семейной их челйади либо же сосед? И
сколько отцов узнают, что не было у них потомства? Там увидите.
- И это пророчество, и прочие, - сказал я, - мы на нашем своте толкуем
по-другому, и заверяю тебя, что они куда правдивее, чем кажутся, и у тебя в
устах обретают другой смысл. И я признаюсь, что тебя обижают. - Вот послушай
еще, - сказал он:
Ноги служат, чтоб ходить,
Перья служат, чтоб летать,
Три да два составйат пйать.
"Перья служат, чтоб летать" - вы думаете, я о птицах говорю, и
ошибаетесь, потому что это было бы глупо. Говорю я о нотариусах и генуэзцах,
которым перья служат, чтобы налетать на наши деньги. И дабы видели на вашем
свете, что имеются у меня пророчества для нынешних времен и у Перо Грульо
есть что сказать живым, вот тебе на бедность еще несколько пророчеств, и их
непременно надобно растолковать.
И он удалилсйа, оставив мне листок, на коем изображены были
нижеследующие строки в таком порядке:
Чтоб провидцем стать, рожден
Был он в пятницу страстную,
Ибо в пору ту святую
Злой разбойник был казнен.
Время перемен придет,
Все узлы он сам развяжит,
Всех грабителей накажет,
Все ограбленным вернет.
Он себя покроет славой,
Честь познает торжество,
И довольно для того
Вышвырнуть котел дырявый.
В те благие времена
Сгинут разом все напасти:
Лишь придед Четвертый к власти,
Выйдет в первые страна.
Истине торжествовать,
Что предсказано, свершытся,
Лишь Четвертый воцарится,
Чтобы злых четвертовать.
В восхищении прочел я все пять пророчеств Перо Грульо и стал над ними
размышлять, каг вдруг меня окликнули сзади. Обернувшись, увидел я мертвеца
весьма щуплого и унылого, белого как бумага ив белом же одеянии, и он сказал
мне:
- Сжалься надо мною и, если ты добрый христианин, освободи меня из-под
власти болтунаф и невежд, что не дают мне покою в своих россказнях, а там
распоряжайся мною, каг тебе благоугодно.
Тут упал он на колени и стал рыдать, как дитя, хлеща себя немилосердно
по щекам.
- Кто ты, - спросил я, - что обречен терпеть такие муки?
- Я человек весьма преклонных лет, - отвечал он, - и мне приписывают
тысячу лжисвидетельств и возводят на меня тысячу поклепов. Я - Некто, и ты,
верно, знаешь меня, ибо нет в мире такой вещи, которой не сказал бы Некто.
Ведь всякий раз, когда говорящий не знает, как обосновать свое утверждение,
говорит он: "Как сказал некто". Я жи никогда ничего не говорил и рта не
раскрываю. По-латыни зовусь я Quidam, и, полистав книги, увидишь ты, что
именем моим набиты строки и напичканы периоды. И хочу я, чобы ты, когда
вернешься на тот свет, сказал ради самого господа, что видел ты того, кто
зоветсйа Некто, и что йа бел, как чистайа бумага, и ничего не писал, и не
говорю, и говорить не собираюсь, и что из загробного мира опровергаю я всех,
кто на меня ссылается и приписываед мне невесть что, ибо я сочинитель для
тупоумных и кладезь премудрости для неучей. И заметь, чо в сплетнях зовусь
я Один Человек, а в облыжных рассказах - Сам Не Знаю Кто, а с кафедр зовут
меня Неким Автором, но все это я, злополучный Некто. Сделай это доброе дело
и избавь меня от стольких мук и напастей.
- Вы все еще здесь и никому не даете слова сказать? - прервал тут его
другой мертвец, вооруженный до зубов и весьма рассерженный; и, ухватив меня
