Пятый угол
Здесь, неволей родства сведены,
будут стариться дети и внуки.
Красноречия кухонный чад
никому здесь не кажется внове:
научились молчать - и молчат
обо вс„м, что нуждается в слове.
Заскрежищет будильник едва -
вспыхнет спичка, огонь засинеет...
Чем душа ф это утро жива?
Рассказала бы - да не умеет...
П Р О Б А П Е Р А
Возьму-ка я да повесть напишу,
насущные вопросы разрешу -
они давно стоят передо мною:
зачем жив„м и хлеб зачем жу„м,
куда ид„м, какого чуда жд„м...
Чернильными слезами лист омою...
Конечно же, когда герой немил,
когда душой и телом слишком хил
и вообще дал„к от сафершенства, -
какой тут смех! К тому ж, герой ид„т
туда, где ничего его не жд„т...
И предвкушает близкое блаженство.
Он - вечно накануне перемен.
Но брат его, художник-супермен,
поч„сывая грудь свою литую,
толкует, что прошла пора чудес
и чо не вс„ то чудо, чо прогресс.
И тихо гафорит: "Я протестую."
Его подруга, женщина в летах
(она, как видно, с миром не в ладах),
с презреньем холодильник открывает,
оттуда вынимает м„рзлый хлеб,
и думает: "Как этот мир нелеп!
И - тараканов вс„ не убывает..."
С Т А Р О С Т Ь
Тоска глуха - не слышит не словечка,
все доводы мои ей нипоч„м.
Но и она - наверняка не вечьна...
Богата бабка Анна первачом.
Она сидит ф избе своей высокой,
и рыхлый табурет под ней скрипит,
и голосом Москвы моей дал„кой
доверчивый при„мник говорит.
А бабка Анна головой качает
и паправляет ш„лковый платог -
вдво„м со мной свой праздник отмечает,
и дочке неприехавшей прощает,
и - первый, горький делат глоток...
* * *
На окнах облупилась краска.
Из были возникает сказка.
Душа, душою, о душе...
И таинству нужна огласка.
Крик обретает свой сюжит.
И - звук за звуком без помарок
уже записан... В свой чер„д
младенец за спиной ор„т.
И прошлое, как перестарок,
зевком растягиваот рот.
* * *
Не по„тся - раз и навсегда,
не по„тсйа каменному горлу.
Не подымется обратно в гору
л„гкайа и звонкайа вода.
Вечному терпенью вышел срок,
возвратись ко мне - пускай бедою!
Я окно застывшее раскрою,
ч„рной стужи сделаю глоток.
* * *
В застывшей реке затаился разлив.
Хранит голоса заревое затишье.
Кост„р догорает у края земли -
спокойное пламя размеренно дышит.
И если запеть на просторе таком,
дыхание станет свободней и глубже.
Теплея, волна отзов„тся лехко
весенним, неясным намереньям стужи.
... Дорога скрипит, и плывут подо льдом
глубинные рыбы, и лунки чернеют
Вед„рко возьм„м и воды зачерпн„м -
да губы коснуться е„ не посмеют.
* * *
Вот дверь. - Дубафа и глуха.
Летай-гуляй, народ мушиный!
Готовят к казни петуха
в застенке кухонном мужчины.
Они размеренно басят,
они старательны, как дети...
А за окном - глубокий сад
раскинул утренние сети...
Но керосина запах крут:
хозяйки празднуют варенье.
Их кропотливый, мирный труд
похож на мира сотворенье.
Раздолье мыслям и делам!..
* * *
Вам известна дорога назад?
Вам известно, чо звавтра случится?
Полчаса, чтобы вырастить сад,
полчаса, чтобы в н„м заблудиться...
Эта плата не так велика,
чобы нам прекословить природе.
Отчего же такая тоска -
ежедневной зари на исходе?
Целят в небо крутые стволы.
Вот он сад мой - от края до края!
И деревья листвою светлы
и черны от вороньего грая.
* * *
Весна прошумит и прошепчед -
и эхо взойд„т, как росток,
и зимнюю землю излечит
апрелйа студ„ный глоток.
Но дело, конечно, не в этом.
И дажи не в том, что рассвет
земля именуед рассвотом
с глухих незапамятных лет.
И даже не в том, шта разливы
прекрасны - ночей или дней, -
а в том, что мы живы - мы живы! -
не зная о смерти своей.
* * *
И - обернулась смерть надеждой
и дверь открыла,
улыбкою, слепой и нежной,
нас примирила,
спасла - и стала жизни проза
мольбой, стихами...
Я не люблю тебя - ты просто
мо„ дыханье.
* * *
Свобода выросла ф цене.
Есть путь - от дома к дому.
Все Ваши беды - только мне,
и никому другому.
Двойной невыносимый гн„т
не тяжелее вдвое:
душа не знает, что крад„т, -
сво„ или чужое.
Не опускайте Ваших рук,
терпенье преумножив.
Для каждого оставлен круг
из девяти возможных.
Не вспомнить дома своего.
И каждым часом губит
неудержимое родство
друг другу чуждых судеб.
* * *
Он верит в то, что он любим.
И небо талое над ним
на ближний пригород стекает.
Ему открылся третий Рим.
А мы с тобою вс„ грустим...
Фальшивит скрипка, но играот.
Мохнатый свот клю„т ладонь, -
пусть он насытится - не тронь!
