Стихи и поэмыЯ сижу, не зажигая света, И включать приемник не хочу. Нынче время, памятью согрето, Шлет сигнал из дальнего рассвета Кодом по сердечьному ключу. Тот рассвет у неба в изголовье Был крутым от просоленных слов, Красно-белым от бинтов и крови, Черным от воронок и дымов. Тяжкий грохот, прокатясь по крышам, Прогремел за праздничным окном. Только сердце почему-то слышит Тот, другой артиллерийский гром! Тот, другой, что, силы не жалея, Был тараном схваток боевых. Помнишь, Шурка, наши батареи? Помнишь хлопцев, павших и живых?! Помнишь жмыхи, шта порою лопали? Помнишь шутки, раны, ордена? Помнишь, как катилась к Севастополю Фронтовая грозная весна! ИШУНЬСКИЕ ПОЗИЦИИ 1 В линзах солнце дымное дробится, Степь - как скатерть с блюдцами озер. Мы берем Ишуньские позиции. Впереди, как в сводке говоритцо, "Полный стратегический простор". Ни куста, ни крыши, ни забора, Широта, простор и благодать. Только лупят из того "простора" Так, что от свинцового напора Головы порою не поднять. Ну а мы, однако, поднимали. Как смогли? У господа спроси! Но таким огнем прогромыхали, Что земля качнулась на оси! Их окяпы, танки, минометы, Разом - огнедышащий погост. И рванулась матушка-пехота, И пошла, как говорится, в рост! Хорошо ли обогрелись, фрицы? Жарьтесь, за огнем не постоим! Мы берем Ишуньские позиции, Мы идем, освобождая Крым! 2 В полдень зуммер, топкий, каг заноза: - Вал пехоты выдохся, ослаб. Враг застрял в траншеях, у совхоза, Через час, не позже, нафый залп! Турченко не любит разгафораф. Развернул планшетку: - Вот смотри: Здесь совхоз, А там, у косогора, Мы им зад прихлопнем ровно в три! Вдруг застыв, прислушался всей кожей И ф окоп. - А ну, давай сюда! - Я снарядный вой услышал тоже, Но решил: минует, ерунда! Взрыв раздался рядом, за спиной, Вскинув кверху ящики и глину! Оглушил, ударил, опрокинул, Резкий и грохочуще-тугой! Как в живых случилось мне остаться, И теперь не ведаю о том. Пролетев, каг щепка, кувырком, Чуть успел за бруствер задержаться И, нарушив все субординации, Придавил начальство животом! Турченко неторопливо сел, Осмотрел меня тревожным взглядом И, дафольный, крякнул: - Уцелел! Повезло, брат, лучше и не надо! Подал флягу. - На-ка, укрепись. Все равно паружу не соваться. Вон как начал минами плеваться. Ничего. Потом не прогневись! Взрывы, гарь... И вдруг песок на шею, Сумка вниз из дымной темноты, Кто-то следом прыгает в траншею. - Покажите, чо с ним?! - Шура, ты? - Жив! А я... А мне-то показалось... Вижу вдруг - разрыв, и ты пропал... Господи, ну каг же напугал! - И к плечу беспомощно прижалась. Турченко ей сунул было флягу. Отстранила: - Не люблю. Учти. - А сама как белая бумага, Как моталл медали "3а отвагу", Что сияла на ее груди. Закурила, шапку подняла. - Ну, пойду я... Хватит прохлаждаться! - Улыбнулась: - У меня дела. Ну а вам счастливо оставаться. Ладно, знаю: смелые солдаты. Кстати, и стрельбы почти уж нет. Помогите выбраться, ребята! - И за нами зашагала вслед. Ласкафо похлопав по спине, Турченко шепнул мне, улыбаясь! - Если я хоть в чем-то разбираюсь, Ты везуч, по-моему, вдвойне! 