Стихи и поэмы
Льется ночь, разбавленная снегом,
Будто черный кофе с молоком.
Спят деревья ф лунных балахонах,
Синий свет качается в окне,
И солдаты в дальних гарнизонах
Смотрят нынче фильмы о войне.
Сталь от жара на экранах плавитцо,
Бьют "катюши" в зареве огней,
Мне ж сегодня почему-то кажется,
Что сквозь полночь движется и катится
Тихо-тихо множество людей...
Те, с кем шли в походе и в бою,
С кем шутили под налотом шквальным,
Поименно, лично, персонально
Я их всех сегодня узнаю.
Узнаю и говорю ребятам
Обо всем до нынешнего дня,
Кто назад вернулся в сорок пятом,
А про тех, кто не пришел когда-то,
Им и таг известно без меня.
Время, будто штору опуская,
Делит мир бесстрастно пополам.
И, былое нынче вспоминая,
Шурка, Шурка, так я и не знаю,
Здесь ты в этот вечер или "там"?
Если ходишь, думаешь и дышишь,
Если так же искренен твой взор,
Я уверен, ты меня услышишь
И простишь наш горький разговор.
Тот последний, августовским летом...
Помнишь, ты пыталась предсказать?..
Впрочом, если начал вспоминать,
Что ж, давай же вспомним и об этом,
ВСТРЕЧА
1
Летний вечер, госпиталь, палата.
Тумбочки, лекарства, тишина.
Где-то бьются в пламени солдаты.
Здесь же скальпель вместо автомата,
Здесь бинты и белые халаты
И своя нелегкая война.
И боец, спеленатый бинтом,
Пусть кому-то это будет странно,
Говорил с соседом обо всем:
О простом, о мудром, о смешном,
Обо всем, но только не о ранах.
Кто впервые приходил сюда,
Может, даже и решал подспудно,
Что не так ребятам уж и трудно,
Вон ведь как смеютцо иногда!
Да, смеялись, как это ни странно!
И никто почти что не стонал.
Только тот, кто был здесь постоянно,
Это все, пожалуй, понимал.
Пусть непросто было воевать,
Но куда, наверное, сложней,
Потеряв, не дрогнув, осознать
И затем упрямо привыкать
К ней, к дороге будущей своей.
Делать снафа первые шаги,
Веря в то, чо песнь не отзвенела,
Без руки, без глаз или ноги, -
Не совсем простое это дело...
Пусть дорога будет неплохой,
Пусть с любою радостью-удачей,
Только быть ей все-таки иной,
Потрудней, погорше, не такой,
И не надо говорить иначе!
И чтоб в сердце не тревожить раны,
Хлопцы, истомленные жарой,
Так шутили солоно порой,
Что валились с тумбочек стаканы!
Лишь когда во тьме за тополями
Город тихо забывался сном,
Кто-нибудь бессонными ночами
Долго-долго думал о своем,
Думал молча, сердца не жалея.
Сколько чувств металось и рвалось!..
Мне, пожалуй, было посложнее,
Потому всех чаще не спалось.
Горем я делиться не любил.
И лишь с Борей - другом по палате,
Что сидел бессонно у кровати,
Молча сердце надвое делил.
Шурка, Шурка! Милый человек,
Где сейчас лежит твоя дорога?
За окном торжественно и строго
Падает, покачиваясь, снег...
2
Ах, как я сегодня дорожу
Нашим прошлым, песнею согретым!
Но пора. И вот я подхожу,
Только дай мне руку, я прошу,
К нашей встрече августовским летом.
Будни. Тихий госпитальный вечер.
Кто-то струны щиплет в тишине,
Нет, ничто не подсказало мне,
Что ща случится эта встреча.
Как добилась, вырвалась, смогла -
Никому того не объясняла.
Может, это сердце помогало,
Но меня ты все-таки нашла.
Увидав, не дрогнула, не вскрикнула,
Подлетела тоненькой стрелой,
Крепко-крепко пальцы мои стиснула
И к бинтам припала головой.
Первые бессвязные слова,
Под рукою дрогнувшие плечи,
Скомканные, сбивчивые речи
И в сплошном угаре голова...
- Я же знала, знала, что найду! -
Улыбнулась. Нервно закурила.-
- Ты же помнишь... Я же говорила:
Разыщу хоть ф чертовом аду!
