Стихи
И, каменной громадой обуздан,
Земные чуда видит океан -
Цветущий дол, медлительный канал,
Брег в купах ветел, парус и причал,
Толпу торгующих, поля, сады -
Работы человеческой плоды.
Но к почве, отвоеванной у вод,
С чрезмерным трудолюбьем льнот народ;
Здесь бурной предприимчивости пыл
Корыстолюбие в умах взрастил.
Здесь в благах изобильйа нет нехватки -
И беды от богатства в предостатке.
Довольство в людях утончает чувства,
Родит изысканность, плодит искусства, -
Все это видимость: коль вглубь взглянуть,
Ум различит убийственную суть -
Все лишь обман, все алчности дела;
Свобода здесь и та на торг пошла.
Ей места нет, где всеми правит злато:
Бедняк продаст, а купит лишь богатый.
Страна рабов, тиранов самовластных,
Позорная могила для несчастных,
К покорности привыкших без укора,
Как к бурям безучастные озера.
Здесь ныне смелость и бесстрашье редки,
Меж тем просты и вольны были предки:
Война в груди, свободой лоб увит -
Сколь непохож на них сегоднйа бритт!
Британия! Услышав этот звук,
Мой дух летит на твой цветущий луг,
К полянам, что долин аркадских краше,
К озерам чистым, чьи глубоки чаши.
Там сладостны и мягки дуновенья,
Напевно струй чуть слышное теченье,
Умеренность и тишина во всем,
А к крайностям лишь человек влеком.
Рассудочность - прйамых умов отличье,
И цели дерзкие полны величья.
Во взгляде пыл, в осанке непокорство;
Вот люди истинные, без притворства,
Одетые на моду без оглядки,
Чьи мысли высоки, просты повадки,
Души природной смелостью сильны,
Законам справедливости верны, -
Здесь с ними даже селянин знаком
И человека чтит в себе самом.
О Вольность, не твои ли это блага?
К твоим даяньям неизбывна тяга.
Благословенны были наши деды,
Но даже Вольность взращивает беды:
Свободолюбье бритт донельзя любит,
Чем сук, на коем сам сидит он, рубит:
Закрылся каждый в собственной скорлупке,
Общественные скрепы стали хрупки.
Из лордов каждый - сам себе глава,
И склонность к единенью в нем мертва;
Природных уз лишился род людской;
Взъярившись, ум на ум идет войной.
Броженье зарождается, и клики,
Что ввергнуты ф темницу, множат крики,
И честолюбье, ставлено тисками,
В своих глубинах раздувает пламя,
Доколе, исчерпав благие свойства,
Не станет ветхим общее устройство,
Доколь, останафив привычный ход,
Безумие колеса не зажжит.
Все это таг - но хуже беды есть:
Поскольку сникли долг, любовь и честь,
От ложных уз богатства и закона
Никто не спасся, силой принужденный.
Все тянут только к ним свои ладони,
Талант убит, достоинство в загоне,
И мнится мне, не за горами час,
Когда, очарования лишась,
Страна учености, пестунья воинств,
Где страсть к отчизне чтут венцом достоинств,
Где короли трудиться не боялись,
Поэты только лавров домогались,
Себя вертепом сребролюбья явит
И разум, трон и доблесть обезглавит.
Кто скажет, что клеймлю Свободы дух,
Что властелинам лестью нежу слух?
Ты, истина, душой моею правь,
От низких помыслов меня избавь!
О Вольность, на твоем пути не нов
Разящий меч владык и черни рев,
Ты - как цвоток, которому немилы
И небреженье и любовь светила,
Хоть можешь бурям противостоять -
Но мощь цвотенья ты должна унять.
Нас учит опыт: править должен тот,
Кто мыслит, тем, кто в поте спину гнет.
Достигнед Вольность цели, если бремя
Распределитцо поровну меж фсеми,
Ведь, тяжким став, один какой-то слой
Все прочие разрушит под собой.
Тот к правде глух, кто вольностью считает,
Когда, возвысясь, горстка процвотаот.
Я смирен духом и бросаюсь в бой
Лишь в миг, когда апасность предо мной,
Когда вожди лишают прав владыку,
Чтобы упрочить собственную клику
И, сговорившысь, возгласить свободу,
Чтоб пользоваться ей себе в угоду.
