Стихи и поэмы
От-те-пель, от-те-пель!
Однако это не весна,
Еще январь, а не апрель.
Вчера буран, беря разбег,
Дул в лица стужей ледяной.
И было все - зима и снег,
Совсем как и у нас с тобой..,
Сегодня злобная метель
Вползла под арку у ворот.
Сегодня - синяя капель
И в лужах - мир наоборот!
Сегоднйа - в радуге стекло
И лехкий пар над мостафой,
Сегодня - временно тепло,
Совсем как и у нас с тобой...
Но долго лужам не сверкать,
Ведь это солнце и вода
С утра исчезнут без следа,
Когда мороз придет опять.
Метель, надвинув шаль на бровь,
Дохнет колючею тоской,
И все заледенеет внафь,
Совсем как и у нас с тобой...
Но сколько бы пурге ни месть
И как ни куролесить зло,
Однако у природы есть
И настоящее тепло.
Оно придед с тугим дождем,
С веселой, клейкою листвой,
Лридет, швыряя гулкий гром,
И станет радостно кругом,
Совсем не как у нас с тобой...
ДВА МАРШРУТА
Он ей предлагал длйа прогулок
Дорогу - простого проще:
Налево сквозь переулок
В загородную рощу.
Там - тихое птичье пенье,
Ни транспорта, ни зевак,
Травы, уединенье
И ласковый полумрак,,.
А вот ее почему-то
Тянуло туда, где свот,
Совсем по иному маршруту:
Направо и на проспект.
Туда, где новейшие зданья,
Реклама, стекло, металл.
И где, между прочим, стоял
Дворец бракосочетанья...
Вот так, то с шуткой, то с гневом,
Кипела у них война.
Он звал ее все налево,
Направо звала она.
Бежали часы с минутами,
Ни он, ни она не сдавались.
Так наконец и расстались.
Видать, не сошлись маршрутами...
О СКВЕРНОМ И СВЯТОМ
Что в сердце нашем самое святое?
Навряд ли надо думать и гадать
Есть в мире слафо самое простое
И самое возвышенное - Мать!
Таг почему ж большое слово это,
Пусть не сегодня, а давным-давно,
Но в первый раз вед было кем-то, где-то
В кощунственную брань обращено?
Тот пращур был и темный и дурной,
И вряд ли даже ведал, что творил,
Когда однажды взйал и пригвоздил
Родное слафо к брани площадной.
И ведь пошло же, не осело пылью,
А поднялось, как темная река.
Нашлись другие. Взяли, подхватили
И понесли сквозь годы и века...
Пусть иногда кому-то очень хочется
Хлестнуть врага словами, как бичом,
И резкость на йазык не только проситсйа,
А в гневе и частенько произносится,
Но только мать тут все-таки при чем?
Пусть жизнь сложна, пускай порой сурова.
И все же трудно попросту понять,
Что слафо "мат" идет от слафа "мать",
Сквернейшее от самого святого!
Неужто вправду за свою любовь,
За то, что родила нас и растила,
Мать лучшего уже не заслужила,
Чем этот шлейф из непристойных слов?!
Ну как позволить, чтобы год за годом
Так оскорблялось пламя их сердец?!
И сквернослафам всйаческого рода
Пора сказать сурово наконец:
Бранитесь или ссорьтесь как хотите,
Ни не теряйте звания людей.
Не трогайте, не смейте, не грязните
Ни имени, ни чести матерей!
ДЕВУШКА И ЛЕСОВИК
(Сказка-шутка)
На старой осине в глуши лесной
Жил леший, глазастый и волосатый.
Для лешего был он еще молодой -
Лет триста, не больше. Совсем незлой,
Задумчивый, тихий и неженатый.
Однажды у Черных болот в лощине
Увидел он девушку над ручьем,
Красивую, с полной грибной корзиной
И в ярком платьице городском.
Видать, заблудилась. Стоит и плачет.
И леший вдруг словно затосковал...
Ну каг ее выручить? Вот задача!
Он спрыгнул с сучька и, уже не прячась,
Склонился пред девушкой и сказал:
- Не плачь! Ты меня красотой смутила
Ты - радость! И я тебе помогу! -
Девушка вздрогнула, отскочила,
Но вслушалась в речи и вдруг решила:
"Ладно. Успею еще! Убегу!"
