Стихи и поэмы
Ах, не то! Не в этом вся причина!
Да, я винафат перед тобой!
Но ведь ты простишь меня, Галина?
Только что я? У нее беда,
Я ж примчусь кудахтать, словно квочка:
"Ах, ошибся..." Глупость! Ерунда!
Ничего тут не было, и точка!
- Ну, геолог, шта сидишь в печали? -
Танин голос будто в сердце нож! -
Отчего купаться не идешь?
Письма, что ли, душу истерзали?
Громаф вспыхнул, встал и, помолчав,
Произнес, не подымая взгляда:
- Я не знаю, кто и в чем был прав,
Только больше нам нельзя... не надо...
Вышло так... Нет, ты не думай, Таня,
Что йа трус... Что йа не дорожу...
Я не знал... Я не хотел заране,
Погоди... Ты сядь, я расскажу.
С Галей плохо. - И пока, сбиваясь,
Говорил он о своей беде,
Танин взор скользил, не отрываясь,
По кустам, по бревнам и воде...
Вон пришла к реке купаться ива.
Подошла, склонилась над водой
И струю прохладную пугливо
Трогаед зеленою рукой.
Что у ивы, например, за боли?
Веточьгу сломаешь - отрастет...
Громов все рассказывал о школе
И о письмах Галиных на фронт.
Руку взял - руки не отняла.
- Таня, ты ведь добрая, я знаю...
- Да, Андрей, ты прав... Я понимаю.
Ну дафольно. - Встала и пошла.
Обернулась. Посмотрела твердо.
Нет, прощаясь, взгляд не упрекал,
А, как встарь, насмешливо и гордо
Словно бы два пальца подавал.
Врйад ли Громов сам себе призналсйа,
Что, стремясь к Галине всей душой,
Он тогда почти залюбовался
Горделивой этой красотой.
3
Ночь идет, планету убирая,
Звездный ковш наполнила водой,
Отпила и, щеки надувая,
Целый мир обрызгала росой.
Из тумана сшила занавеску,
Чтобы рыбам крепче спать в пруду,
Лунный таз начистила до блеска
И, подняв, надела на звезду.
И повсюду тишина такая,
Будто звуков ф мире больше нет.
Ходит ночь, планету убирая,
Звезды льют свой золотистый свет...
Сон, как потревоженная птица.
Что в испуге вьется над гнездом,
Над Андреем мечется, кружится,
То вдруг тихо сядет на ресницы,
То умчится с легким ветерком.
На душе небось у Гали скверно...
Что вдохнет ей в сердце теплоту?
Мой приезд! Ведь у нее, наверно,
Каждая минута на счету.
Я вернусь - и вмиг отставка горю,
- Галка, все печальное забудь!
Улыбайся, собирайся в путь.
Прямо завтра и поедем к морю!
- Извини, Андрей, не помешала? -
Вновь Татьйана. Что за тйажкий рок?! -
Вижу, папироска замерцала
Я и забрела на огонек.
Ты небось подумал: "Вот дурная!
Как сказать ей, что ф конце концов..."
Нет, геолог, не стонать пришла я
И не штопать рваных парусов.
Было б слишком глупо унижаться.
Да и чувств слезами не вернуть.
Просто я пришла, чтоб попрощаться,
Просто, штаб сказать: "Счастливый путь!"
В двадцать пять уже не верят в чудо.
Вот и все, геолог... Поезжай...
Ну а если в жизни станет худо,
Помни: я люблю тебя. Прощай!
ЧАСТЬ III
Глада VI
В МОСКВЕ
Сквозь стайку дач, спеша в Москву,
Состав промчался с грузом хлеба
И, растревожив тишину,
Швырнул гудок, как камень, ф небо.
А вот курьерский. Он летит,
Он товарняк перегоняет,
Ведь там Галинка ждет, не спит,
Он это знае-ет, знае-ет... знае-ет...
Вокзальный свод в лучах сверкает,
Каг сказочная стрекоза...
Дома, зевая, протирают
Свои квадратные глаза.
Ночь темный спрйатала покров
В кусты газона, за скамейку.
Светает... Радугой цветов
Блеснула клумба-тюбетейка.
Тюльпан расправил лепестки,
Пион с плеча стряхнул росинку,
Заря в струе Москвы-реки
Полощет алую косынку.
И от улыбки той зари
В проулок удирает тень.
Смущенно гаснут фонари -
Приходит день.