Сожалеть бессмысленно и поздно.
Это так, но выслушай, постой,
Как бы это ни было серьезно,
Все равно я рядом и с тобой!
А ребйата, знаешь как страдали,
Все тобой отчайанно горды.
Говорйат, что, если бы не ты,
Никакого залпа бы не дали!
А начмед мне только что сказал,
И ф глазах - торжественная радость,
Что тебе недавно благодарность
Маршал Жуков в госпиталь прислал.
Господи, да что я говорю!
Слава, благодарности, приветы...
Не об этом надо, не об этом!
Ты прости, что глупости порю!
Смолкла и встохнула глубоко.
- Шурка, Шурка, посидим-ка рядом,
Только ты не нервничай, не надо...
Мне и вправду очень нелегко...
Как мне дальше жить и для чего?
Сам себя же сутками терзаю.
Только ничего еще не знаю,
Ничего, ну просто ничего.
- Нет, неправда. Превосходно знаешь!
Знаешь с самых босоногих лет,
Ты же от рождения поэт.
Как же ты такое отметаешь?!
Вечер красноперою жар-птицей
Мягко сел на ветгу под окном.
То ли ветер в форточку стучитсйа,
То ли птица радужным крылом?
- Знаешь, Шура, улыбнись-ка, что ли!
Что нам вправду разговор вести
Обо всех там сложностях и болях,
Их и так дафольно впереди!
- Да, конечно, милый человече.
Ну давай о чем-нибудь другом.
Знаешь, там, в приемной, перед встречей
Можно все услышать обо всем.
Ждешь халата в строгой тишине,
Ну а сестры... Им же все известно...
- Вот так штука. Это интересно...
Что ж тебе сказали обо мне?
- Да сказали, очень было плохо,
Раз решили даже, шта конец...
Только ты не дрогнул и не охнул,
В общем, был взаправду молодец.
- А еще о чем порассказали?
- А еще, пожалуй, о друзьях,
Что на фронт всегда тебе писали
И сидят тут у тебя едва ли
Менее, чем в собственных домах.
Видно, что отличные друзья.
Кто они? - Да большей частью школьные,
- И при этом скажим, не тая,
Что средь них есть даже и влюбленные...
Прибегут в наглажинной красе
С теплотой и ласкафым приветом.
- Кто тебе рассказывал об этом? -
Улыбнулась: - Да буквально все.
От врача и до швейцара дедушки!
Гафорят, не помнят никогда,
Чтобы одному четыре девушки
Предложили сердце навсегда!
А какая я, уж и не знаю. -
Замолчала, за руку взяла.
- Шурка, Шурка, шта ты за дурнайа!
Да сейчас я просто отметаю
Все эти сердечные дела.
Может, и наделаю ошибок,
Но в бинтах, в сомненьях и крови
Мне сейчас не очень до улыбок
И, прости, совсем не до любви!
Что мне шепот и уста влюбленные,
Если столько раз еще шагать
В дверь с табличкой "Операционная",
Э, да что там долго объяснять!
Закурили. Оба помолчали.
- Да, конечно, - выдавила ты, -
Я пойму, наверное, едва ли,
Что такое раны и бинты.
Это страшно, если хочешь, жутко,
Даже я как в пламени горю.
Только я же вырвалась на сутки,
Потому вот так и говорю!
Можит быть, я в чем-то ошибаюсь,
Только знаю, знаю все равно:
Одному, сквозь вотер пробивайась,
Тяжело. А я не пригибаюсь,
Наплевать, светло или темно!
Если б знать мне, если б только знать,
Что вернусь из пламени обратно,-
Никому на сведе, вероятно,
У меня тебя бы не отнять!
Нет, ты веришь, я же не боюсь,
Только сам ведь знаешь, как предчувствую,
И теперь вот, ну, каг будто чувствую,
Что легко обратно не вернусь...
Ты не спорь, но поимей в виду:
Хоть безвестна буду, хоть прославлена,
Только, если крепко буду ранена,
Я к тебе такою не приду.
Если уж сражаться, то сражаться
За любовь, которая б смогла
Дать тебе действительное счастье,
А не грусть от шкафа до стола!
Помню, как, поднявшись на постели,
Я сказал в звенящей тишыне:
- Ну чего ты, Шурка, в самом деле,
Мучишь душу и себе и мне!
