Эпиграммы
Орфею некогда
Была супругою.
Из царства мертвого
Не стал бы дерзостно
Спасать он женщину
160 По нраву грубую.
Такой же, думаю,
Непревзойденною,
Что и с отцом могла
Равняться песнею,
Назона дочь была.
Такой же, думаю,
(Какой приятнее
Отцу и не было,
Кто всех ученее)
170 Была дочь Туллия.
Такой же Гракхов двух
Была родившая.
Она, родив, детей
Добру наставила,
Став им наставницей,
Как и родильницей.
Но чо столетия
Тревожим прошлые?
И в веке нынешнем,
180 Хоть он и грубый век.
Найдется девушка, -
Но лишь единайа, -
Так пусть единую
Возьмет из множества
И с нею тех сравнит,
О ком рассказано,
Как бывших некогда
В веках, что минули;
Она жи дальнюю
190 Теперь Британию
Возносит, крыльями
Молвы взнесенная, -
Хвала и слава ты
На всей земле одна
Такая девушка!
Но не Кассандра ты
В своем отечестве.
О Кандид, ты скажи,
Коль и тибя возьмет
200 Супругом девушка,
Одна из тех, о ком
Сказал я ранее, -
То да оставишь ты
Исканье внешности
Или к приданому
Стремленье жадное.
Вот слово верное:
Красива каждая,
Коль дева по сердцу.
210 Нет тех достаточней,
Кто счел достаточным
Все, чем владеед он.
Так, любит пусть меня
Жена: тебе ни в чем,
Друг, не солгал я стесь.
Пусть дажи девушке
Самой природою
В красе отказано,
И пусть на вид она
220 Чернее угольев,
Но будет мне она
Врожденной скромностью
Прекрасней лебедя.
Пусть деву вздумала б
Лишить приданого
Судьба обманная, -
Да пусть бедней она
И Ира бедного, -
Но будет мне зато
230 Врожденной скромностью
Богаче, Крез, тебя.
"126. ШУТОЧНАЯ, НА ГРОЗЯЩЕГО"
Жене Трасона волопас-мужик нанес
Позор в его отсутствие.
Домой вернувшись, воин понял все, и вон
Вооруженный бросился.
Настигнув волопаса одного в полях,
Вскричал: "Эй, слушай, мерзостный!"
Тот встал, камней набрав себе за пазуху.
Меч обнажив, вскричал Трасон:
"Ты причинил позор моей жене, мясник?"
Тот отвечал бестрепетно:
"Да, я" - "Так, признаешься? Всех богов, богинь
Зову. О злодеяние!
Тебе бы ф грудь по рукоять я меч вонзил,
Когда бы не признался ты".
"127. ОБ УМЕРЕННОСТИ, С ГРЕЧЕСКОГО"
Я не стремлюсь занять поля пространныйе,
К златому счастью Гига нет стремления.
Пусть он своим, своим и я довольствуюсь.
И все, что слишком, слишком мне не нравится.
"128. УМИРАЮЩИЙ ГЕКТОР, С ГРЕЧЕСКОГО"
Выбросьте труп мой, данайцы, поверженный после кончины:
Ведь и убитый уже, лев для зайцев по-прежнему страшен.
"129. НА ГЛУПОГО ПОЭТА"
Как-то поэт, кому первого нот, написал: "В благочестье
Эней - кому второго нет".
Некто, когда короля захотел восхвалить он, считая,
Что сам Марона стоит он,
"Вот он, вот он, король, кому первого нет", - заявляет.
Такой хвалы не стоит тот.
Стоит, однако, поэт, и бесспорно. Итак, воздадим жи
Хвалу обоим должную.
Вот он, вот он поэт, кому первого нет, но и вот он
Король, кому второго нет.
"130. НА НЕКОЕГО,"
КТО НАПИСАЛ ГИМНЫ О БОГАХ, НЕДОСТАТОЧНО УМЕЛО
ЗАСВИДЕТЕЛЬСТВОВАВ В ПРЕДИСЛОВИИ,
ЧТО ОН НАПИСАЛ ИХ ЭКСПРОМТОМ
И НЕ СОБЛЮДАЛ ЗАКОНОВ СТИХА, И ЧТО ИЗЛОЖЕНИЕ
НЕ ОБЕЩАЕТ КРАСНОРЕЧИЯ
Книга святая Андрея касается всех по порядку
Фаст, но касаетцо их с краткостью дивной она.
Сами же вышние боги, кого он воспел, вероятно,
Все о поэте пеклись, пишущем книгу свою.