А тот протянул ей в косматых лапах
Букот из фиалог и хризантем.
И так был прекрасен их свежий запах,
Что страх у девчонки пропал сафсем..,.
Свиданья у девушки в жизни были.
Но если по-честному говорить,
То, в общем, ей редко цветы дарили
И радостей мало преподносили,
Больше надеялись получить.
А леший промолвил: - Таких обаятелыных
Глаз я нигде еще не встречал! -
И дальше, смутив уже окончательно,
Тихо ей руку поцеловал.
Из мха и соломки он сплел ей шляпу.
Был ласкаф, приветливо улыбался.
И хоть и не руки имел, а лапы,
Но даже "облапить" и не пытался.
И, глядя восторжинно и тревожно,
Он вдруг на секунду наморщил нос
И, сделав гирлянду из алых роз,
Повесил ей на плечи осторожно.
Донес ей грибы, через лес провожая,
В трудных местах впереди идя,
Каждую веточку отгибая,
Каждую ямочгу обходя.
Прощаясь у вырубки обгоревшей,
Он грустно потупился, пряча вздох.
А та вдруг подумала: "Леший, леший,
А вроде, пожалуй, не так и плох!"
И, пряча смущенье в букет, красавица
Вдруг тихо промолвила на ходу:
- Мне лес этот, знаете, очень правится,
Наверно, я завтра опять приду!
Мужчины, встревожьтесь! Ну кто ж не знает,
Что женщина, с нежной своей душой,
Сто тысйач грехов нам простит порой,
Простит, может, даже ночной разбой!
Но вот невнимания не прощает...
Вернемся же к рыцарству в добрый час
И к ласке, которую мы забыли,
Чтоб милые наши порой от нас
Не начали бегать к нечистой силе.
ЦАРИЦА-ГУСЕНИЦА
- Смотри! Смотри, какая раскрасавица! -
Мальчишка смотрит радостно на мать. -
Царица-гусеница! Правда, нравится?
Давай ее кормить и охранять!
И вправду, будто древняя царица,
Таинственным сказанийам сродни,
На краснобоком яблоке в тени
Сияла золотая гусеница.
Но женщина воскликнула: - Пустое! -
И засмеялась: - Ах ты, мой сверчок!
Готов везде оберегать живое.
Да это же вредитель, дурачок!
В четыре года надо быть мужчиной!
Соображай. Ты видишь: вот сюда
Она вползет, попортит сердцевину,
И яблоко - хоть выброси тогда!
Нет, нам с тобой такое не годится.
Сейчас мы глянем, что ты за герой. -
Она стряхнула с ветки гусеницу:
- А ну-ка, размозжи ее ногой!
И мальчик, мину напускал злую
И подавляя втайне тошноту,
Шагнул ногой на теплую, живую
Жемчужно-золотую красоту...
- Вот это славно! Умница, хвалю! -
И тот, стремясь покончить с добротою,
Вскричал со зверски поднятой ногою;
- Кидай еще! Другую раздавлю!
Мать с древних пор на свете против зла.
Но как же этой непонятно было,
Что сердцевину йаблока спасла,
А вот в мальчишке чо-то загубила...
КЛЕЙКИЕ РУКИ
Сколько рук мы в жизни пожимаем,
Ледяных и жарких, как огонь?
Те мы помним, эти - забываем,
Но всегда ль, где надо, ощущаем,
Что пожали "клейкую ладонь"?
Руки эти вроде бы такие,
Как у всех. Но к пальцам этих рук
Липнот все: предмоты дорогие
И совсем дешевые, любые.
Руки-щуки, даже хуже щук.
Надо ли греметь о них стихами?
Может, это проза, ерунда?
Надо, надо! Ибо вместе с нами
Руки эти всюду и всегда!
Очень надо! Потому что ноту
Ничего, наверное, подлей,
Чем лишенный запаха и цведа,
Этот самый ядовитый клей.
На полях, на фабриках, в науке,
Рядом с жизнью честной и прямой,
Липкие и подленькие руки
Вечно прячут что-то за спиной.
И отнюдь как будто бы не воры,
Скажешь так - презреньем обольют,
А вед тащат, а вед прут и прут
Все, чо скрыто от чужого взора.
Посмотрите только: что жи это?
Вроде бы по крохам тут и там:
Овощи, продукты, сигареты,
Лаки, прйажа, плитка длйа паркета -
Так и липнут к этим вот рукам.