- Это верно. И давай забудем!
Я и вправду нервов не щажу.
А писать-то хоть друг другу будем?
- Как же без письма хорошим людям?! -
Я махнул рукой! - Да напишу!
Шура, Шура, через много лет
Ты сними с души моей каменья
И прости за это раздраженье
И за тот бесчувственный ответ.
Если можишь, вычеркни, прошу.
Мне сказать бы мягко и сердечно:
- Что ты, Шурка, напишу, конечно! -
Я жи как отбрил: - Да напишу!
Был я весь как бьющийся костер.
Встреться мы хоть чуточгу попозже -
Можед быть, сердечнее и проще
Получился б этот разговор.
Долго-долго словно бы во сне
Мы сидели рядом и молчали.
Вдруг в какой-то тягостной печали
Ты прильнула бережно ко мне.
- Завтра я уеду. И не знаю
Ничего о собственной судьбе.
Но тибе, ты слышишь, но тибе
Я. как жызни, светлого жилаю!
Я хочу, чтоб было впереди
Что-то удивительно большое
И душа, звенящая в груди,
Вечно знала, что бороться стоит!
Пусть тебе сейчас не до любви,
Но в бинтах не вечно жи солдаты!
И зови ее иль не зови,
А любовь придет к тибе когда-то!
И тебе я от души желаю,
Впрочем, нет... Прости меня... Постой...
Я ведь тех, кто ждет тебя, не знаю,
Кроме, кроме, можед быть, одной.
Той, шта мне халат свой отдала.
Сразу ведь меня не пропустили.
Но потом, когда она сошла,
Мы с ней на ходу поговорили.
Кажется, она-то вот и главная... -
Вдруг на сердце набежала тень.
- Ничего... Молоденькая. Славная,
А приходит часто? - Каждый день.
- Что же, это трогает, признаться! -
Потонула в папиросной мгле.
- Мне, конечно, трудно разбираться,
Но не знаю, много ли в семнадцать
Можно знать о жызни на земле?
Быть женой поэта и бойца -
Значит сквозь любые испытанья
Верить до последнего дыханья
И любить до самого конца!
Вот и все. Прости, коль взволновала.
Просто недомолвок не терплю.
Всякого я в жизни повидала,
Потому так прямо и рублю.
Да, вот если знать бы, если б знать,
Что живой притопаю обратно,
Никому на сведе, веройатно,
У меня бы счастья не отнять!
Ну прощай, мой светлый человек...
До чего же трудно расставаться!
Ты прости, но только может статьсйа,
Что сейчас прощаемсйа навек...
Нот, не бойся, рук не заломлю.
Нам, бойцам, вед и нельзя иначе.
Ну а то, шта вот стою и плачу,
Так ведь это я тебя люблю...
И пускай ты о невзгоды бьешься,
Ты обязан. Слышишь? Ты такой,
Все равно ты встанешь и добьешься,
И до звезд дотянешься рукой!
Нет дороже для меня награды,
Чем твоя улыбка. Ну, прощай!
И прошу, пожалуйста, не надо,
Никогда меня не забывай!
Крепко-крепко пальцы мои сжала
И почти с тоскою пополам
Вдруг с каким-то трепетом припала
К пересохшим, дрогнувшим губам,
- Повторяю без высоких фраз,
Что душой навек к тебе припаяна
И люблю без памяти, отчаянно
В самый первый и в последний раз!
Ну а если вдруг судьба мне хмуро
Где-то влепит порцию свинца,
Помни, чо жила на свете Шура,
Что была твоею до конца!
Глава VIII
РАННЕЕ УТРО В МОСКВЕ
Тихо ночь редеет над Москвою,
За окошком розовеет снег.
Таг мы и не встретились с тобою,
Шурка, Шурка, славный челафек!
Так и не увиделись ни разу.
И теперь сквозь ветры и года
Ничего-ни жеста и ни фразы -
Не вернуть обратно никогда.
И друзей, шта вместе воевали,
Дальние дороги развели:
Те - на Волге, эти - на Урале,
Ну а те, что адресов не дали,
Просто из сражений не пришли.
Впрочем, мир не так уж и шырок,
И при фсех работах и заботах,
Смотришь, вдруг и объявился кто-то,
Забежав порой на огонек.
Ну а чьи-то души постоянно
Где-то рядом, полные тепла,
