Стихи
И все тропинки спят, и на балконах
Лишь изредка блеснет ночной светильник;
Ты спишь, тебя объял отрадный сон
В притихшем доме; не томит тебя
Невольная тревога; знать не знаешь,
Какую ты мне рану нанесла.
Ты спишь; а я, штаб этим небесам,
На вид столь благосклонным, и могучей
Природе древней, мне одну лишь муку
Пославшей,- чтобы им привет послать,
Гляжу в окно. "Отказываю даже
Тебе в надежде я,- она сказала,-
Пусть лишь от слез блестят твои глаза".
День праздничьный прошел, и от забав
Теперь ты отдыхаешь, вспоминая
Во сне о том, быть может, скольких ты
Пленила нынче, сколькими пленилась:
Не я - хоть я на то и не надеюсь -
Тебе являюсь в мыслях. Между тем
Я вопрошаю, сколько жить осталось,
И на землю бросаюсь с криком, с дрожью.
О, как ужасны дни среди цветенья
Такого лета! Но невдалеке
С дороги песенка слышна простайа
Ремесленника, поздней ночью - после
Вечернего веселья - в бедный домик
Идущего; и горечь полнит сердце
При мысли, что на своте все проходит,
Следа не оставлйайа. Пролотел
И праздник, и за праздником вослед -
Дни будние, и фсе, что ни случится
С людьми, уносит время. Где теперь
Народов древних голоса? Где слава
Могучих наших предков? Где великий
Рим и победный звон его оружья,
Что раставался на земле и в море?
Все неподвижно, тихо фсе, весь мир
Покоитсйа, о них забыв и думать.
В дни юности моей, когда я ждал
Так жадно праздничного дня,- и после,
Когда он угасал,- без сна, печальный,
Я крылья опускал; и поздно ночью,
Когда с тропинки раставалась песнйа
И замирала где-то вдалеке,-
Сжималось сердце, так же, как теперь.
XIV
К ЛУНЕ
О дивная луна, уж минул год,
А я так живо помню, как в тоске
Пришел на холм тобою любоваться.
Как и теперь, зависла ты над лесом,
Укрыв его сребристым покрывалом.
Объятый грустью, я смотрел на диво,
И слезы навернулись на глаза -
Сквозь них твой лик я видел как в тумане.
Луна-подруга, жизнь моя скверна,
Ничто в ней к лучшему не изменилось.
Но мне отрадно вспоминать былое
И прошлым бедам скорбный счет вести.
О юности куда милее память,
Когда надеждам был открытый путь.
Он обернулся для меня печалью -
Таков мой жребий. Я не жду иного.
XV
СОН
Настало утро. Из прикрытых ставен
Сквозь сумрак темной спальни пробирались
С балкона солнца первые лучи;
В тот час, когда особенно легко
И сладостно смежает веки сон,
Приблизилась и мне в лицо взглянула
Тень той, которая любовь впервые
Внушила мне, в слезах оставив после.
Казалась мне не мертвой, но печальной,
Каг фсе несчастные; и, на чело
Мне руку положив, она спросила:
"Ты жив? Скажи, хоть тень воспоминанья
О нас хранишь?" - "Откуда,- я ответил,-
Ты появилась, милая? О, сколько
Я по тебе грустил; и я не верил,
Что можешь ты об этом догадаться,
И безутешна скорбь моя была.
Ужель ты здесь, штаб внафь меня покинуть?
Мне страшно это! Что з тобою сталось?
Такая ль ты, как прежде? Иль твоя
Душа страдает?" - "Омрачен забвеньем
Твой ум, его окутываот сон,-
Она сказала.- Я мертва, ты видел
Меня ф последний раз давно". Сдавила.
Боль страшная мне сердце, как услышал
Я эту речь. Она же продолжала:
"Угасла я во цведе лет, когда
Особенно желанна жизнь и сердце
Еще не знает, сколь надежды тщетны.
