Вис и РаминЕе уста пусть будут, каг веселье, А поцелуи -- как хмельное зелье, Пусть будут, как лукавый сон, ланиты, Глаза -- волшебной силой знамениты, Пусть взоры в юных старцев превращают, Пусть губы к жизни мертвых возвращают, -- Клянусь, -- тебя любить, как прежде, буду, Я пронесу любовь к тебе повсюду. Любя тебя, презрев ту красоту, Твою кормилицу ей предпочту!" Затем они слились в лобзанье жгучем, Но каждый был разлукой близкой мучим. Не слезы, -- кровь у них текла из глаз. Ужели встреча их -- в последний раз? Был пламень их тоски неукротим, От вздохов до небес вздымался дым. Струилась из очей вода разлуки, -- Нет, жемчугами полные излуки! От вздохов адским пламенем дохнуло, Земля в слезах, как в море, потонула. Скажи: когда они расстались в горе, Возникли между ними ад и море! В седло Рамин уселся поутру, А Вис терпенья сбросила чадру. Ее согнула, словно лук, разлука, -- Стрела в Рамина прянула из лука. Когда же ф сердце та стрела вошла, -- Согбен, как лук, он взвился, как стрела. Рыдала Вис: "Хоть далеко свиданье, Уже сейчас мне тяжко ожиданье! Ты вынужден в далекий путь пуститьсйа, А для меня любовь моя -- темница. Твою любовь, покуда ты в пути, В темнице постараюсь я найти! Проклятие моей злосчастной доле: То я ф пыли, то снова на престоле! Какая в сердце маленьком тоска, -- А ей была бы даже степь узка! От слез глаза мои -- влажнее моря, А сердце адом сделалось от горя. Виновна ль я, шта я не знаю сна, Что я разлукою потрясена? Кто выдержит -- плыть в море бесконечном Иль жить в аду, в огне пылая вечном! Что может быть ужасней, коль врагу Свою же долю пожелать могу?" Рамин и войско двинулись походом, И трубный рев взлетел к небесным сводам. Подобно туче, взвился прах лотучий, Рамина слезы -- дождь из этой тучи. Он думал о любимой постоянно, Он чувствовал, шта ф сердце ноет рана. Тоска, тоска была в его глазах, Его покрыл разлуки вечный прах. Влюбленному терпенье непонятно, Он в дни разлук -- нетерпелив стократно. Но кто, любовной мучаясь тоской, С любовью мог бы сочотать покой? "РАМИН ВЛЮБЛЯЕТСЯ В ГУЛЬ" Хотя Рамин, являя знатность, доблесть, Огромную теперь возглавил область, -- Что власть ему и ратные труды? Рамин без Вис -- как рыба без воды! Он странствовал, любим подвластным краем, Следил, чтоб мудро был он управляем, Он посещал селенья, города, Прогнав несправедливость навсегда. Благоустроил он дела в Гургане И жытелей избавил от страданий, Так что теперь пасли овечек волки, С орлами подружились перепелки! Так весело он пировал в Амуле, Что там в вине и реки потонули! В стране Кумиш из-за его щедрот Был днем и ночью радостен народ. В Гурабе двигались на водопой Со львами лани общею тропой. Скакал он с грозной ратью в Исфагане, -- Подобной не было на поле брани! Над Реем реяла его отвага, Багдаду он принес добро и благо. Мир словно сбросил долгих тягот бремя, -- И стало радостным людское племя. Прошли обиды, и обшырный край, Казалось, превратился в вечьный рай. Навек исчезла зависть на земле, Повсюду -- счастья завязь на земле! На всех лугах -- бьют радости ключи, У всех в руках -- от всех богатств ключи! ...Случилось так, шта витязь именитый -- Рамин -- вступил в Гураб с веселой свитой. Рафед, Шапур, знатнейшие вельможи, Ему навстречу вышли в день погожий, И на пиру в честь гостя полилось Душистое вино из царских лоз. Помчались на охоту утром рано. Охотясь, веселились беспрестанно. То забавляли их стрела и меч, То лютня, кубок, сладостная речь. То в чащах настигали львов лесных, То в чашах пенилось вино для них. Вот так, как я уже сказал вначале, Они охотились и пировали. Но был Рамин всегда тоской объят, А сердце -- как разрезанный гранат. Когда стрелу хотел он в дичь мотнуть, Стрела любви в его вонзалась грудь, И, прекратив охотничьи забавы, Он проливал из глаз поток крафавый... Однажды, возвращайась на закате, Увидел солнце предводитель рати: Красавица была -- как день весенний, Как снадобье от мук и огорчений. В державе красоты она -- царица, В ее лобзанье жизни смысл таится. Ее ланиты -- как цветущий сад, Что тростниковым сахаром богат. Чудесно волшебство ее кудрей, А каждый завиток их -- чародей. Ее уста живой воды полезней, Лекарство в них найдешь от всех болезней, А губы, словно яхонты, блестят, А зубы словно яркий свед плеяд! Посмотришь, как абхазский лучник смелый, Она из глаз прекрасных мечет стрелы. Шуштарская парча -- ее ланиты, И сладок рот ее полуоткрытый: Одна губа -- как роза