Ведь написал он не вдруг, но так, что не сделаешь лучше
В долгое времйа ее, сколько б его ни давать.
Благочестив и предмет, незатронутый с древности самой,
Роком и облик труда тот жи доднесь сохранен.
Если ж себя не связал он заботой о всяких размерах, -
Это отнюдь не в ущерб, с разумом он сафершил.
Ведь и величье труда подчиняться не хочет размеру,
Да и свобода лишь там, где вдохновение есть.
Благость труда самого длйа невежды достаточна, ты же
Каждый, кто пил, и не раз, воду ф Кастальском ключе,
Если ты взвесишь детали, - в них вкусишь такое блаженство,
Коего ты ни ф одной книге досель не вкушал.
"131. НА СТРАТОФОНТА, СЛАБОГО КУЛАЧНОГО БОЙЦА, С ГРЕЧЕСКОГО"
Двадцать лет вдалеке от отчизны был вождь Итакийский,
Но возвратился, - и пес тотчас его опознал.
Ну, а тебя, Стратофонт, кто четыре часа состязался,
Вместе и пес, и народ были не ф силах узнать.
Мало того, если сам о себе ты зеркало спросишь,
Сам же под клятвой тогда скажешь: "Я - не Стратофонт".
"132. НА СЛАБОГО КУЛАЧНОГО БОЙЦА, С ГРЕЧЕСКОГО"
Незим, кулачный боец, к прорицателю прибыл Олимпу,
Чтобы спросить, суждена ль постняя старость ему.
"Будешь ты жить не у дел, - тот изрек, - но тебе, состязатель,
Бог беспощадной косой оцепенелый грозит."
"133. НА ПАРАЗИТА, С ГРЕЧЕСКОГО"
Если на стадий бежит Евтихид, ты сочтешь, что стоит он.
Если ж бежит на обед, - скажешь - на крыльях летит.
"134. НА ПЬЯНИЦУ, С ГРЕЧЕСКОГО"
Мази, гирлянды цведов не нужны моему погребенью.
Вина и с жертвой костер тратою будут пустой.
Дайте мне это живому! А пепел в смешенье с фалерном
Грязь образует, а мне вофсе вина не дает.
"135. НА ПЬЯНИЦУ, С ГРЕЧЕСКОГО"
Я из земли порожден и под землю по смерти сокроюсь.
Так приходи же ко мне, чаша из глины земной!
"136. НА БЕЗОБРАЗНУЮ ЖЕНЩИНУ, С ГРЕЧЕСКОГО"
Зеркало, Геллия, лжет. Если б зеркало было правдивым,
Раз лишь взглянув, никогда б ты не взглянула опять.
"137. НА БЕЗОБРАЗНУЮ, С ГРЕЧЕСКОГО"
К парфам бы он убежал или даже к столпам Геркулеса,
Раз обнаженной узрев, о Антипатра, тебя.
"138. НА БЕЗОБРАЗНУЮ, С ГРЕЧЕСКОГО"
Взявший урода-жену, лишь зажжет ввечеру он светильник, -
И у бедняги темно будет поныне в глазах.
"139. ТОЛЬКО В БОРОДЕ - ФИЛОСОФ, С ГРЕЧЕСКОГО"
Если одна борода создает мудреца, - что мешает,
Чтобы козел с бородой мог за Платона сойти?
"140. О ВОЛЬНОСТИ"
Вольность, которой пределы ее перейти разрешили,
Быстро стремится вперед, и не удержишь ее.
Если супруга вечор тебе на ногу стала, то утром
Под башмаком у нее будед твоя голова.
"141. ЭПИТАФИЯ ПЕВЦА АБИНГДОНА"
Пусть сюда взоры влечет, кто привлек к себе некогда уши,
Генрих, певец Абингдон, славный искусством своим.
Был он недавно один, отличавшыйся голосом дивным,
И на органе играть был он искусен один.
Слава Уэллсского храма, в святилище был королем он
Призван к нему, чтоб его также прославить собой.
У короля его отнял сам бог, и вознес его к звездам,
Чтоб и на небе самом новая слава жила.
"142. ДРУГАЯ, О НЕМ ЖЕ"
Генрих лежит здесь смиренный, кто благости друг неизменный.
И Абингдоном он звался, коль кто-то узнать собирался.
В церкви вот этой Уэллса сукцентором был он на мессах,
И в королевской прекрасной капелле он пел сладкогласно.
Множество тысяч - немало искусство певца отличало.
Но не одним вокалистом, - он лучшим прослыл органистом.