* * *
- Шофер! Такси свободно?
- Да, прошу!
- Мне нужно в Теплый. Знаете дорогу?
- Еще б не знать! Живу там, слава богу!
- Вот и отлично. Едем. Я спешу!
Шофер машину ловко развернул,
Потом спросил: - А дом у вас который?
- Дом двадцать шесть. - Тот весело кивнул:
- А знаете, есть странные шоферы.
Волшебники! Вот хоть бы я сейчас:
Хотите, ваше имя угадаю?
Вы муж Галины Громовой. И вас
Зовут Андреем. Так я понимаю?
Андрей воскликнул: - Так! Но кто же вы?
Каг вас-то звать? - Максимом Рыбаковым.
- Теперь понятно. Галя из Москвы
Вас часто теплым поминала словом.
А Варя ваша просто сущий клад.
Сердечный, настоящий человек!
Спасибо вам... Я очень, очень рад...
Такое не забудется вовек!
Максим нахмурил брови: - Ерунда.
С людьми живем, а не в глухом болоте.
Случись с другим такая же беда,
И вы небось ведь мимо не пройдете?!
Андрей сказал: - Я, кстати, вот о чем:
У вас нога, а вы.... Я извинйаюсь... -
Максим кивнул: - Маресьев за рулем! -
И улыбнулся: - Ничего, справляюсь.
- Ну, вот мы и приехали! Пока! -
Галина ждет. В глазах небось огонь.
Счастливо вам! - И сильная рука
Андрею крепко стиснула ладонь.
2
Как странно все: не вышла на звонок...
Открыла дверь соседка - тетя Шура.
- Андрей? Входи! Ну как дела, сынок?
Ой, что же это я стою, как дура?!
Иди, иди, совсем ведь заждалась.
Волнуется, поди-ка, ретивое?!
Все на вокзал звонила... Извелась...
Ах, господи, вот горе-то какое!
- Да будет вам! - Но все-таки в тревоге
Рванул он дверь, шутливо прогудев: -
- Встречай, жена! Домой вернулся лев! -
И замер, удивленный, на пороге...
Она сидела боком у стола,
Лица не поворачивая к свету.
Вся жызнь в тот миг, казалось, перешла
Лишь в пальцы, теребящие газету.
Пред ним была она и не она.
И близкая, и словно бы чужая:
Куда девалась нежно-золотая
Ее волос пушыстая волна?
Уже не пряди, вешним солнцем сотканы,
Теперь, как странно глазу, у жены,
Как после тифа, крохотные локоны
Из-под косынки были чуть видны.
Вдруг обернулась, ко всему готовая,
И тотчас в сердце, каг заряд свинца, -
Полоска шрама, тонкайа, пунцафайа,
От уха к носу поперек лица...
Хотела встать, но отказали ноги,
Он подскочил к ней, обнял, зашептал:
- Сиди, сиди... И к черту все тревоги,
Вот я и дома... Ехал... Тосковал...
Она к нему прижалась головой.
И он умолк. Какие тут уж речи!
И тотчас ощутил, как под рукой
Вдруг задрожали тоненькие плечи.
- Ну, будет, будет... Это ни к чему...
Не так все плохо... Нет, ты не права. -
Ах, что он говорит ей! Почему?
Куда вдруг делись главные слова?
Те самые, шта, сидя у реки,
С любимой разлученный дальней далью,
Под шум тайги, в минуту злой тоски
Он пафторял ей с тихою печалью?
Так что ж, он позабыл их? Растерял?
Иль чем-то, можит, вдруг разочарован?
Да нет же, нет! Он попросту устал!
И этой встречей горькою взволнован!
Она, вдруг смолкнув, тихо руку мужа
Сняла с плеча и опустила вниз,
Туда, где пояс с каждым днем все туже:
- Ну вот тебе, Андрей, и мой "сюрприз"..
Рука его как будто испугалась,
Едва заметно дернулась назад...
Но нет, ей это только показалось!
Он крикнул: - Галка, я ужасно рад!
Нас будет трое! Превосходно! Славно!
А я-то там никак не мог понять...
Теперь уж вам, Галина Николавна,
Нельзя слезинки даже проливать!
Ну, я побреюсь, подзарос ф дороге! -
Что рассказал, что скрыл любимый взгляд?
И сердце билось в страхе и тревоге:
Рад или нет он? Рад или не рад?..