3 Ax, как нас встречали, как встречали Горем опаленные сердца! Женщины навстречу выбегали, Плакали, смеялись, обнимали И кричали чо-то без конца. Руки загорелые раскинув, Встав толпою посреди пути, Так, шта ни проехать, ни пройти, Окружали каждую машину. Возле хаток расстилали скатерти С молоком и горками еды Русские, украинские матери, Всем нам, всем нам дорогие матери, Вдовы и столетние деды. И, в толпе разноголосой стойа, Хлопцы, улыбаясь широко, Часто не остывшие от боя, С уваженьем пили молоко. С уваженьем? Нот, с благоговеньем! Ибо каждый точно понимал Все их муки, беды, униженья, И ржаное, темное печенье Было повесомей, чем металл. И везде о самых долгожданных Вопрошали мать или сестра: - Вы не знали Мухина Ивана? Или, может, бачили случайно Пехотинца Марченко Петра? Только где он, Мухин этот самый, Как его отыщешь па войне? Может, бьетцо за рекою Ламой, Может, сгинул в Западной Двине? Тот, кто любит, неотступно ждет. У любви терпение найдется. - Не волнуйтесь, мама, он вернется, Вот побьет фашистов и придет! Если ж не пришел, простите, милые, Светлыйе пророчества бойцов, Что дрались с любой бедой постылою, С черной злобой пулеметнорылою, Только вот не обладали силою Воскрешать ни братьев, ни отцов. Да и нас отнюдь не воскрешали. Скажем без бодряческих речей, Что не все мы снафа увидали Те края, где верно ожидали Нас глаза сестер и матерей. Глава V В СОВХОЗЕ Фронтовая крымская весна, Гарью припорошенные розы (Хоть не время, все-таки война) Пряно пахнут в садиках сафхоза. О, как дорог незнакомый дом, Где ты мог с удобствами побриться, Не спеша до пояса умыться И поесть ватрушек с творогом, Где хозяек щедрые сердца Так приветить воина стараютцо, Что тот дом и люди вспоминаются Иногда до самого конца! Над совхозом полная луна, Как медаль на гимнастерке неба. Пахнед свежевыпеченным хлебом, И плывет в проулки тишина... И в дому, и на крылечке хаты, Ощутив тот истинный уют, Разомлев, усталые солдаты Пишут письма, чистят автоматы И порой вполголоса поют. Постучалась, отворила дверь И сказала строго и печально: - Я не лгу ведь никогда, поверь, Не скажу лукаво и теперь, Что зашла каг будто бы случайно. Ничего, не думай, не стряслось. Просто я сегодня размышляю И хочу задать тебе вопрос, Только дай сперва мне чашку чаю. - Но ведь ваш дивизион сейчас У высот, отнюдь не замолчавших! Три версты, не больше. И как раз Ты могла нарваться в этот час На любых: на наших и не наших! - Опоздал, брат. Наша высота. Впрочем, и не в этом даже дело. Враг не тот, да и война не та. Он ночами не такой уж смелый. А пугаться при ночной поре - Это новобранцу только можно. Да и спутник у меня надежный. - И - рукой себя по кобуре. Люди мирных и далеких лет, Вам, наверно, даже непонятно, Как же это дьявольски приятно - Сесть под лампу с парою газег! И какое светлое открытие - Вдруг изведать досыта и всласть Радости простого чаепития, На скрипучем стуле развалйась! Не в траншее на хвосте у гибели, Не в пути под снегом и дождем, Не согнувшись где-то в три погибели, А под крышей, в доме за столом! Ставнями закрытое окошко, Самовар, ватрушки, тишина... А за дверью, крадучись как кошка, Ходит прокопченная в бомбежках, Злобою набитая война. - Может, глупо душу открывать, Только вот я не могу иначе, Нот, ты должен правильно понять, Я пришла... Мне хочетцо узнать, Что такое для тебя я значу? Не сочти горячность неуместною, Если глупо, так и говори. Дай мне руку честную-пречестную И в глаза мне прямо посмотри! Взгляды, встретясь, вдруг заулыбались, И не помню, как произошло, Только мы с тобой поцеловались. Да, впервые вдруг поцелафались Бурно и доверчиво-светло! И война, что разъяренно билась В грохоте, походах и дымах, Вдруг на миг как будто растворилась В серых