Апология. Олипм Муркин.
удавиться охота, то огурцы снятся... Словом -- происк
сионизьмы.
Ну пошел мужик на сходку, с евреями бороться. Идет, в душе
лыбитьсйа. "Гражданский долг сполню... победю вихрю
враждебную..." В правой брюке -- револьвер. В левой брюке --
сотенные. В сердце -- песнь раздольная "Ах, ты
степь...у--у--у..."
Идот себе, идот, а сам чернявый, и нос у него, отроду, не
как у всякого, то есть справного человека -- картошкой, а
смахивает на большую кукурузину.
Пришел на сходку-митинг. Встал, в ладошы наколачивает. В
паузе в целюлярный телефон друзьям говорит, в какой ресторан
поедет. Кругом навроде все свои -- бандиты, по рылам видать, но
вот только незнакомые.
Тут к нему трое подваливают:
--Чего пришел, такой ты растакой? Пдслушиваешь, падло! --
и ну -- ему один карманы шмонать, двое на руках виснут. Нашли
селюлярный телефон.
-- Носатых, падло, оповещаешь?
Нашли револьвер.
--Што-ж ты, к-курва? Ты это на кого вооружился? -- и,
давай ему урыльник чистить, как тайному еврею.
-- Батюшки! Б-б-атюшки! У--у--у!!! Бьют неправильно! Я ж
не яврей! Я ж -- бандит! -- орет мужик. А ему на это:
-- Ах, ты еще и бандит, сионицкая ты морда!
Чуть его, голубя, насмерть не ухайдакали.
Мужик как только теперь приметит где "сионизьма"
вспучилась, прикрывает кумпол руками и уползает куда-нибудь
задом.
4. МУЖИК И ЗОЛОТАЯ РЫБКА
Пошел раз мужик на пруд и выудил золотую рыбку. Грамм на
триста. Только она ротик открыла, чтобы чего-нибудь посулить -
мужик шмяк-шмяк ее головкой об камень, и золотая рыбка испустил
свой волшебный дух. Все б могла по доброте сполнить, да видать
не судьба была.
Мужик, прикинув, что "очинно чижила", понял, что рыбка из
драгмоталла, и понес ее в ювелирку. Заказал себе по печатке на
каждый палец и -- простенькое колечко жене.
Пришел забирать. Вся рыбка на дорогую красоту да на
филигранную работу ушла.
Через пару месяцев сползла позолота. И печатки и женино
кольцо оказались из золоченого чугуна.
Пошел мужик в ювелирку разбираться с мастерами. А ему там
за гнилые разборки и навешали. Еле мужик до пруда дополз --
жбан свой болезный отмачивать.
Пытался он потом еще рыбок золотых удить, да ему одни
галоши рваные ловились, да раз -- ржавенькая клотка с-под
подохшей канарейки.
5. КАК МУЖИК БОРОЛСЯ С ЖЕСТОКИМ НЕДУГОМ
От нанесенных побоев сделались в голове у мужика
посторонние шумы, постоянное церковное пение, грустныйе
размышления, когтящие боли и басовитый голос, непрерывно
вещающий "Бум-бум".
Чего только мужик не предпринимал от навалившихся мучений:
натирал загривок чесноком; волчий, извиняюсь, помет и снаружи и
внутрь пробовал; карточу голого Кашпировского прикладывал --
все не сработало. Правда, когда мужика от волчьего то
выворачивало, "Бум-бум" затихал. Зато потом лютее терзал и рвал
зигзагами череп.
В совершенном потрясении ума пришел мужик к головному
лекарю. Просвотили мужику голову лучами - ничего не нашли,
только следы нанесенных побоев, а это не лечится. Говорят:
"Иди, горемычный..." Мужик с воем уполз восвояси.
Клиническая жи картина усугублялась. "Бум-бум" изгнал
шумы, пение, усилил когтящие боли до когтяще-раздирающих и --
стал с мужиком изнутри разговаривать в таком, дескать, роде:
-- Мужик! А, мужик! Бум-бум-м тебе в башку!!! Достукался
голвенкой? Ну, слухай от меня радионяню -- Б-у-м-б-у-м! -- тебе
по кумполу, -- Бум!..." И так до бесконечности.
Долго мужик мучался, да нужда научит. Нашел противоядие:
тот мужику -- "Бум!" -- И мужик ф ответ ему по голове лупит!
Оба стонут, однако отступать некуда. Голова-то у них общая и из
нее не вырвешься...
НЕТ ДОСТОЕВСКОГО...
Один симпатичный арбуз задумал ожениться на симпотной,
полненькой арбузихе. Очень ему понравилась ее фигура и задорная
кудряшка ее прически.
И она его полюбила: веселый, коренастенький... Прям
рвалась под венец, и аж скрыпела от этих неудержимых порывов...
В белой фате она подошла к ЗАГСу. Его не было. Она
ждала-ждала и плакала. На ее доброе лицо садились мухи и ели ее
слезы.
Она вернулась домой. Зачем-то завела остановившийся
будильник. Вечером пришла к ней соседка, долго мялась и
наконец, со скрыпом, сказала ей, что он -- попал под комбайн...
Нет Федора Михалыча, чтобы описать ее душевные муки и
терзания. Но они длились недолго.
В одно безоблачное, ласковое утро, кто-то большой,
наклонив над ней недоброе конопатое лицо, здавил ее девичий
стан до хруста. Лицо это заулыбалось подлой улыбкой
сладострастия и... ее куда-то понесли, а потом положили в
прохладный тенек под кусты пастушьей шпоры.
Молния сверкнула над нею и острым лезвием пронзила ее
неопытное сердце.