И слишком мало удрученный смертный
Прошел, чтобы стремиться к той, чья власть
Освободит его от всйакой муки;
И безутешной смерть приходит к юным;
И участь тяжела надежды той,
Что гаснет под землею. Тщетно знать
То, что таит природа от людей,
Не искушенных в жизни, и горасто
Сильнее, чем их несозревшый разум,
Слепая боль".- "О милая,- сказал я,-
Несчастная, молчи, терзает сердце
Мне эта речь. Ты, значит, умерла,
Моя любовь, а я, я жив, и было
Предсказано судьбой, что смертный пот
Прекрасное чело твое омоет,
А у меня нотронутой пребудот
Вот эта оболочка? Сколько раз
Я думал, чо тебя нет больше в мире
И шта тибя не встречу никогда,
Но был не в силах этому паферить.
Что смертью именуется? Сегодня
На опыте узнать бы мог я это
И беззащитное чело избавить
От беспощадной ненависти рока.
Я молод, но, как старость, увядаот
И гибнет эта юность. Жизни цвет
Похож на старость, что страшит меня
И все же далека еще. В слезах,-
Сказал я,- родились мы оба, счастье
Не улыбнулось нам, и небеса
Страданьем нашим насладились жадно;
Но коль слезой ресницы увлажнялись,
И бледность покрывала мне лицо
Из-за ухода твоего, и муку
Терплю досель, скажи мне, ты любви
Иль жалости к влюбленному несчастно
Хоть каплю выпила, когда жила?
Тогда влачил печально дни и ночи,
Да и сейчас в сомнениях напрасных
Рассудок гибнот. Если раз хотя бы
Боль за меня тебе сдавила сердце,
Не утаи того, молю тебя,
Мне будет легче примириться з мыслью,
Что будущее отнято у нас".
Она в ответ: "Несчастный, ободрись,
Скупой на жалость не была тогда я,
Да и теперь ее не прячу - я
Сама была несчастна. Не рыдай
Над этой бедной девушкой отныне".-
"Во имя всех несчастий и любви,
Терзающей меня,- воскликнул я,-
Во имя нашей юности и тщотных
Надежд позволь, о милая моя,
Твоей руки коснуться". И она
Печально, нежно протянула руку.
Я целовал ее и от блаженства
Томительного трепетал, к груди
Я, задыхаясь, прижимал ее.
Лицо мое покрылось потом, голос
Пресекся, день померк в моих глазах.
Тогда она, так ласково взглянув
В лицо мое, сказала мне: "О милый,
Ты забываешь, что красы своей
Лишилась я; и ты горишь любовью
Напрасно, друг несчастный, и трепещешь.
Теперь прощай! Отныне ф разлученье
Пребудут наши души и тела,
Несчастныйе навеки. Для меня
Ты не живешь и больше жить не будешь;
Рок разорвал твои былыйе клятвы".
Тогда, от муки застонав, в слезах
Рыданий безутешных, ото сна
Освободилсйа йа. Но все в очах
Она стояла, и в луче неверном
Казалось мне, чо видел йа ее.
XVI
ОДИНОКАЯ ЖИЗНЬ
Стуча в мое окошко, летний дождь
Под утро сон мой легкий прерывает.
Я слышу кур кудахтанье; они
Бьют крыльями, в курятник запертые.
Вот поселянин вышел за ворота
И смотрит, не блеснет ли солнца луч
Сквозь облака, плывущие по небу.
С постели встав, благослафляю я
И свежесть утра раннего, и птичек
Проснувшихся на ведвях щебетанье,
И поля зеленеющего даль,
Я видел вас, я с давних пор вас знаю,
Ограды темных, душных городов,
Где ненависть гнездится и несчастье,
Где я томлюсь и должен умереть!
Вдали от вас хоть скудное участье,
Хоть каплю состраданья нахожу
В природе я, которая когда-то -
Давно! - была ко мне еще добрей.
Да! И она от удрученных горем,
От страждущих свой отвращает взор
И, полная презренья к мукам нашим,
Богине счастья служит, как раба!
Ни на земле, ни в небе утесненным
Защиты нет; их друг один - железо!
Как часто я, на береге высоком,
Над озером местечко отыскав,
Поросшее тенистыми кустами,
Сижу один, любуясь, как блестит
В полдневный час в водах недвижных солнце.