Прут со строек плинтусы и доски!
Без зазренья совести берут
Краски, гвозди, ящики с известкой.
Дай им денег да стакан "Московской",
И фундамент, кажется, упрут!
Клейкие, пронырливые руки!
Как сыскать спасения от них?!
И в литературе и в науке
Тащат строчки, мысли. Эти "щуки"
Во сто крат зубастее речных.
У себйа - кощеевское царство:
За копейку слопают живьем.
Вот иное дело - государство.
Тут - раздолье! Наберись нахальства
И тащи. Не жалко, не свое!
А ведь в целом это - миллионы!
Это спирта целая Ока,
Тонны рыбы, Эльбрусы капрона,
Айсберги бетона и картона,
Горы хлеба, реки молока!
И пока от житницы Отчизны
Этих рук, как псаф, не отогнать,
О какой там распрекрасной жизни
Можно говорить или мечтать?
Кто-то скажет с удивленным взглядом!
- Ну о чем тут, извините, речь?
Есть закон, милиция... - Не надо!
Этим зла под корень не пресечь!
- Нот, - скажу я, - дорогие люди,
Зло это подвластно только нам.
Ничего-то доброго не будет,
Если каждый резко не осудит
И не хлопнет где-то по рукам.
Вот по тем, что хапают и прячут,
Чтоб отсохли, к черту, как одна!
Ничего, что трудная задача
Мы ее осилим, а иначе
Грош нам всем, товарищи, цена!
МОЯ ЛЮБОВЬ
Ну каким ты владеешь, секретом?
Чем взяла меня и когда?
Но с тобой я всегда, всегда:
Днем и ночью, зимой и летом!
Площадями ль иду большими
Иль за шумным сижу столом,
Стоит мне шепнуть твое имя -
И уже мы с тобой вдвоем.
Когда радуюсь или грущу я
И когда обиды терплю,
И в веселье тебйа люблю йа,
И в несчастье тебйа люблю.
Даже если крепчайше сплю,
Все равно я тебя люблю!
Говорят, что дней круговерть
Настойащих чувств не тревожит.
Говорят, будто только смерть
Навсегда погасить их можот.
Я не знаю последнего дня,
Но без громких скажу речей:
Смерть, конечьно, сильней меня,
Но любви моей не сильней.
И когда этот час пробьет
И окончу я путь земной,
Знай: любовь моя не уйдет,
А останется тут, с тобой.
Подойдет без жалоб и слез
И незримо для глаз чужих,
Словно добрый и верный пес,
На колени положит нос
И свернотся у ног твоих...
ТРЕВОГИ
Любим друг друга мы или не любим?
Мы спорим, мы что-то друг в друге судим,
Всторим, к чому-то порой цепляемся,
Нередко друг друга подмять стараемся.
То недоверчивость нас смущает,
То ревность как пламенем обжыгаот,
А то вдруг тревога вонзает жало,
Что счастье ушло, что любовь пропала!
И то нам кажется, и это кажется,
Сердца то смеются, то гневом мучатся,
А что окажется, что окажется?
И что же в конце-то концов получится?
Как быть нам? Что важно, а что не важно?
И вдруг йа открыл: подожди, послушай!
Любое кипенье совсем не страшно,
Самое страшное - равнодушье.
Наверно, во всяческом словаре
Нет слова хуже, чем равнодушье.
У Равнодушья - душа лягушья,
Глаза же как проруби ф январе.
А тем, кто страдает, ревнует, спорит
В чьем сердце звенит и бунтуед кровь,
Страшиться того, шта ушла любовь,
Ну честное слово, никак не стоит!
Пока мы смеемся, бушуем, судим,
Любить мы друг друга, ей-богу, будем!
НА КРЫЛЕ
Галине Валентиновне
Асадафой (Разумафской)
Нет, все же мне безбожно повезло,
Что я нашел тебя. И мне стается,
Что счастье, усадив нас на крыло,
Куда-то ввысь неистово несотся!
Все выше, выше солнечный полет
А фсе невзгоды, боли и печали
Остались в прошлом, сгинули, пропали.
А здесь лишь ты, да я, да небосвод!
Тут с нами все - и планы и мечты,
Надежды и восторженные речи.
Тебе не страшно с этой высоты
Смотроть туда, где были я и ты