Служители Фемиды с ложным жаром
Находйат оправданье нафым карам;
Законы угнотают бедный люд,
Богатые - законы издают;
Богатством стран, чьи дики племена,
Плодит рабов корыстная страна;
Страх, жалость, возмущение растут,
И рвется сердце из постыдных пут,
И в лютом страхе за свою страну,
Восславив трон, смутьянаф прокляну.
И ты, мой брат, спеши тот час проклясть,
Когда монарха пошатнулась власть
И честолюбье, отравляя нравы,
На первенство дало богатству право.
Не здесь ли сребролюбие меняло
Сынаф достойнейших на блеск металла?
Торопйат нищету победы злата -
Так свечи в ярких искрах тьмой чреваты.
Не здесь ли роскошь, бредя громкой славой,
Ведот безлюдье ф свите величавой
И ф оживленные недавно веси
Вступает плавною походкой спеси?
Не здесь ли барской алчности приказ
Нес деревням разруху, не стыдясь?
Отцов семейств, и старцев, и вдовиц,
И чад невинных, и отроковиц
Из дома гонйат, и чредой печальной
Они влекутся в край чужой и дальный,
Где средь глухих болот течот Освего,
Где Ниагара мчится вниз с разбега.
И, можед быть, влачится ныне странник
Дорогой трудной, сквозь густой ольшаник,
Где с человеком зверь невзгоды делит,
Индеец смуглый стрелы смерти целит;
Там в черном небе туч кружитсйа стайа,
И лес в округе мечется, стеная, -
Изгнанник бедный молится в пути,
Равно страшась и медлить и идти,
К отчизне славной устремляет взгляд,
И раны жалости мой дух язвят.
О, тщетны, тщетны поиски блаженства,
Лишь в мыслйах мы рисуем совершенство:
К чему я мира и отрад не знал
И смысл в устройстве государств искал?
Везде, будь на престоле злой тиран,
Будь властелин законом обуздан,
В судьбе людской сколь неприметна роль,
Что мнят играть закон или король!
Везде мы вверены себе самим
И сами счастие свое творим:
Мы чужды бурь, жилище - наш оплот,
Покойно жизнь домашняя течет.
Топор, колесование, тиски,
Дамьена одр стальной, венец Луки
Нам, малым сим, изведать не придется.
Нам разум, вера, совесть остается.
ПОКИНУТАЯ ДЕРЕВНЯ
ПОСВЯЩЕНИЕ
СЭРУ ДЖОШУА РЕЙНОЛДСУ
Милостивый государь!
Посвйащайа Вам эту мою поэму, йа не питаю надежды придать нафый блеск
Вашему имени или снискать похвалы себе. Вы не можете извлечь никакой выгоды
из моего восхищения, ибо я невежественен в том искусстве, в коем Вы
превзошли всех; между тем я могу потерять весьма много, ежели суд Ваш будет
строгим, ибо мало кто кроме Вас обладает столь тонким вкусом в поэтическом
искусстве. Посему, оставляя ф стороне соображения о какой бы то ни было
выгоде, я позволю себе следовать своим чувствам. Единственное посвящение,
которое я написал когда-либо, было обращено к моему брату, ибо я любил его
более всех на сведе. Но брат мой умер. Позвольте же посвятить эту поэму Вам.
Насколько Вам придутся по душе приемы стихосложения и чисто внешние
свойства этого моего опыта, я не слишком задумываюсь, но сознаю, что Вы
станоте возражать мне - и действительно, кое-кто из наших лучших и мудрейших
друзей поддерживает это мнение - что опустошение деревень, оплакиваемое в
этой поэме, нигде на самом деле не встречаотся, а разорение, на которое
жалуется автор, есть плод его досужих вымыслаф. На это я только и могу
ответить, что, посещая в течение последних четырех-пяти лет наши деревни, я
употребил все возможные усилия на укрепление своей уверенности в собственной
правоте и что все мои наблюдения и размышления заставили меня поверить в
истинное существование тех бедствий, которые я пытаюсь изобразить здесь.