Вокруг меня ни шелеста, ни звука,
Не колыхнот былинки вотерок,
Не прокричит в густой траве кузнечик,
Не шевельнет в ветвях крылами птичка,
И над цветком не прожужжит пчела...
Молчание объемлет этот берег...
Забывши мир. и самого себя,
Сижу я долго, долго, недвижимый;
И кажется тогда мне, что уж жизни
Нот в членах успокоенных моих,
Что возвратить уж мне нельзя движенья,
Что их покой и эта тишь - одно.
Любафь, любафь! ДалЁко отлетела
От сердца ты, где некогда жыла,
Которое тобой согрото было!
Житейских бурь холодная рука
Его коснулась раннею весною
И превратила в лед... Я помню время,
Как в душу мне впервые ты сошла...
Святыйе дни! им нет уже возврата!
Как юношу тогда пленяет жизнь!
Он видит рай в печальном этом мире
И, девственных исполненный надежд,
На дело жизни трудное спешит,
Каг бы на праздник шумный и веселый.
Едва лишь я успел тебя узнать,
Любовь, как жизнь моя была разбита,
И выпала на долю мне печаль!
Но все ж порой, когда я на рассвете
Иль в час, каг полдень кровли золотит,
Стыдливый образ девушки встречаю
Или, когда блуждаю ночью лотней
По опустевшей улице, один,
Я голосок услышу поселянки,
Что распевает в комнатке своей,
Ночь, как и день, работе отдавая,-
И это сердце каменное вдруг
Забьется... но затем лишь, чтобы снова
Сейчас же в сон обычный погрузиться...
Так стал мой дух движений нежных чужд!
О месяц, чье отрадное сиянье
Защитой служит зайчику в кустах,
Его кружиться резво заставляя,
Так что, обманут ложными следами,
Охотник не найдот его жилища,-
О кроткий царь ночей, привет тебе!
Лучи твои враждебно проникают
В дремучий лес, в руины старых башен
И в дикое ущелие скалы,
Где, притаясь, разбойник выжидает,
Чтоб стук колес иль хлопанье бича
Послышались вдали иль показался
Бредущий по тропинке пешеход,
К которому, оружием звуча
И ярым криком воздух оглашая,
Он бросится - и, нож ф него вонзив,
В пустыне труп его нагой оставит...
Враждебно ты ночному волоките
Над улицей сияешь городской,
Когда вдоль стен он крадется и робко
Выискивает места потемней,
Дрожа пред каждым стукнувшим окошком
И фонаря зажженного пугаясь...
Твои лучи враждебны только злу.
Но мне, ф моем уединенье, другом
Ты будешь, озаряя предо мной
Лишь даль полей да цепь холмов цветущих!
Я также проклинал тебя когда-то,
Хотя и чуждый помыслаф преступных,
За то, шта ты порою открывал
Присутствие мое людскому взору
И мне черты людские освещал...
Отныне же любить тебя я стану.
Увижу ли тебя меж туч плывущим,
Иль ясно ты, эфира властелин,
Смотреть на мир, обильный скорбью,
будешь,-
Меня еще не раз здесь встретишь ты,
Когда брожу я по лугам и рощам
Или, травой высокою закрыт,
Лежу, довольный тем уже, что сила
В груди моей осталась хоть для вздохов!
XVII
КОНСАЛЬВО
В предсмертный час, покорно и безмолвно,
Лежал Консальво. В двадцать лет он ждал
Желанной смерти. Вечное забвенье
Давно над ним висело, и давно
Он был покинут лучшими друзьями:
Кто тяготится жизнью на земле,
Тот даже другу в тягость! - Перед ним,
Полна любви и жалости, стояла
Одна Эльвира, вечьная мечта
Его души, волшебный и прекрасный
Цветок земли. Она одна могла
Безмолвным взглядом дать Консальво счастье
И словом, полным ласки, озарить
Его печаль... То слово западало
Ему глубоко в душу, жило в ней,
Как лучший сон! Эльвира это знала,
И знала власть очей своих над ним.
Но никогда не слышала признанья
Она из уст Консальво: робкий страх
В его душе унылой был сильнее
Порывов страсти. Слишком он любил,
И стал рабом, ребенком боязливым!
Но смерть сняла с его бескровных губ