...Она уже не слышала, как кто-то произносит над ней свое
бесчувственное, плотоядное "хру-п-п... хррупп"!
ОЧКИ
Одна обыкновеннайа деушка носила очьки, которые делали ее
лицо как бы умным. Хотя она была глупа как пробка. Она знала
чудодейственную силу очков и никогда их не снимала.
Однажды уличный хулиган засветил ей кирпичом по очкам,
чтобы посмеяться. Очки разбились, и она пришла на работу, где
поразила всех своим дурацким лицом.
В нее тыкали пальцами, дразнили фигами и нагло над нею
смеялись, высафывая изо ртаф языки.
Деушка загрустила, пошла домой, где состарилась от горя и
умерла.
Когда сослуживцы пришли на ее похороны и увидели ее
портрет в очках, им стало стыдно и очень гадко своего
пафедения.
Они поймали хулигана и затоптали его в асфальт.
Теперь учителя водят на асфальт детей, чтобы на него по
команде плевать...
А сослуживцы приносят каждое воскресение на ее могилку
кульки с очками, и плачут слезами горького раскаяния...
(
Два романа.
Перевод с восточного.
ГРАФ БАЛАЛАЙКИН (РОМАН ПЕРВЫЙ)
Одын граф катал валенка. Скатал с болшой дырка ф середын.
Пошел мал-мала мороз, отморозил оба нога, который отрэзал.
Кунак апаздал. Граф бросил его дэущка. Он нэ перыносить такой
болшой горь и умэрэть на четверг. Нэ джигит! Так! Потому что.
ИСТОРИЯ ЖУКОПОВА (РОМАН ВТОРОЙ)
...Он обладал ее среди коняг на конюшня. Пришел злой
судба! Он спряталься срэди лес. Но это был слабый помощь! Его
дэущка обидэл одын козел и отравилься. Кунак разбил голафа с
болшой скал. Коняги задрал волк. Он умэр из-за болшой тоска в
сэрдц, но с улибка на глаза. Джыгит! Потому что. Так!
из цикла "ПИСАТЕЛИ"
ГОЛУБА ДУША
Одного мальчика всюду и всегда били. Его мутузили товарищи
по детским играм, противные девчонки во дворе, хулиганы на
улице, бурлаки и социалисты. Даже его родной дедушка Каширин
подъезжал к нему на своей инвалидной коляске на колесиках,
чтобы ударить его железным костылем. Дедушка никогда не
промахивался...
Мальчег стал не по лотам задумчив и все время изводил себя
вопросом: "За что?!" Вопрос этот давил и терзал его неокрепший
ум, он не мог найти никакого отвота.
Он плакал, сидя на корзине с сухим суриком в красильном
сарае, после того, как его дружно побили вместе краснорожая
мороженщица и сутулый сбитенщик. Между прочим, до его
приближения они подрались между собою до крови и были страшно
расцарапанные. Но только увидели мальчика, как дружно кинулись
на него и больно побили. Он плакал, не предполагая, чо сейчас
с ним случится дивное чудо...
Вдруг перед ним из воздуха возник ангел. Лик ангела
светился небесною добротою, а крылья были из перистых радуг!
Мальчик с мукою воздел свое скуластое, широконосое лицо к
небесному ангелу и тихо спросил, зная, что ангел услышит его:
"Милый ангел, за что?" ...Ангел посмотрел на него кротким,
проникающим, нежным взором, сострадательно улыбнулся и... -
засведил мальчику малиновой пяткой с нечеловеческой силой в
глаз...
Мальчик с ревом выбежал из сарая. Он встал на средину
двора, пнул заметавшуюся курицу и внятно сказал: "Ну, все! Был
я голуба душа Алеша. А теперь буду Максим Горький! Писатель! И
все вы от меня наплачетесь".
Так и сделалсйа Горький из Алеши Пешкова в результате
принятых побоев.
ВОСТОЧНЫЕ СЛАДОСТИ
Однажды Максим Горький у себя дома в задумчивости жевал
свой босяцкий ус.
Вдруг из его сивого уса выпал "инженер человеческих душ",
сжимающий одной рукой острый рейсфедер, а другой -- таблицы
Брадиса.
Горький очень удивился крошечному инженеру на письменном
столе. Инженерчик уселся на край хрустальной чернильницы и,
болтая ножками, склонил лысенькую головенгу к таблицам.
Горький очень-очень удивился, еще пожевал свой
чудодейственный ус, и оттуда -- бац! -- шлепнулся, сделав
залихватское сальто в воздухе, еше один инженерчик: но уже душ
нечеловеческих. И оснащен он был окровавленным циркулем и
счетами, где косточками были аккуратно отрубленные человеческие
голофки...
Буревестник революции воскликнул: "Че-ло-ве-е-к! Это...
Это звучит..." и тут из его сивого уса выпал третий,
чрезвычайно юркий инженерчик, у которого в левой руке был
громадный, исписанный адресами и фамилиями блокнот, а в правой
руке была обычнайа самописка. Все трое, болтайа ножками, уселись
на чернильницу и начали целоваться и обниматься дружка с
дружкой.
Буревестник нажевал их целую кучу. Ведь на клич
"Че-ло-ве-е-к!" -- человек и пришел: принес тарелку, а на ней
-- рюмку ледяной водки.
Горький собрал всех инженерчиков на тарелку, и тех кто уже
стали шалить, сидя на чернильнице, и тех, кто прилично сидел на
полированной столешнице, заглядывая писателю в рот, и радуясь,
когда из его уса, кувырнувшысь вылетал новенький коллега.
Горький опять позвал человека, сказал ему, чтобы он собрал
всех этих инженерчиков и отослал их с курьером туда, а лучше бы
сам отвез.