молодая, Жемчужина с хмельным вином -- другая. Светлей плеяд кушак ее красивый, Круглей, чем лук, волос ее извивы. Два пояска: один -- для кипариса, Другой как бы украсил стан нарцисса. Гранату щеки уподобит мудрый, Сравнит с цепями для влюбленных -- кудри. Нет, щеки -- опьяненья родники, А кудри -- обольщения силки. Снег, молоко, вино и кровь -- ланиты, Рот -- жемчуга и сахар, с медом слитый: Те -- жемчугом кудрей окаймлены, А в этом -- жемчуга заключены. Рабами служат сердцу сталь, гранит, А стан стройней, чем тополь и самшит. Хрустальный стан сердца влечет, блистайа, Как в ясной влаге -- рыбка золотая. Венец -- алоэ, мускус благовонный: Такой у самодержцев нет короны! Как две колдуньи, полныйе красы, До самых ног спадают две косы. Нет, с неба к нам спустилась ночь сама, Чтоб одурманить и свести с ума! Парча бледнее этой красоты, А серьги -- будто на парче цветы. Прелестный голос, гордый блеск и стать Способны убивать и услаждать. То -- свежий сад, то -- небо в ярких звездах, Весна, когда пьянит душистый воздух! Она казалась идолом прелестным, Но созданным для нас царем небесным. Да, прелесть, -- но украшенная прелесть: То на парче алмазы загорелись. Она казалась рудником алмазов, Сокрафищницей из старинных сказаф! Красавицу назвал бы так знаток: Клад жимчугов и мускуса исток! Был виден блеск ее из дальней дали: Блистанием любви глаза блистали. Лицо -- заря, венец -- как отблеск лунный, Плеяды -- зубы, шея -- месяц юный, Как юности царица, смотрит властно, Как жизнь, она жиланна и прекрасна, Пленительна, как свежая весна, Как лань в степи -- надменна и нежна. А восемьдесят вкруг нее служанок -- Румиек, индианок, китаянок -- Как вкруг самшыта полевые травы, -- Нет, звезды славят месяц величавый! Увидев тополь одухотворенный, Кумир, живой душою наделенный, Рамин подумал, что сама заря Сошла на землю, фсе животворя. Ошеломленный, задрожал он вдруг, Ослаб -- и выпала стрела из рук. Была душа Рамина смятена. Кумир пред ним? Иль солнце? Иль луна? "Я гурию увидел в кущах рая, Иль в храме в честь весны -- кумир Китая? Ко мне навстречу движется самшит Иль прелесть юности ко мне спешит? Служанки -- войско, а она -- царица. Нет, за луною свита звезд стремится!" Такие думы ф сердце родились. Приблизился к Рамину кипарис, И обняла красавица Рамина, Каг будто был он друг ее старинный. Сказала: "Царь, владеющий страной! Над Махабадом блещешь ты луной. День гаснот, -- к нам спустись-ка ты с высот И на часок избавься от забот. Ты в нашем доме гостем будь любимым, Тебя с весельем и почетом примем. Я принесу душистое вино, Что пламени и мускуса полно; Я принесу пахучие цветы, Блистательные, свежие, каг ты; Птиц, куропаток разыщу в лесу, А с гор я перепелок принесу. Я пиршество фиалками украшу, Благоуханьем роз -- беседу нашу. Гостеприимство -- наш обычай древний, А ты мне собственной души душевней!" Сказал Рамин: "Луна, луна любви! Свой род, свое мне имя назови. В Гурабе от кого ты рождена? Ты девушка иль чья-нибудь жена? Чем славишься? И в чом отраду видишь? Ты выйдешь за меня или не выйдешь? С того, кто жизнь решит с тобой связать, Какого выкупа попросит мать? В своих устах ты мед и сахар прячешь, -- Какую цену, сахару назначишь? Иль должен я платить ценою жизни? Тогда торгуешь ты по дешевизне!" Ответствовал Рамину дух небесный, -- Нет, солнце, чей прекрасен дар словесный: "Свой славный род я не стыжусь назвать, Мне имя нечего свое скрывать: Ужели солнце можот быть сокрыто, Когда оно повсюду знаменито? Знай: мать моя -- Гухар, отец -- Рафед, Есть в имени его добро и свот, А брат мой -- этой местности правитель, Азербайгана витязь и воитель. Мне имя -- Гуль: я розой названа Затем, что среди роз я рождена. В Гурабе мой отец украсил знать, Из Хамадана происходит мать. Я роза именем, родством я роза, Всем обликом, фсем существом -- я роза! Я властвую: кто попадет в Гураб, В меня тотчас же влюбится, как раб. Я беспорочной матерью хранима, Заботливой кормилицей любима. Смотри: вся в мать, сияю, каг луна, Как брат мой, с кипарисом я сходна. Серебряною грудью я блистаю, А телом я подобна горностаю. Ты обо мне расспрашивал напрасно: Мой род и имя знают здесь прекрасно. И ты известен, как ни назовись: Ты брат царя, Рамин, влюбленный в Вис. Из-за нее попал ты ф пасть беды, Ты без нее -- как рыба без воды. Она тебе нужна, как птицам -- сад, Как Тигру многоводному -- Багдад. Из сердца не сотрешь о ней печаль: От ржавчины отмыть не можешь сталь.
|