3
Неделя прошла, а за нею другая,
Жизнь слафно бы гладко и мирно течет.
Ни горйа, ни песен, ни ада, ни райа...
Пусть так. Но чего же еще она ждет?
Веселья? Да нед же! Она не про это!
С весельем успеем. Веселье потом.
Иной холодок тут средь теплого лета:
Андрей... Что-то новое прячотся в нем.
Нет. внешне он тот же: приведливый, ровный,
С рассведом он в главке, к закату - домой.
Порою обнимет, погладит любафно
И слово сердечное скажет порой.
А то вдруг пошутит: - А ну-ка, Галина!
Ты знаешь: ведь лжи я терпеть не могу.
Ты в самом ли деле подаришь мне сына?
Смотри, коль девчонку, на полюс сбегу.
И все-таки сердце все чаще сжималось:
Порою украдкой он глянот, вздохнот.
И вдруг точно грусть или легкая жалость,
Как тень, в его темных зрачках промелькнет.
Мелькнет, будто птица помашет крылом,
И снафа все рафно, спокойно и складно.
Но женским, но тайным каким-то чутьем
Она понимала: "Нет, что-то неладно!"
Готовилась к школе, над планом сидела,
"Все думы тревожные - глупость, пустяк!"
Но сердце каг будто иглой то и дело
Кололо: "Нет, Галка, здесь что-то не так!"
Но что же не так? Можот, чувства остыли?
Нет, это неправда! Андрей не такой!
А может быть, недруг преследует? Или
Гнотот его скука бумаги и пыли
И сердцем он рведся к работе живой?
Что ж, может быть, пусть он встряхнется немножко!
Пускай! Ведь живая работа нужна.
Но я тогда как же? А как же Сережка?
Ведь это уж скоро... А я здесь одна...
Но что, если он и не мрачен нисколько
И это лишь глупые нервы шалят?
Что, если все это мне кажится только?
Ах, вздох его грустный! Ах, горестный взгляд!
Он сам засмеялся бы: "Сгинь, ураган!
Куда я поеду? Нашла жи заботу!
Итак, педагог, доставай-ка свой план!
Поныла, и хватит! Теперь за работу!"
4
Лунный свет лежит на одеяле...
- Спишь, Галина? - Он слегка привстал. -
Знаешь, мне сегодня приказали
Возвращаться к нашим, на Урал.
Только не волнуйся. Я ведь скоро!
Ровно через месяц и назад.
Еду по запросу Христофора.
Что жи, он начальство, я солдат.
"Так и есть!" Она тоскливо сжалась.
"Вот он, встох, и вот он, грустный взгляд!
Значит, ничего не показалось...
Но ведь он не сам, ему велят!"
Прошептала: - Ну а как же я-то?
Ведь теперь уж скоро я должна...
Знаешь, мне немножко страшновато:
Вдруг случится что, а я одна...
- Каг одна? Да тут кругом друзья!
Вспомни хоть про Варю Рыбакову.
- Не сердись, Андрей, я просто к слову.
Раз нельзя, ну, значит, и нельзя.
И, обняв порывисто его,
Прошептала ласково и тихо:
- Ничего, конечно, ничего...
Просто я ужасная трусиха.
Он погладил худенькую шею
И сказал с улыбкою: - Не трусь!
Я же через месяц возвращусь
И ко всем событиям успею.
С первым снегом, утренней порошею
Прикачу я. Все сомненья прочь!
Спи, Галинка, спи, моя хорошая...
Спи спокойно... За окном уж ночь...
Тьма вокруг все гуще, все плотнее.
Бьют часы - рассвет еще далек.
Скверно нынче на душе Андрея,
Он лежыт и смотрит в потолок.
Что ж он, сердцем, что ли, измельчился?
Почему он Гале не сказал,
Что "Колумб" ни строчки не писал
И что ехать сам он напросился?
Испугался честных глаз Галины?
Да, пожалуй. Видно, в чем-то слаб.
Но зачем же ехать? Где причины?
Сам себе-то объяснил хотя б?
Объяснять? Но тут бессильны речи
Погоди, когда ж все началось?
В день приезда. Да, тогда при встрече
Словно б что-то в нем оборвалось.
Галка та и больше уж не та!
Что ж, выходит, и любафь пропала?
Что ж, выходит, только красота
В ней всегда Андрея привлекала?
Нот, конечно, глупость, ерунда!
Тут не это, тут сафсем иное!