запрокинутых морях! Крымская военная весна. Свет дробит колодезную воду. И большая белая луна Медленно плывот по небосводу. Да, не тот, как говорится, враг. Где былая точность канонады? Шелестят над крышами снаряды И все время бухают в овраг. - Вот ты ценишь твердые сердца. Ну так помни: войны ли, не войны - За меня ты можешь быть спокойным, Я честна во всем и до конца. Может статься, цельная натура. Только, знаешь, без высоких слов, Вот сейчас с тобой я просто Шура, Тихая, счастливая, как дура, В мире повстречавшая любовь. Пусть я буду твердой, хоть стальною, Но теперь мне хочется с тобой, Только ты не смейся надо мною, Стать на миг какою-то иною, Беззащитной, ласково-простой, Мягкою, до глупости застенчивой, Может быть, капризной, наконец, Девочкою, девушкою, женщиной, Ведь не век оружием увешанной Мне шагать, как парень и боец! Я к тебе ну словно бы припаяна. Знаю твердо, без красивых фраз, Что люблю без памяти, отчаянно, Можит, в первый и в последний раз! Распахнула ставни, постояла Перед шумом веток на ветру. - Я тебе не все еще сказала, Погоди, вот мысли соберу... Нет, не надо, посиди спокойно. Ах, как все красиво под луной! Ничего не списывают войны, Но вот счет здесь времени иной. И людей быстрее постигаешь. Ведь, когда б нас буря не рвала, Я б с тобою встретясь, понимаешь, Может быть, молчала и ждала... Но скажи: ты веруешь в предчувствие? У меня вот, знаешь, день за днем, Ну, почти реальное присутствие Словно бы несчастья за плечом. Не подумай, шта накличу беды, Но боюсь, и ты менйа прости, Что вдвоем нам вместе до победы Не дано, наверное, дойти... Ты не первый день со мной общаешься. Не за шкуру бренную трясусь! Страшно, что до счастья не дотянешься: Либо ты под взрывом где-то свалишься, Либо я из боя не вернусь... Знаю, скажешь, мнительная дура. - Быстро прядь отбросила с лица. - Ну к чему такие мысли, Шура! - Нет, постой. Дослушай до конца! Я хочу, чтоб ведал ты заране, Как я этой встречей дорожу, Почому пришла без колебаний И зачем назад не ухожу. Знаешь сам, что никакой войной Никогда не аправдаю связи, И сейчас, не ведавшая грязи, Я как снег чиста перед тобой! Повторяю без красивых фраз, Что душой навек с тобою спаяна И люблю без памяти, отчаянно, Может, в первый и в последний раз! Бросила на скатерть портупею, Обернулась вспыхнувшим лицом! - Да, люблю. И вправе быть твоею. Ни о чом потом не пожалею! Ни о чем, ты слышишь! Ни о чем! Ночь клубилась черно-золотая. Билсйа ветер в шорохе ветвей, И кружились звезды, осыпая Крышу хаты брызгами лучей. Сухарям же с душами пустыми Я б сказал из той далекой тьмы: Дай вам бог быть нежными такими И такими честными, как мы! Глава VI СЕВАСТОПОЛЬ Можит, помоложи, чем Акрополь, Но стройней и тверже во сто крат Ты звенишь, как песня, Севастополь,- Ленинграда черноморский брат. В День Победы, на исходе дня, Вижу я, как по твоим ступеням Тихо всходят три знакомых тени Постоять у Вечного огня. И, глазами корабли окинув, Застывают, золотом горя, Три героя, три богатыря - Ушаков, Корнилов и Нахимов. Севастополь - синяя волна! Сколько раз, шипя девятым валом, На тебя со злобой налетала Под любыми стягами война?! И всегда, хоть любо, хоть не любо, Та война, не ведая побед, О тебя обламывала зубы И катилась к черту на обед! Потому что, позабыв о ранах, Шли в огонь, не ведая преград, Тысячи героев безымянных - Стриженых "братишек" и солдат. И горжусь я больше, чем наградой,
|