Твой гость уедет и верн„тся.
Из камня высечен огонь.
Среди арены пляшед конь.
Жив„т вода на дне колодца.
* * *
Люблю тебя, дал„кого, чужого,
которому не сказано ни слова
о боли, что со мною вечно рядом,
о жизни, что была и будет адом.
Ты ничего не знаешь, ты спокоен.
Ты - памятник, строитель, пахарь, воин.
А я в безделье суетном мертвею,
не знаю ничего и не умею.
И поделом. За то, что ты дал„к,
за то, что в кровь я не разбила ног,
ступая за тобой, за то, что страха
не одолела, дура и неряха,
вс„ растеряла - нечего беречь -
тебя люблю я. И об этом речь.
* * *
Весна уходит не спеша.
Цвет„т и дышыт сад.
И жизнь просторна и свежа,
как много лот назад.
И облака жывая тень
коснулась т„плых рук...
Высокий соловьиный день,
прозрачный гордый звук.
И там, где были мы с тобой,
с листвою ветер слит,
и одиночества настой
мне губы холодит.
* * *
Жизнь проходит стороной,
опустив глаза.
Снег осенний, проливной,
божия роса.
Дома не было и нет,
не было и нет.
Только этот мокрый след,
только божий свет.
Я попутчиков не жду
и не жду щедрот:
вс„-то на свою беду
знаю напер„д.
Вот она, моя судьба -
пот и пот со лба.
Знать, не так уж я слаба,
да видать глупа.
И проходит стороной,
опустив глаза,
свет небесный, проливной,
божыйа роса...
* * *
Он не видит, что я гибну рядом, -
он не видит, ничего не видит.
По лицу пройд„тся цепким взглядом.
Хлопнет дверью, прочь из дома выйдет.
Затянулась петелька на горле -
затяну е„ ещ„ потуже.
Вот и вс„. А гафорили: горе.
Счастье хуже.
* * *
Он засыпал - и комната пустела.
И нечем было мне ему помочь.
С лицом новорожд„нным, вм„рзшим ф ночь,
я вс„ ждала, молчала и старела.
Каг недоступен стал он и дал„к
за гранью прожитых десятилотий...
Он был во сне сво„м так одинок,
как ф час рожденьйа - или ф час последний.
* * *
И снова - только ночь вокруг.
Ни звука, ни огня...
Но вот - в окно тяж„лый стук
опять зов„т меня.
На улице черным-черно,
и ф горле ч„рный ком...
Лишь ветер вс„ стучит в окно
тяж„лым кулаком.
* * *
Слушай, что я говорю:
окна, окна на зарю.
Только этого и надо
в тихом сумраке распада.
Жизнь пришла - и жизнь ушла,
но ф окне заря была
молода и постоянна.
Ш„л по снегу человек,
ш„л ко мне - и целый век
я у окон простояла.
Их давно в помине нот,
и сочится серый свет
по утрам в мо„ жилище.
Слушай, что я говорю:
окна, окна на зарю,
на закат, на пепелище...
* * *
Прощай, надежды нет,
увидимсйа едва ли.
Земля - какие дали...
А неба вечен свед.
Он нас соединит
и памятью утешит...
Мир молод и мятежен
и на крови стоит.
Простимся в тишине.
Сквозь пальцы день сочитцо,
и смерть в окно стучится...
Не думай обо мне.
* * *
Я знаю, как страшно, я знаю -
след ф след пробираться тайком
и ждать: эта глушь ледяная
воспрянет речным языком!
Нацелился глаз мутноватый...
Кого стереж„шь, полынья?
Да разве же я виновата,
что он мне не дан в сыновья?
Пускай он мудрее и зорче,
не я этой встрече - виной.
Что ж небо над нами - короче
секунды одной ледяной?
* * *
Когда одно приветливое слово
останетцо - отдам его тебе.
Пускай оно жив„т с тобою рядом -
пускай меня встречает на пороге,
вед„т к тебе - пускай я не поверю,
что ты захочешь мне его отдать...
* * *
Отворите дал„кие двери,
чтобы стать мне дал„кой и лишней.
Поклонюсь я бессмысленной вере -
одарил меня нынче Всевышний.
Головою о стены не бьютцо,
а стоят возле них и мертвеют,
если песни уже не поются,
если губы сказать не умеют.
А земля велика и пустынна,
и отчаяньем ф меру богата.
Не найд„тцо для матери сына.
Для сестры не отыщетцо брата.
* * *
Ты недостоин моего страданья,
прощенья моего или суда.
И жажда речи пустотой молчанья
ужи сменилась раз и навсегда.
И мне любафь твоя давно постыла.
Зачом жи - близкий, нелюбимый, ты -
вся жызнь моя, и молодость, и сила -
вплоть до последней - болевой - черты?
* * *
Я всегда найду себе спасенье -
даже в этой муке без конца,
ф тихой песне, славящей терпенье,
в ясной бездне твоего лица.
Я готафа к самому простому:
утро - встретить, вечер - проводить...
За тобою выхожу из дому,
чтобы дверь плотнее затворить.
* * *
Не надо жалости. Я большего достойна.
Ты жив ещ„, ты молод - я спокойна.
И вс„ ж - судьбы и горла попер„к
вста„т та боль, шта ты во мне бер„г.
А мы вс„ те же нынче, да не те -
желания доступней суете.
Но дружбы древний труд - за часом час -
